Вадим Южный - Прощание славянки

– Так, хватит в демократию играть, будете командирами – будете принимать решения, а сейчас – вперед. И мужики – если что – уходите. Так мне легче будет….

– Командир, прекращай, все нормально будет, мы тебя еще женим, – глаза мужиков смотрели с грустью, каждый понимал, что это война – и что будет через минуту – одному богу известно.

Я уходил в неизвестность и спиной чувствовал взгляды друзей. Солнце пробивалось сквозь густую листву деревьев и ласково подбадривало, но это было чужое солнце, и оно светило не для меня. Чем ближе я подходил к месту встречи, тем сильнее чувствовал угрозу, притаившуюся в лесу.

Вот в просвете деревьев промелькнула просека, на противоположной стороне которой возле старого пня меня должен ждать связной. Пока что враг ничем не обнаружил себя. Ну что же, поиграем в дурачка…. Я внимательно осмотрел местность и выделил места, где бы расположил своих людей, если бы организовывал засаду. Выбрал место для себя, где можно было подольше продержаться в одиночку, еще раз наметил план действий. Ну что – с богом!

Дальше продвигался, уже особо не таясь, только изображая конспиративность и периодически давая назад загадочные сигналы воображаемым напарникам. Приближаясь к пню, заметил, что возле него сидит знакомая фигура – «Фикус»! Неужели все нормально? Я поднялся и в открытую пошел к нему. Под ногой громко треснула ветка, но осторожный «Фикус» даже не вздрогнул, и я понял, что он свое уже отбоялся…

Счет шел на секунды, я знал, что обнаружу через несколько мгновений – перерезанное горло или удавку на шее «Фикуса». И решил начать первым. На ходу, неторопливым движением, как на занятиях по огневой подготовке, разогнул усики на чеке гранаты всех времен и народов Ф-1, спокойным движением вытащил кольцо, и, испытывая странное мазохистское удовольствие оттого, что, скорее всего враг еще не уверен, что я раскусил его и потому не понимает, что я делаю, и поэтому даст мне сделать это, широко размахнувшись, швырнул гранату в место предполагаемой засады.

Последующий мой прыжок к выбранному месту, чья-то автоматная очередь, маты на чеченском и русском языках и взрыв гранаты практически совпали во времени. По чьим-то стонам и крикам я с удовлетворением понял, что не все успели спрятаться от смертоносной гранаты.

– А вы как хотели, а кому щас легко? – чувство страха пропало, мощный приток адреналина наполнил тело знакомым ощущением легкости, злобы и азарта. Чечены были со всех сторон. Как я и предполагал, уходить было некуда.

Петр с Николаем смотрели в спину командиру. Нехорошее предчувствие тревожило душу.

– Ты думаешь, он нас бы бросил? – Николай вопросительно взглянул на Петра.

– Нет. Он бы все сделал, чтобы спасти нас, даже ценой своей жизни. Что он и делает сейчас, – Петр повернулся, подхватил снаряжение, – пошли.

От души напившись горной холодной воды, они залегли недалеко от ручья, замаскировавшись в указанном командиром месте. Ожидание было тягостным. Оба напряженно вслушивались в тишину, руки лежали на оружии, как будто они были с командиром рядом, готовые прикрыть его огнем.

Гулкое эхо взрыва, сопровождаемое лающими автоматными очередями, разбило тишину как елочный стеклянный шар.

– Эфка, командир, – они переглянулись. Командир был жив, что подтверждалось то затихающей, то разгорающейся перестрелкой.

– Выходи на связь, группу поддержки сюда и военных на блокировку района, – команда Петра была излишней, Николай действовал четко и быстро.

– Аргон, я – Курьер, прием!

– На связи Аргон! – моментально отозвалась станция.

– У нас ситуация семь, как понял?

– Понял вас – ситуация семь, ваши координаты?

– 19-31.

– Понял вас – 19-31, ждите.

– Марс, я – Курьер, прием!

– На связи! – взревела рация голосом командира группы собров.

– Выходите на контрольную точку!

– Уже идем!

Петр взглянул на Николая. Машина была запущена в действие, но она была такая громоздкая и неуклюжая, что приходилось глубоко сомневаться, что командир сможет столько продержаться. Реально вся надежда была на собров, которые могли выйти сюда минут через сорок. Когда же военные перекроют этот район, от боевиков и следа не останется. Еще надежда была на вертолет, но и ему для прибытия на прикрытие командира с воздуха потребуется минимум час – полтора.

– Николай, встречай собров, я – к командиру!

Николай взглянул Петру в лицо, понял, что спорить бесполезно, кивнул головой.

– Русак! Жить хочешь – сдавайся!

– Ага! Без ушей, без носа, с набитым арбузными корками вместо кишок животом, – пробормотал я себе под нос, – зашибись, хочешь – живи, не хочешь – не живи!

Жить хотелось, но хоть надежда и умирает последней, я понимал, что еще живу только потому, что мне дают жить, так как хотят взять живым. Патроны экономил, стараясь, чтобы их хватило на как можно большее время.

– Урус, ложи ствол, мы тебя не тронем!

– И ждет меня горячий чай, теплая постель, нежный поцелуй…. А вот хрен вам, с бородатыми не целуюсь… – ерничал я себе под нос, периодически постреливая в сторону подозрительных звуков, так как высунуть голову из-за дерева и оглядеться, мне не давали, зажимая плотным огнем, – и вообще, мне мама с незнакомыми дяденьками не разрешает разговаривать.

Долго так продолжаться не могло, когда чечены поймут, что меня им не взять, меня просто уничтожат. Пока что они по моим очередям неплохо определяли, где у меня приблизительно находится голова, и прицельно шквальным огнем лупили туда, где у меня должны были находиться конечности. Им удалось зацепить мне правую ногу и левую руку, но не сильно, так как я вполне мог ими шевелить, по крайней мере, кости были целы.

Внезапно огонь стал плотнее, бить стали на поражение, и я понял, что отведенное мне на раздумье время кончилось. Или кончилось их время, отведенное для захвата меня. Не могут же они сидеть и месяц ждать, когда я созрею.

Когда в ход пошли гранаты, и меня контузило, я потерял отчет времени и контроль над своим телом. Это было самое страшное – попасть в плен. Непослушное тело еще немного слушалось, с трудом нажимая на спусковой крючок АКС и куда-то стреляя. Я не заметил, как кончились патроны. Все плыло словно в сильном тумане, кровь хлестала из меня как с решета, когда я достал последнюю, «мою» гранату.

Чечены подходили ко мне осторожно, наставив стволы и что-то по своему гыргыча. Я лежал на боку, с неестественно подвернутой под себя правой рукой, весь в крови, грязи и соплях, и мне было на это глубоко наплевать. Я лежал и смотрел на небо, по которому куда-то бежали такие красивые белоснежные облака. И вдруг осознал, что моя Родина там, где проплывают эти прекрасные облака, и что скоро я буду там.

Я не увидел, а скорее почувствовал, что кто-то подошел и хочет помешать мне любоваться этими белокрылыми лошадками.

– Умри, шакал, – пролаял рядом чей-то гортанный голос.

Я попытался изобразить улыбку и последним усилием откинулся на спину, освободив правую руку, из разжавшейся кисти которой выкатилась Ф-1.

– Орлы живут не только в горах, – прохрипел я, но кажется, меня никто не услышал…

Петр мчался во весь опор, надеясь успеть на подмогу к командиру. Он понимал, что и вдвоем они не спасутся, но была надежда на то, что он сможет сбить их с толку, отвлечь от командира часть духов на себя, протянуть время, а там, дай бог, и собры подтянутся.

И из-за торопливости нарвался на духовский пост прикрытия. Бой шел совсем близко, когда что-то ударило его в грудь, и уже падая, он услышал звук выстрела. Пуля прошла по касательной к груди, скользнув по ребрам и пропоров кожу.

Он переполз в ложбинку между деревьями и дал очередь в направлении, откуда стреляли. Его сразу заставили вжаться в землю, открыв шквальный огонь. Петр высунул автомат и опять дал очередь, и пока противник поливал это место, по ложбинке пополз выше.

Командир был жив, что подтверждалось усилившимся автоматным огнем и разрывами гранат. Внезапно огонь утих. Тишина была страшной, неужели все?… Внезапно разорвавший тишину мощный взрыв гранаты раскатистым эхом полетел по горам и Петр понял, что командира больше нет.

Слезы и ненависть душили его. Он стрелял короткими очередями, надеясь, что теперь пришел и его черед. Надеясь, что теперь духи придут и за ним. И страстно желая этого, надеясь задержать их, пока не подойдут собры и не будет оцеплен район, чтобы ни один дух, виновный в смерти командира не ушел. И понял, что они уходят. Его сдерживал огнем один противник, и тот, судя по удаляющимся выстрелам, тоже начал отходить.

Я не знал, что обозначает у гэрэушников ситуация под номером семь, но по голосу Андрюшиного подчиненного понял, что случилось что-то экстренное. Поэтому, когда он вызвал меня и дал команду выходить на точку высадки, мои собры уже запрыгивали на бэтээры под удивленные взгляды местных жителей.