Чак Паланик - Проклятые
Потеряв своего демагога, безмозглые роботы Гитлера увязываются за нами с Арчером и переходят по нашим следам Пустыню Перхоти. Естественно, я потребовала, чтобы они выбросили свои безвкусные повязки, и подкрепила приказ, показав им крошечные нечестивые усики.
Мы зашли не дальше Озера Теплой Желчи — мы с Арчером и наша компания подхалимов, — когда нам встретилась величественная женщина в сопровождении целой свиты кланяющихся, пресмыкающихся придворных. Троном ей служила огромная куча «Баунти», явно добытых нечестными методами, придворные толклись у ее расшитого кружевного подола. Эта безумная маньячка и истеричка с выпученными глазами была в маленькой то ли короне, то ли диадеме из жемчуга, примостившейся в гнезде сложно заплетенных волос. Пока придворные раболепствовали у ее ног, она заметила нас с Арчером, и ее слабая улыбка тут же пропала.
Арчер наклонился к моему уху и, пахнув на меня острым вонючим потом от футболки с концертным снимком «Рамонс», прошептал:
― Екатерина Медичи…
Если бы вы попросили совета у моего отца, он бы сказал вам: «Секрет успешного комика в том, чтобы не уходить со сцены, пока не услышишь чей-то смех».
В смысле, не сдавайся. Не падай духом. Заставь рассмеяться всего одного человека, потом используй это и продолжай шутить, чтобы развеселить других. Когда тебя сочтут смешным уже несколько человек, с ними начнут соглашаться остальные.
Надежно запихав усики Гитлера в карман юбки-брюк, я прислушивалась к советам Арчера.
― Она какая-то королева не помню откуда, — шепчет Арчер.
Королева Франции эпохи Ренессанса. Супруга Генриха Второго, умерла в тысяча пятьсот восемьдесят девятом году. Скорее всего ее осудили вечно гореть в аду за подстрекательство к избиению гугенотов в День святого Варфоломея, когда толпы парижан перебили тридцать тысяч человек.
Мы подходили все ближе. Глаза королевы остановились на мне; возможно, она чувствовала мою новообретенную силу и желание стать еще сильнее.
Гитлер накрепко сжился с ролью вопящего гневный бред хвастуна, графиня Батори зациклилась на вечной молодости и красоте. А Екатерина Медичи, похоже, оказалась слишком привязана к своему благородному происхождению.
Арчер остановился, а я пошла дальше. С каждым шагом расстояние между мной и моей новой противницей сокращалось. Сзади Арчер крикнул:
― Давай, Мэдисон! Всыпь ей по королевской заднице!
Надо признать, моя атака выглядела довольно детской. Я во весь опор помчалась на объект нападения, скандируя проклятия:
― Сейчас тебя урою, грязная жопа на палочке, вонючая, мерзкая, тупая, сопливая, наглая королева макаронников!
А потом я сбросила Екатерину Медичи прямо с конфетного трона и осыпала градом пинков. Я царапала ее ногтями, тянула за волосы, зверски щекотала и жестоко щипала. Наконец мне все-таки удалось принудить великую Медичи слопать целую горсть земли, умело опрокинув ее величество лицом вниз. А там хватило и моего небольшого веса, чтобы острие локтя, вставленного ей между лопатками, вынудило ее екатериничество пропыхтеть:
― Si! Si! Я Сучка фон Сучкинс и Дура де Дурри, и от меня воняет старой кошачьей мочой!
Естественно, ни Екатерина, ни ее паразиты придворные не понимали ни слова из того, что она произнесла, но Арчеру эта фраза показалась настолько комичной, что он буквально взорвался грубым хохотом.
Да, теперь я хочу настоящей власти. Ане привязанностей. Как я уже говорила, мне не нужна эта бессмысленная, бессильная власть. Зарубите себе на носу: быть мертвым — это не только сидеть, предаваясь раскаянию и самобичеванию. Смерть, как и жизнь, вы создаете себе сами.
Укрепив свою силу усиками Гитлера и алмазом Батори, я быстро и жестоко расправилась с этой ханжой-палачихой. Как только я отослала ее в склизкое болото к Адольфу, я возобновила свое путешествие с Арчером, а корону из жемчуга водрузила себе на голову. Оборванная свита ренессансных дам и господ увязалась за моим легионом последователей. Наша армия растет: фашистские зомби, приспешники Медичи, а за ними подхалимы Калигулы.
Можете списать мою новообретенную храбрость на эффект плацебо, но благодаря усикам громогласного деспота мои слова кажутся красноречивей. Каждое мое заявление гремит мощно и авторитетно, будто из репродуктора, и последователи готовы жечь по моему приказу книги. Чтобы с моей головы не слетела жемчужная диадема самодовольной садистки, я вынуждена держать осанку, что делает меня благородней и выше. Вдобавок я отбрасываю свои практичные мокасины и становлюсь на каблуки от Бабетт.
Не успели мы добраться до горизонта, как я уничтожила еще одного неприятеля — Влада Третьего, также известного как Влад Колосажатель, князя из семейства Дракула, который умер в тысяча четыреста семьдесят шестом году, запытав до смерти сто тысяч человек. Именно он вошел в легенды как вампир Дракула. У него я забрала инкрустированный камнями кинжал, целую компанию павших рыцарей и сундук, полный до краев шоколадных батончиков с нугой.
После того я использовала вышеупомянутый кинжал, чтобы добыть мошонку римского императора Калигулы. И его солидный запас шоколадных корзинок с арахисовым маслом.
Мы пошли дальше, следом за нами — половина всех послушных идиотов мировой истории.
Я спрашиваю Арчера:
― Так ты в аду за то, что воровал хлеб? Прямо как… Жан Вальжан.
Арчер молча смотрит на меня.
― Ну, номер двадцать четыре шестьсот один. — Я неопределенно, по-французски, махаю рукой. — Один герой «Отверженных».
― Не, не совсем за хлеб, — отвечает Арчер.
Наш путь приводит нас в Рощу Ампутированных Членов, гротескную чащобу из отрезанных рук и ног, перемешанных стоп и ладоней. Вокруг валяются пальцы без тела и другие конечности, утраченные владельцами, все, что ампутировано на поле боя или выброшено из больниц, а не похоронено, как положено. Ну и вездесущие бесполезные шарики из поп-корна.
Тут я забираю пояс короля Этельреда Второго, английского монарха, из-за которого в День святого Брайса погибло двадцать пять тысяч датчан. На его пояс я подвешиваю отрезанную мошонку, инкрустированный драгоценными камнями кинжал, крошечный скальп-усы — трофеи моей борьбы за собственную крутость.
Вскоре к моим талисманам добавляется церемониальный румал, или платок, которым глава секты по имени Таг Бехрам задушил девятьсот тридцать одну жертву. Мой пояс — доказательство того, что вежливенькая девочка из частной школы стала грозной принцессой-воительницей, которой плевать на этикет. Я — анти-Джен Эйр.
Почти походя я низвергаю Синюю Бороду, знаменитого Жиля де Рэ, и присовокупляю к гротескным трофеям, что болтаются у меня на поясе, его бракмар — орудие, которым он убил шесть сотен детей, одновременно их насилуя.
С каждой победой за мной увязывается новое войско приспешников.
Во время всего моего паломничества-перерождения конверт с результатами теста на полиграфе остается аккуратно сложенным в кармане моей юбки-брюк.
Мы мерно и неумолимо шагаем под небом, обугленным оранжевым пламенем.
― Я стащил хлеб и подгузники, — вдруг говорит Арчер, — и отнес их домой старушке.
― Только не загружай мне, что перестрелял всю школу, как раньше.
Арчер отвечает:
― Просто послушай, ладно?
Он принес матери хлеб и памперсы, но тут обнаружилось, что он от нервов украл не тот вид подгузников. Вместо марки с пластмассовыми липучками Арчер взял обычные, которые закрепляются булавками. Чтобы как-то исправить дело, он предложил матери булавки из своей щеки и сосков. Видимо, одно из этих негигиеничных панковских украшений укололо его сестричку. Слабенькая девочка скончалась от заражения крови практически за ночь.
Чувствуя, как неловко ему было в этом признаваться, я специально старалась на него не смотреть. Я просто шла рядом с Арчером, а за нами тянулась наша армия. Я смотрела вперед, а у меня на поясе болтались и сталкивались друг с другом разнообразные талисманы, фетиши и предметы власти. Я выпрямилась, чтобы лучше сидела новая жемчужная корона, и, стараясь сохранить тон бесстрастным и небрежным, спросила, не потому ли его навечно прокляли — за убийство младшей сестры.
― Да, с сеструхой фигово вышло, — сказал Арчер, не отставая от меня. — Правда, тут еще вот какая шняга…
И тут над далеким горизонтом встают башни, зубцы и бойницы головного офиса ада. По пятам за нами выступает наша армия — самые мерзкие бандиты и преступники за всю историю человечества. Наши легионы выросли почти до бесконечности. От нашего марша трясется земля и крошатся в пыль ириски. Мы идем, как на парад, и всякие прихлебалы выбегают вперед, чтобы засыпать наш путь ароматным ковром из конфет, леденцов и жвачек. Наши сундуки ломятся от трофейных сладостей.
