Татьяна Соломатина - Акушер-ха!
Тяга к жизни
Поздним-поздним вечером, когда я ещё не была эгоистичной бездельницей, а напротив — альтруистично трудилась акушером-гинекологом, мне позвонила некая дама, мол, «от Мариванны, которая вторая жена Петрастепаныча, а первая его у вас рожала, ну помните?» Типа, они у меня все в бальную книжечку записаны, ага. И сказала, что у неё срочная проблема. Потому что завтра из дальних странствий возвращается муж, а у неё какое-то перепелиное яйцо висит в том самом месте, которое как раз необыкновенно важно для подобных встреч.
Пришла. Я её в приёме осмотрела. Да, обычная такая себе киста бартолиниевой железы хэзэ природы (а про себя-то думаю, что гонорейной). Я ей — пятое-десятое, приходите завтра, бакпосев, то да сё. И тут она достаёт из кошелька такое количество аргументов, что я дрогнула. «Это ж, — думаю, — пятнадцать минут работы скальпелем и иглодержателем и моё жалованье за двенадцать месяцев беспорочной службы». Даже Гиппократ не устоял бы. Тем более он сам и говорил: «Деньги вперёд». Это потом в Присяге советского врача всё извратили.
Утихомиривая по дороге остатки врачебной совести, я ей, мол, ну, сделаю я вам сейчас, а завтра-то — ещё низя, потому что бо-бо. Так, может, всё-таки… А она перебивает: «Делайте! Там разберёмся!» Рисковая такая тётка. А обаятельная — сил нет. Я обычно женщин как класс не замечаю. И мужику-то обаяние ой какой длины надо иметь, чтобы моё внимание обратить. А тут прям ну влюбилась. Сил нет какая очаровательная тётка, хоть и при кисте.
Потащила я её в главный корпус в ургентную смотровую. С собой — набор инструментов металлических, материалов шовных и акушерку, в боях проверенную, чтобы патроны подносила и которая не настучит никому.
Все быстренько под местной инфильтрационной[54] состряпали. Я тетке говорю:
— Может, я тебя в какую-нибудь палату уложу? Полежишь часок-другой, потом такси вызовем, чтобы всё путём.
Она подскочила — вся хохочет:
— Да что вы, что вы! Мне так прекрасно без яйца, что я прямо вся цвету и пахну! Спасибо, доктор, я пойду, хотя тоже вся в вас уже влюблённая! — И поскакала.
Спустя полчаса я курю на ступеньках приёма роддома. И вижу картину, от которой у меня надпочечники начинают провоцировать развитие феохромоцитомы[55]. Тётку эту, всю из себя такую, два здоровенных амбала под ручки ведут прямо ко мне. А она белая-белая, как хлорка в порошковом состоянии. В руках пакет. А в пакете — бутылка абсента из ближайшего супермаркета.
Она решила, что за такую вот мою любовь и красоту ООНовского гранта, что она мне налом отвалила, — мало. И вместо цветов бутылку захотела мне вручить. Причём немедленно. А уж от любви ли ко мне, внезапно её посетившей, или от страхов и треволнений, внезапно догнавших, коллапс у неё маленько приключился — мне неведомо.
Мы ей по вене «живой воды» со всякой глюкозой и аскорбинкой вкололи.
— Лежи, — говорю, — полчаса, родная! И чтобы без никаких!
А она мне:
— Некогда мне здесь разлёживаться. Потому что завтра муж из дальних странствий, а я должна иметь возможность вспомнить всё лучшее. Потому что муж у меня самый прекрасный, но лучшее тоже со счетов сбрасывать нельзя!
К слову, она этих амбалов, что её за белы рученьки привели, когда у неё «точка сборки» сместилась, ещё по дороге в магазин «склеила». Они уже все в ресторан собирались. Вот это жажда жизни! Вот это воля к победе!
А вы ноете всю дорогу. То у вас зуб болит, то кризис творческий, то лизис мозга.
Take it easy! He хворайте.
P.S. Да-да-да. И этиологическую, и патогенетическую, и симптоматическую[56] терапию я ей назначила. А то, что она антибиотики собиралась шампанским запивать, — так это проблемы её печени, а не моих надпочечников. Хотя все проблемы на самом деле в голове. Хоть у Гиппократа спросите — он подтвердит.
Вибратор-насильник
В те времена, когда «давным-давно» ещё было помоложе, я работала акушером-гинекологом. И не просто акушером-гинекологом, а и. о. зав. обсервационным отделением со всеми его двумя этажами, изоляторами, родильно-операционным блоком, коридорами и туалетами. Такой должности я добилась в достаточно раннем возрасте множеством высокопоставленных любовников, коварными интригами и умением идти по головам в сапогах с коваными набойками. А также малой толикой таланта, трудоспособности и умения не только скальпель в руках держать правильно, но и бесконечной усидчивостью на жопе, устойчивостью на ногах и способностью держать удар на клинразборах, сплюнув под ноги главврачу и рецензентам кровавую слюну после первого нокаута.
Руководителем я была хреновым — не знала, что кадры решают всё, кроме решения проблем кадров. Потом научилась быть жёсткой, как ботинок в комедии Чаплина, и меня не мог съесть даже самый голодный патологоанатом. Но к концу первого месяца «иовства», уж простите мне кажущееся богохульство, я была на грани истерики от переутомления. Слава богу, роддом, в свою очередь, был на грани закрытия на помывку и впереди брезжил так необходимый мне отдых. Правда, хотелось ещё и денег на оный. А их-то как раз и не было. Потому что заработанное на «богатых» я щедрой рукой тратила на медикаменты для «бедных»: когда твоя задница ближе к возмездию — она куда как ответственнее сжимается. Кстати, рекомендую — всех недовольных своими заведующими хотя бы на недельку в их шкуры.
Начмед моя была хоть и злая, но с просветлениями (об участи их «шкур» вообще умолчим.) Поэтому говорит она мне как-то:
— На хрена тебе отпуск? Иди, мать, дежурантом в гинекологию на время закрытия роддома. Отдохнёшь да и материальное положение поправишь.
Я хоть в гинекологии и не очень — «доктор права», «доктор лева», — но от удивления согласилась.
Долго ли, коротко ли, лежу себе на первом дежурстве — балдею. Серьёзных больных их собственные лечащие и заведующий обошли туда-сюда, назначили то-сё. Интерна на вечерний обход отправила, а сама — в дежурку.
А дежурка в гинекологии роскошная. И тебе койка не такая поюзанная, как в роддоме. И тебе — диванчик, креслица. Телевизор на стене висит. Коньяк в шкафу стоит. Книг — полная библиотека. Благодать!
Я себе коньяку рюмку — буль-буль-буль, книжку «Гинекологическая эндокринология» — хвать, пульт — тык, в койку прыг! И балдею.
По телевизору в какой-то Святой Барбаре про сиси каждые пять минут вопят, я себе в книжке про писи и гипофиз читаю, коньячок потягиваю. Чуть не забыла — в гинекологической дежурке МОЖНО БЫЛО КУРИТЬ!!! «Всё, — думаю, — я померла и в раю, минуя святого Петра. По блату!» Про гипофиз читать — оно круче всякого снотворного. Да и отвыкла потому что. Я ж последнее время в том «давным-давне» ничего, кроме МКБ-10, историй родов, их же журналов, операционных протоколов, рецензий и жалоб на себя любимую от коллектива и пациенток не читала. А тут — «гипоталамус», «гипофиз», «тропные гормоны» — музыка сфер! Ноктюрн! Колыбельная… Я и уснула. А тут телефон звонит. Я сразу поняла, что святой Петр очухался и сейчас дело заведёт за несвоевременную оплату райских коммунальных счетов!
Угадала! Приёмное: «К нам просим!»
Я так оглядела коечку, коньячок, сиси в телевизоре, книгу и говорю:
— Если вам бабушку от дедушки отличить или другую какую запись — я интерна пришлю. Если апоплексия яичника с деньгами — зовите дежурного хирурга: он сын начмеда по терапии, его не вздуют.
— Нет, — отвечают. — Ты иди. Тут тётку подруга привезла. Из тётки кровища льёт из причинного места, а она нас всех властно на хер посылает. «С одним, — говорит, — дело иметь буду! С гинекологом, а вы вон пошли все!»
— Так на фиг её! Правила ей озвучьте про закон и порядок и должностные обязанности доктора приёмного. — Мнутся по ту сторону изобретения Белла.
«Ну, — думаю, — понятно. Денег дали. А я что, не человек? Пойду, что ли, на взятку св. Петру или там на помаду нарукотворничаю». И пошла.
Тётка вся такая — раскудрить её в качель через медный купорос. Упакованная, как реклама бутика на Пятой авеню. И перегаром вискарно-коньячным прёт. Свежим таким. И стесняется так… нагло. Я особо вопросов задавать не стала — на кресло уложила, в зеркала смотрю. А там — э-э-э… такая скальпированная рана задней стенки влагалища. И кто её знает — с прободением али без. Какой там зонд. Ей туда два пальца не засунешь — так орёт. К тому же эти «гинекологические» влагалища ой как от «акушерских» отличаются.
А на вопросы, по ходу, она не отвечает. Фамилию сказала. Возраст там. И — молчок! Надменно смотрит свысока, как партизан на допросе.
Я анестезиолога позвала. Так, больше для форсу. И хирурга — а фигли мне одной не спать. И уролога — на всякий случай. «Конвульсиум» у нас. Анестезиолог ей «сыворотку правды» ввёл аэрозольно — чтобы мы «недра» без помех изучили, — она и выдала историю.
