Роберт Хелленга - 16 наслаждений
На следующий день специальный курьер доставил мне мою книжную сумку прямо в монастырь. Том Аретино исчез, но вместо него в сумке лежала вырезка из «Ла Нацьон». Там были фото коленопреклоненных монахов в нефе и перебинтованных фресок, а также короткая заметка о героических усилиях доктора Постильоне и – к моему удивлению – его помощницы-добровольца, неизвестной cittadina, которая совершенно случайно зашла с улицы в церковь. Мне было так приятно, как будто мэр Бартеллини вручил мне ключ от города.
Глава 9
Non voglio morire[119]
Сестра Агата Агапе заболела. Прошла неделя. Я была очень занята, но мне не хватало ее радостного присутствия на вечерних сходках, и я очень переживала, узнав, что она скорее всего не выживет. Старые монашки, выбравшие для себя обет созерцания, как мне сказали, обычно могли предугадать время своей смерти, иногда даже с точностью до минуты. Но, по всей видимости, это не относилось к сестре Агате, поскольку отца Франческо дважды вызывали посреди ночи, чтобы совершить обряд последнего причастия, и оба раза сестре Агате становилось лучше до того, как он появлялся.
Я с сожалением узнала также, что отец Франческо, живший в противоположной от лазарета половине монастыря, дал четко понять послушницам, что это их обязанность сидеть возле сестры Агаты и что он не хочет больше ложных вызовов. Он даже побранил сестру Марию в присутствии сестры Агаты, обвинив ее в том, что она устраивает ложную тревогу.
Во время вечерних сходок в sala сотшге никто ни о чем другом не говорил. Монашки, как вы знаете, очень зависимы. Монахи могут быть самостоятельными после того, как посвящены в духовный сан, а монашки даже не вправе сами проводить мессу без мужчины. Или совершать миропомазание больного. Но отца Франческо здесь явно недолюбливали. Когда он входил в sala сотипе, что случалось крайне редко, сестры припадали на колени и просили его благословения, но за глаза они охотно критиковали его. Что если сестра Агата умрет раньше, чем он успеет прийти и совершить последний обряд? Это было вполне возможно. И если такое может случиться с сестрой Агатой, значит, может случиться с любой из них!
Я разделяла негодование монашек в адрес отца Франческо, но не их профессиональную заботу о благополучии бессмертной души сестры Агаты. Что если сестра Агата действительно умрет, прежде чем отец Франческо совершит последний обряд? Что это должно изменить? Мысль о том, что Бог может отказать в спасении души по какой-то технической причине, казалась мне морально отвратительной, больно было даже думать об этом.
Я старалась перевести беседу на более приятную тему: новые облачения, вторая книга сестры Чиары, продолжающаяся война с епископом, спасение фресок, строительство новой библиотеки на втором этаже. Но безуспешно. Я каждый раз наталкивалась на что-то примитивное и иррациональное, бравшее верх над этими просветленными заботами.
Решив больше не вмешиваться во все это, я держала свое мнение при себе и благодарила Господа Бога за то, что у меня было предостаточно детективов еще на целую неделю. Я планировала уехать домой незадолго до Рождества, но до отъезда я хотела привести книгу Аретино в порядок, чтобы ее можно было продать. Для этой цели я оборудовала небольшую мастерскую в квартире доктора Постильоне на площади Сайта Кроче. У доктора Постильоне – Сандро – в Риме был друг, дилер, занимающийся редкими книгами, который предложил помочь найти покупателя за небольшое вознаграждение.
Я навестила сестру Агату в лазарете, как это полагалось по обычаю, чтобы попрощаться.
Я подумала, что мы обе, каждая по-своему, были готовы отправиться домой. Она лежала распростершись на узкой кровати. Без рясы она выглядела совсем, по-другому. Ее старая седая голова с жиденькими волосами была коротко пострижена, пряди волос торчали во все стороны. Она потянулась к моей протянутой руке и пожала ее. Она всегда казалась мне крупной крестьянской женщиной, но под грубыми простынями выглядела тонкой и хрупкой. В ее рукопожатии не было силы.
– Это правда, что ты протестантка? – спросила она.
– Да, – ответила я, – но тебе не следует волноваться.
– Я глупая старая женщина, – сказала она. – Una vecchia sciocca.
– Не глупая, – возразила я. – Ты замечательная старая женщина. Ты напоминаешь мне мою маму.
Это было правдой, но не из-за какого-то особенного сходства, а потому что мне часто приходилось сидеть с больной мамой.
– Однажды к нам в деревню приехала протестантка, чтобы помочь сестрам с scuola materna.[120] Никто не хотел сдавать ей комнату; все боялись. Но тем не менее она прожила в деревне пять лет, и когда она уехала, все переживали. Она была хорошей женщиной. – Она вздохнула. – Tutto e possible.[121]
Она снова слабо пожала мою руку.
Я показала ей книгу, над которой она работала до болезни и которую я сама закончила реставрировать. Похоже, она осталась довольна бело-голубым капталом и попросила оставить книгу ей, что я и сделала.
– Что-нибудь еще, сестра Агата? – спросила я.
– Да, – сказала она. – Non voglio morire. Я не хочу умирать. Но не говори об этом другим.
Если бы не сестра Джемма, я могла ее больше не увидеть.
Когда пришла очередь сестры Джеммы сидеть с сестрой Агатой, она очень нервничала. Я впервые видела ее такой расстроенной.
– Как можно определить, что она умирает? – спросила она меня. – Я никогда не видела, как умирают. Что если я опять позову отца Франческо, а потом выяснится, что сестра Агата не умирает?
– Лучше перестраховаться, нежели после сожалеть о чем-то, – посоветовала я.
– Но он такой неприятный человек, – сказала она. – И потом, он устроил такой шум, когда сестра Мария позвала его. Он отругал ее в присутствии сестры Агаты.
– Почему вы просто-напросто не избавитесь от него и не найдете кого-нибудь другого?
– Он назначен епископом.
– А, ну да, – сказала я с пониманием, – епископ. Ну, тогда мало что можно изменить, не так ли? Тебе просто придется полагаться на собственное мнение.
– Ты не посидишь вместе со мной?
Мой взгляд, который спрашивал «Кто, я?», был взглядом Мадонны в Благовещение.
– Чем это может помочь? Я тоже никогда не видела, как умирают. Я об этом знаю не больше тебя.
– Ты боишься?
– Нет, конечно же, нет.
– Ну, пожалуйста!
У меня не было особого желания смотреть, как кто-то умирает, но и показать, что я боюсь, мне тоже не хотелось.
– Нам надо спросить разрешения на это у мадре бадессы.
– Я спрошу ее. Я уверена, она разрешит.
Разумеется она разрешила.
В коридоре по дороге в лазарет я встретила докторессу Бассани, которая сказала мне, что, по ее мнению, сестра Агата не переживет эту ночь.
– Sicuro?[122]
– Sicuro.
Докторесса была молодая жизнерадостная женщина и хороший профессионал. Ее научная компетентность внушала доверие. Она считала, что смерть, в конце концов, всего лишь естественное физическое явление. Ничего особенного в этом нет.
– Ее слабое сердце не справляется с циркуляцией крови, – объяснила она. – Либо у нее случится еще один инфаркт, либо сердце просто начнет биться медленнее и остановится.
– Как я должна понять, когда звать священника? – я задала вопрос с улыбкой на лице, чтобы показать, что я далека от предрассудков.
Она тоже улыбнулась мне в ответ.
– Вам не придется этого делать. Она не хочет никакого священника.
Лазарет представлял собой ряд небольших комнат, как в госпитале, с той разницей, что здесь не было поста медсестры, не было толкотни и суеты госпитальных коридоров, не было яркого света. Глубоко встроенные окна выходили на верхнюю лоджию крытой галереи. Все комнаты, кроме одной, были пусты. В комнате, где лежала сестра Агата, стояло четыре кровати и четыре маленьких столика… На одном из этих столиков на куске белой ткани были разложены принадлежности для последнего ритуала: распятие, две зажженные свечи, стакан с водой (наполненный наполовину), небольшая чаша с водой, льняная салфетка, бутылка со святой водой, круглые кусочки ваты на белой тарелке, немного хлеба на другой тарелке.
Сестра Джемма, бледная и угрюмая, ждала меня около двери.
– Я встретила в коридоре докторессу Бассани, – прошептала я.
Она кивнула.
– Она сказала, что все случится сегодня ночью.
Сестра Джемма продолжала слетка кивать головой.
Трудно было понять, спит ли сестра Агата или бодрствует, но она была еще с нами.
Она открыла глаза, когда я взяла ее за руку.
– Перестаньте… – ее пальцы слегка шевелились в моей руке.
Я села на деревянный стул рядом с Сестрой Джеммой. Мы обе чувствовали себя неуютно.
