Питер Акройд - Мильтон в Америке
В таких историях Гусперо находил больше подлинности и интереса, чем во всех проповедях Аллилуйи Дикина или Хранима Коттона. Постный вид, деланые манеры, темные одежды и линялые воротнички братьев по сути совершенно не вязались с окружением. Гусперо чувствовал, что они здесь либо вымрут, либо тем или иным способом подчинят обстановку своей воле. Лишь женитьба на Кэтрин Джервис примиряла его с жизнью в Нью-Мильтоне - супруги владели деревянным домиком поблизости от жилища Мильтона, вместе обслуживали слепца и состояли у него компаньонами. Когда в Нью-Мильтоне появился Ралф Кемпис со своими спутниками, Гусперо ощутил себя на седьмом небе: наконец-то здесь поселились англичане, которые, судя по всему, умели сделать из жизни в пустыне праздник, носили, как индейцы, яркую одежду и распевали среди ручьев и деревьев.
- Нам вряд ли нужно их бояться, сэр, - сказал он Мильтону, собираясь на торжество в честь основания Мэри-Маунт. - От них больше шума, чем от братьев, но вреда никакого.
- Никакого вреда? Да это аспиды со смертоносным жалом, а ты - «никакого вреда»? Они творят мерзости грязной блудницы, засевшей в Риме. Никакого вреда? Каждый их шаг сопровождает всеобщее разложение. А ты говоришь, от них никакого вреда.
Гусперо, привычный к таким неистовым взрывам красноречия, смотрел безмятежно.
- Судя по всему, сэр, вы бы не отказались сжечь их всех живьем. Жареное мясо у нас любимое кушанье.
Мильтон улыбнулся.
- Нет, Гус, ты слишком скор. Мы не станем с этим торопиться. Их еще можно убедить, чтобы они отреклись от идолопоклонства. Я стану наставлять их.
Гусперо тоже улыбнулся.
- Как же вы за это приметесь, сэр?
- Только что из Веймута прибыл типограф со всеми принадлежностями своего ремесла. Я обращусь к этим людям с разумным и полезным трактатом.
- В таком случае, господин, остается надеяться, что они окажутся прилежными читателями и по достоинству оценят ваши усилия.
- Вот о чем я подумал: эта пестрая толпа, наверное, включает в себя папистов, беглецов и дикарей. Смогу ли я приспособить свою речь к столь смешанной аудитории?
- Вы могли бы послать к ним для проповеди мистера Дикина. Этот джентльмен - сущий образец трезвости. От такого примера они вмиг раскаются.
- Что-то ты нынче совсем обнаглел. - Мильтон поднял руку, чтобы дать Гусперо затрещину, но тот увернулся. - Итак, вперед. Отправляйся в это отвратительнейшее, окаянное место. Стань свидетелем языческих мерзостей их плотского культа.
- И донести эти мерзости до вас?
- Иди. Давай. Увидишь каждение вечером и свечи в полдень.
Гусперо казался вдохновленным такой перспективой, но не произнес ничего, кроме обычных слов прощания. Наутро он отправился верхом в Мэри-Маунт; следуя вдоль берега, он к полудню достиг деревянного моста, который, без сомнения, спешно возвели сами новоприбывшие; мост представлял собой всего-навсего несколько досок, уложенных на большие камни, но по ту сторону виднелась тропа. Гусперо отправился туда и через четверть часа достиг поселения. Он готовился к неожиданностям, но все же был поражен: на открытой площадке высился шест. Он был щедро украшен, увешан гирляндами и лентами, а также колокольчиками, которые звенели под ветром. Приблизившись, Гус разглядел, что он еще и расписан рожами и человеческими фигурами, красными на синем фоне. К Гусперо поспешил незнакомец, приветственно раскинув руки.
- Добро пожаловать, - произнес он. - Наш первый гость. Англичанин, как я вижу.
- Из Лондона, сэр. Толлбой-Рентс в Смит- филде. Приятный район.
Незнакомец на шаг отступил, упер руки в бока и присвистнул.
- Я родился на Дункан-Лейн!
- Которую называют Придуркан-Лейн.
- Она самая.
- А иначе - Прокатись-еще-Лейн?
- Ну да. - Незнакомец улыбнулся и встряхнул головой. - До чего же здорово встретить прежнего соседа. - Он заметил, что Гусперо не сводит глаз с шеста. - Вы что, никогда таких не видели?
- В Лондоне ни разу. Нет. - У него мелькало смутное, едва уловимое воспоминание о чем-то подобном, виденном в раннем детстве: да, тот шест стоял в полях за городскими стенами. - Знаю-знаю, - сказал он. - Это называется майский шест.
- В Лондоне зрелище нечастое.
- Диковина. Вроде театра.
- Но сейчас там все снова переменилось. И здесь тоже переменится, надеюсь.
- И братья повеселеют? Не верится.
- Мне тоже. Вашу руку, прошу. Меня зовут Персивал Олсоп. Для друзей и соседей - Перси.
- Гусперо.
- Так вы человек образованный?
- Говорю по-английски как на родном языке и считаю на пальцах до десяти.
- Для здешней пустыни остроумия у вас в избытке, сэр. Вам следовало бы оставаться дома - лущить горох и нести вахту.
- Я бы отдал все, что имею, а это ровным счетом ничего, только бы снова повидать старый город.
- Что же завлекло вас так далеко от Толлбой- Рентс? Приятный климат?
- Нет-нет. - Гусперо заколебался. - Не завлекло, а завело.
- Насильно?
- По доброй воле. - Он снова замолк в нерешительности, стесняясь признаться в том, что связан с братьями. - Я с той стороны реки. Вот оттуда. Из Нью-Мильтона.
- Неужели? По вас не скажешь, что вы из Божьих Избранников, если вам не обидны мои слова.
- Ничуть. - Гусперо чувствовал облегчение, оттого что не нужно притворяться. - Я не избранник божий. И не пуританин. И не особли- вец. Я вообще не богомолец.
- Слава Богу.
- Вот-вот.
- Так вы?
Гусперо понял вопрос.
- Я секретарь мистера Мильтона.
- Да ну? - Олсоп снова присвистнул. - Он, кажется, очень серьезный джентльмен.
- Верно, очень серьезный.
Немного помолчав, оба разразились смехом.
- Полагаю, - сказал Олсоп, - наш разговор придется отложить до другого случая. Поскольку вы посланы преподобным мистером Мильтоном, я должен препроводить вас к превеселому мистеру Кемпису. Сойдите с лошади, сосед, и следуйте за мной.
Он повел Гусперо к одной из полотняных палаток, которые стояли вблизи майского шеста; она была расписана яркими голубыми и желтыми полосами, на коврике над входом виднелась намалеванная красной краской буква «К». До Гуса донеслись голоса, а когда он пересекал порог, - внезапный громкий раскат хохота. «Значит, жонглеры, актеры и гимнасты у нас будут, - говорил Ралф Кемпис. Сделав Гусперо приветственный жест, он продолжал: - Нужны скоморохи, мимы, а также предсказатели судьбы и фокусники. Нет. Фокусник у нас уже есть. Так ведь, Макиза?» Он обращался к индейцу, который сидел на деревянном стуле в другом конце палатки. Тот разительно отличался от тех туземцев, что работали в Нью- Мильтоне; голова его была, за исключением жидкого клока волос, наголо выбрита, с левого уха свешивалось чучело какой-то птички. На вопрос Кемписа он не ответил, но ухмыльнулся и потряс мешочком не то с драгоценностями, не то с порохом. Воздух внезапно наполнился очень странным ароматом, который Гусперо сравнил бы с запахом лилии. Кемпис взглянул на него с улыбкой. «Это чтобы отпугивать мух, сэр. А теперь садитесь и рассказывайте, что у вас за дело».
- Никакого дела у меня нет, мистер Кемпис, Я от мистера Мильтона. - Эту речь Гусперо репетировал, когда ехал верхом, но теперь она звучала как жалкая импровизация. - Он шлет вам привет и наилучшие пожелания, однако передвигаться пока не может из-за сильного воспаления в ноге. И вот… - Он в растерянности запнулся. - Вот я здесь.
- Вы прибыли на нашу скромную церемонию в качестве его посланника?
- Я должен быть его глазами и ушами.
- Но не устами, надеюсь. Он наговорил и написал много… - Кемпис оборвал себя и поднялся, чтобы пожать гостю руку. - Что ж, мы вам рады. Хотя, признаюсь, я наделся увидеть, как мистер Мильтон пляшет вокруг майского шеста.
Представив себе хозяина, взбрыкивающего ногами, Гусперо расплылся в улыбке.
- Думаю, сэр, он охотнее сплясал бы в аду.
- Ему это как раз адом и покажется. Я видел кое-что из его трактатов и памфлетов в защиту пуритан. Он, должно быть, человек очень резкий и убежденный.
- Вот в этом, мистер Кемпис, я полностью с вами соглашусь. В самом деле, на редкость убежденный.
Если бы Мильтон присутствовал на церемонии, которая состоялась на следующий день, он вполне мог бы подумать, что попал в преисподнюю. Крещение Мэри-Маунт (как выразился Ралф Кемпис) вылилось в пышное гулянье. При первых лучах рассвета из леса, под грохот барабанов, ружейных и пистолетных выстрелов, была принесена пара оленьих рогов; Ралф Кемпис с помпой доставил их к майскому шесту и передал мальчику-ту- земцу, который вскарабкался с ними вверх. Под громкие крики толпы он привязал рога веревкой к верхушке, и тут же обитатели нового города начали пить за здоровье друг друга вино из бутылок и пиво из фляг. Из-за ленты, заменявшей ему пояс, Ралф Кемпис вынул свиток. «Я сочинил для нас веселую песенку, - объявил он громко, перекрикивая пирующих, - как раз для сегодняшнего события». Он развернул свиток и низким ровным голосом запел:
