Дэвид Бэддиэл - Время спать
— Габриель. Мы с Ником долго говорили по телефону и… ты действительно думаешь, что его стоило сюда привозить?
Ох уж эти медиумы. Если они так уверены, что находятся на недосягаемом для всех остальных уровне, то отчего ж они, черт побери, так предсказуемы?
— Да, — отвечаю я.
Она держит этот односложный удар, даже глазом не моргнет. Я вижу, как за ее спиной подвыпивший мужчина с обработанной специалистом женой идет к выходу и шепчет ей на ухо какие-то слова, заставляющие ее трепетать, — обещания, обещания.
— Почему?
— Потому что он сидел голым в мусорном бачке, гребаная ты идиотка! Да и какое тебе дело? Кто ты вообще такая?
А вот и Дина проснулась. Иногда полезно иметь на своей стороне человека, который долгое время прожил в Америке.
— Привет, — протягивает руку Фрэн, радуясь возможности продемонстрировать свою невозмутимость. — Я Фрэн.
Дина приподняла голову и оперлась рукой о мое плечо. На протянутую руку она не реагирует.
— Габриель? Ты ее знаешь?
— Это подруга Ника.
— Так она подруга или просто какая-то местная сумасшедшая, примчавшаяся на звук его дудки?
Дина знает обо всех приключениях Ника: и его мессианскую версию, и мою язвительную. Отвечая на ее вопрос, можно сказать, что это скорее Ник примчался на звук дудки Фрэн. Но, несмотря на то что за весьма недолгое время нашего с Фрэн знакомства я успел от всей души ее возненавидеть, я не могу, как Дина, говорить о ней в третьем лице в ее присутствии. Опять поступаю по-английски.
— Я друг. Хороший друг, — объясняет Фрэн.
Твою мать! Еще одно слово курсивом, и я за себя не отвечаю.
— Вы были знакомы с Ником до того, как у него произошел нервный срыв? — спрашивает Дина тоном следователя.
Фрэн улыбается про себя, она будто ждала этого вопроса.
— Я скорее назвала бы это прорывом, — отвечает она.
— А-а-а-а-а-а!!!
Моя первая мысль — это что кто-то решил на свою беду прислушаться к ее словам. Но потом стройность первого ряда стульев оказывается нарушенной, и меня бросает на Фрэн: я довольно сильно попадаю ей плечом по лицу. Ее откидывает назад, а я приземляюсь на нее. Так мы и лежим крест-накрест. Вытягиваю шею, чтобы понять, что за сила нас опрокинула, и вижу Ника. Он взгромоздился на стул и уселся на колени около блондина, сидящего на втором (теперь уже первом) ряду и прижимающего ладони к лицу, рассеченному осколками пивной бутылки.
— А-а-а-а-а! — вопит блондин.
— Я исцелю твои раны! — кричит Ник. — Я исцелю твои раны!
— Ублюдок, — шипит Фрэн, все еще лежа подо мной. — Ты набросился на меня! Чертов ублюдок.
Это первое слово, подчеркнутое ею искренне и спонтанно.
Можете мне поверить: драка для здешнего персонала — не новость. Через несколько секунд после выходки Ника отовсюду набежали медбратья — человек пять-шесть — и схватили его, меня оттащили от Фрэн, куда-то увезли блондина и восстановили порядок. Оказывается, люди в белых халатах просто прятались.
Удивительно, но в итоге нас пустили без очереди. Обладателям номерков «40», «41» и «42» оставалось только молча кипеть от ярости, когда дежурная сестра поспешила тут же отправить к врачу Ника — пока он еще чего-нибудь не натворил. В общем, все закончилось неплохо, даже весьма неплохо, если не считать того, что осколки пивной бутылки засели еще глубже в лице блондина.
— И как вы склонны воспринимать эти мысли? — интересуется доктор Прандарджарбаш, дежурный психиатр Королевской больницы.
— А как вы склонны их воспринимать? — откликается Ник, уже в пятый раз прибегая к этой тактике при ответе на вопрос.
Доктор Прандарджарбаш поправляет очки, еле заметно вздыхает и быстро записывает что-то в свой большой черный блокнот. За голубыми занавесками ходят медсестры. Мы сидим в углу кабинета, и занавески буквой «Г» отгораживают это маленькое пространство.
— Вы не возражаете, мистер Манфорд, если сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать? Потом вы сможете задать мне свои вопросы, если пожелаете.
— Я ведь безумен. Правда, доктор?
Ник начинает размахивать руками.
— Йо-хо-хо-о-о-о-о!
Он подносит указательный палец к своим сухим, потрескавшимся губам и начинает их теребить — «бири-бири-бири-бири-бири». Затем перестает.
— Сумасшедший! Лучше засади меня в психушку вместе со всеми теми… — в этот момент он наклоняется вперед, всем своим видом показывая, насколько важную вещь он сейчас скажет, — …кто мыслит не так, как ты.
Ник самодовольно откидывается на спинку стула. «Ну что, съел?» — написано на лице этого несомненно сумасшедшего человека. Фрэн сидит рядом и сжимает его руку в своей; они переглядываются.
— А вы полагаете, мистер Манфорд, что бегать голышом по улицам и кричать…
Доктор Прандарджарбаш смотрит на меня, пытаясь припомнить фразу.
— «Стекла за слова», — подсказываю я.
— …«стекла за слова» — это значит мыслить не так, как я? Иногда я думаю совсем не так, как большинство людей.
Он улыбается, вспоминая какую-то свою выходку, которая, наверное, положила конец единомыслию в среде психиатров севера Лондона.
— Более того, иногда я думаю не так, как должен думать. Но мне никогда не приходит в голову бегать голым по улице и кричать «стекла за слова».
— Это был новый подход к делу, — поясняет Ник.
Он опять наклоняется вперед, но на этот раз не угрожающе, а словно хочет раскрыть одну страшную тайну.
— Понимаете, большинство тех, кто моет лобовые стекла, работает за деньги.
— Да, это я понимаю.
— Но я сегодня решил поработать за слова! Ведь слова намного лучше денег. Вам так не кажется, доктор?
— Конечно.
— Я мыл лобовое стекло, а потом говорил: «Не надо».
Он поднимает ладонь, демонстрируя свой жест.
— Я говорил: «Уберите деньги. Просто расскажите мне что-нибудь о себе. Все, что угодно. Или… вот, расскажите стихотворение. Спойте песню!»
Фрэн реагирует на это громким, но каким-то картонным, совершенно безжизненным смехом.
— Я думаю, мистер Манфорд, что все дело было не в способе оплаты, а в том, что вы при этом были голым.
Ник выглядит несколько удивленным, будто не имел ни малейшего понятия об этом.
— Ну… было жарко.
Жарко, конечно, не было. Было градусов пять по Цельсию, но, возможно, безумие горячит кровь. Доктор Прандарджарбаш, которому платят за умение ловить момент, тут же уцепился за удивление Ника.
— Вы понимаете, что именно поэтому за вами приехала полиция? Потому что вы были голым.
Ник смотрит на него, потом оглядывает всех нас, смеется.
— Нет! Нет! — мотает он головой. — Не поэтому. Вы что, действительно так считаете?
Он снова смеется, на этот раз смехом великого мудреца, поучающего молодежь.
— Нет! — подается он вперед. — Они приехали, чтобы не дать людям поговорить со мной.
И Ник снова откидывается на спинку стула, но прежде чем он успевает снова принять торжествующую позу, доктор Прандарджарбаш задает ему еще один вопрос.
— А почему вы с ними не поговорили?
Нику приходится повременить с торжеством.
— Чего?
— С полицейскими. Почему вы с ними не поговорили? Они тоже люди. Зачем вы убежали и спрятались в мусорном бачке?
Похоже, Ник напуган.
— Каком еще мусорном бачке?
— Разве вы не помните, как прятались в мусорном бачке?
— Все нормально, — успокаивает Ника Фрэн, прижимая его голову к своей груди. — Все хорошо.
Ник дрожит; Фрэн с яростью глядит на доктора Прандарджарбаша, циферблат в ее глазах поворачивается, и теперь в них ясно читается не «Да, я знаю», а «Ты — враг».
— Ладно, — подытоживает психиатр, убирая ручку в нагрудный карман и закрывая блокнот. — Давайте пока на этом закончим.
Он встает и идет к уставленному разными бутылочками белому металлическому столу, единственному предмету обстановки в комнате — после того как были задернуты занавески, это маленькое пространство превратилось в комнату. Он кладет блокнот на стол и оборачивается к нам: только теперь я замечаю, насколько он маленький, этот доктор Прандарджарбаш — метра полтора, не больше. Маленький рост гиганта психиатрии становится для меня откровением.
— Мистер Манфорд, вы не могли бы пока погулять в холле? Мне хотелось бы сказать пару слов вашим друзьям.
— Отпустить его одного? — гневно спрашивает Фрэн.
Я тоже не думаю, что это хорошая мысль.
— Хм… возможно, вы и правы, мисс…
— Фремантл. Фрэн.
— Пожалуй, будет лучше, если кто-нибудь пойдет с ним.
Отчитав его взглядом, Фрэн трижды кивает — медленно и покровительственно, — затем встает, подхватывая обломки Ника Манфорда, прижимая их к груди, и уходит, даже не подозревая, что доктор Прандарджарбаш хитростью выпроводил ее. Доктор не отрывает взгляда от своих коричневых ботинок до тех пор, пока занавеска не замирает.
