Семен Данилюк - Милицейская сага
- И ты там же нарисовал постановление на обыск, - подсказал Рябоконь.
- Нет, я им сначала по-хорошему вернуть предложил. Но, понимаешь, ни в какую. А обстановка напряженная: девки из бухгалтерии голосят.
- А, ну раз девки...Ладно, все это полбеды, - неожиданно успокоился Рябоконь. - Андрюха мужик порядочный: постановление твое об обыске задним числом подмахнет. Главное - рыло в горячке никому не набил.
- Да что рыло? Я ведь при обыске сначала ничего не нашел, - скорбно признался Лисицкий.
- Ну?!
- Все обыскал. Сейфик еще оставался, махонький такой. Он, технолог этот, у них за секретаря партбюро.
- Ах ты, сука! - Рябоконевская голова мелко затряслась, словно в ней началось землетрясение, и вздувшийся рубец задергался на запылавшем лице.
- Ты знаешь, что этот полудурок сделал? Сам себе подписал приказ на увольнение, - снизошел он до Мороза. И, обозлившись на младенческую его непонятливость, заорал:
- Вскрыть партийную кассу без санкции райкома, без его представителя! Может, там еще и ведомости платежные были? Или... что, взносы?!
Лисицкий благоразумно смолчал.
- Ты идиот, - отбросив сомнения, констатировал Рябоконь. - Ты свихивался и - свихнулся. Погоди! Они, если не полные дундуки, еще обвинят, что ты кассу партийную под шумок подчистил.
- А что собственно Коле делать оставалось? - Морозу надоела собственная непонятливость. - Если спрятали туда, их проблемы.
Не в добрый час встрял он.
- А то, что тихари вроде тебя до пенсии досидят - ни себе, ни людям! А этот вот опер от бога завтра на гражданке на сто рэ куковать будет. Потому что лезет как на амбразуру.
- Заткни фонтан, Серега, - устало остановил поток ругани Лисицкий. - И не кидайся на парня. Он со временем нас обоих стоить будет. Да и вообще - надоело по команде "фас" работать.
Он прислушался к шуму на улице - кто-то продирался через потайную калитку.
- Чего паникуешь? На хищение-то вышли. Богун нам сейчас полную раскладку даст. За выходные проведем обыска. Кого надо, Тальвинский в клетку покидает. В понедельник КРУ ( сноска -"контрольно-ревизионное управление") начнет инвентаризацию по складам - уж нам-то с тобой Никандрыч не откажет. И никуда от нас в этот раз мадам Панина и иже с нею не денутся. А там, может, и по убийству Котовцева концы всплывут. Так, Виташа?
Он подмигнул Морозу. И тот закивал в ответ, окончательно влюбленный в это море решимости и обаяния. Таким, хоть и на свой лад, был и Тальвинский. Меж этими людьми он чувствовал себя на месте.
- Наивняк! Твою мать! Столько лет в ментовке - и такой наивняк! - поразился Рябоконь.
- В чем дело? - обеспокоился Лисицкий.
- А в том, что дело у Тальвинского отобрали. В том, что через полчаса после твоего отъезда сюда позвонили из управы и дали команду склад сегодня же распечатать, а все материалы - на стол руководству. Потому как уже обком подключился. И сама Панина, надо думать, с минуты на минуту будет здесь - вызволять Богуна. А вот не она ли, кстати?
Голоса во дворе стали более явственны, и среди них действительно прорезался знакомый хрипловатый тенор.
- Чего ж молчал-то?! - Лисицкий опрометью рванул в оставленный кабинет.
Увы, Богун сидел в той же позе над тремя разбросанными листами бумаги, на одном из которых значилось: "Хочу чистосердечно признаться...", на другом - "Уважаемые товарищи! Я, Богун Аристарх Леонидович, готов рассказать о фактах с моей стороны". Слово "моей" было зачеркнуто и вновь надписано сверху. На третьем листе было узорчато, со старанием выведено "Явка с повинной". Рядом красовалась дважды обведенная виньетка.
- Что это?!
- Да не знаю я как писать, - Богун тоже прислушивался к усиливающимся голосам за окном. - Вот думаю, с чего начать положено. Может, продиктуете?
- Пиши, дефективный, - Лисицкий в отчаянии от совершенного промаха придавил пальцем листок со словами "Явка с повинной". - По наущению директора КБО Паниной с целью создания излишков я... Ну?!
- Щас, щас, - засуетился Богун. - Вот в туалет бы.
- На параше сходишь. Пиши, ублюдок!
Поздно: входную дверь распахнули.
- Где Лисицкий? - с порога потребовала Панина. - Чего он от меня, как девица от члена бегает?
И тут же, увидев обоих через приоткрытую дверь, стремительно пересекла "предбанник".
Нагнувшийся над закаменевшим Богуном Лисицкий безнадежно распрямился - явка с повинной не состоялась.
- А! И этот здесь, - Панина мгновенно оценила ситуацию. - Ну что, злодей Николай Петрович? Не заставил еще моего дурачка себя оболгать? А то ведь я тебя знаю: пыточные клещи небось всегда наготове.
- Ты своих так муштруешь, что они тебя больше любых пыток боятся, - огрызнулся Лисицкий.
- Я им ничего не подписал, - гордо доложил возрождающийся к жизни Аристарх Богун.
Лисицкий злорадно расхохотался.
- Я ж говорю - дурачок, - зыркнула на кладовщика Панина. - Ступай в машину - склад открывать надо. Расселся тут!
- Так я чего? - Богун неуверенно приподнялся над стулом. Ровно настолько, чтоб не рассердить невзначай Лисицкого.
- Пошел вон, - мрачно подтвердил приказание оперуполномоченный.
- С кем приходится работать, - ужаснулась Панина, брезгливо пнув под зад прошмыгнувшего мимо завскладом.
- Хочешь, чтоб посочувствовал? Или еще какие проблемы?
- А как же? Мне собственно и ты нужен: склад открывать.
На этот раз не сдержался Мороз:
- А бумаги туалетной вам подать не надо?
Пренебрежительно выдержал недобрый взгляд.
- Да в самом-то деле, Маргарита Ильинична, - Лисицкий отвлек ее от молодого опера. - Чего теперь ногами топтать? Сами откроете - невелика хитрость.
- Велика - не велика. А откроешь! Ты опечатал, вот и изволь ...
- А хуху не хохо?!
- Поезжай, Николай Петрович, не спорь с красивой женщиной, - неожиданно вступился за Панину подзабытый в сторонке Рябоконь.
Лисицкий напрягся.
- А, Сергей Васильевич! Извини, пролетела, не поздоровалась.
- Бывает, - необидчиво простил Рябоконь.
- Поезжай, поезжай, - настойчиво повторил он. - Заодно и проветришься. Проигрывать в нашей профессии тоже надо уметь.
- Вот это слова не мальчика, - Панина признательно склонила голову. - Я ведь тоже понимаю: работа у вас такая... охотничья. Ну, не в этот раз, так в следующий кого-нибудь затравите. Помельче. Последствий, обещаю, не будет.
- Я бы и сам с вами проехал. В такой-то компании, - Рябоконь изо всех сил изобразил на своей физиономии некое подобие томности. - Но - дела. С Никандрычем надо переговорить, Малютина найти срочно.
- Много все-таки у нас ворья, - пожаловался он Паниной.
Та коротко кивнула:
- Так что, Николай Петрович?.. Или опять в УВД звонить?
- Да что в самом деле?! - Лисицкий разудало пристукнул по столу. - Не земной шар, чай, опечатали. Открыл-закрыл. Мир не перевернется. Поехали!
Проходя мимо стоящего безучастно у излюбленного косяка Рябоконя, он, не в силах сдержать чувства, благодарно сжал его локоть.
6.
- Брось, Николай Петрович, так переживать, - Панина развернулась на переднем сидении. - Недели через две закроешь. Какая разница?
В салонном зеркале отражалось кривящееся лицо водителя. "Ух, щас бы врезать, - сладко возмечтал Лисицкий. - А еще лучше, - Богуну". Но тот, и без того притиснувшийся к самой дверце, чтоб не напоминать о себе, теперь, будто что-то почувствовав, и вовсе начал сползать с сидения.
Лисицкий расхохотался:
- Да ладно, все о делах да о делах. Продаю последний сексанекдот! Стало быть, стой там - слушай сюда: наш командировочный в Париже...
Машина под ухахатывание шофера и поощряющий смех Паниной прокатилась вдоль подгнившего деревянного забора и свернула в сторону каменной, восемнадцатого века церквушки - первого склада КБО.
- Эй-эй! Совсем заболтался, - спохватился Лисицкий. - Проскочил, горе-водитель. Разворачивай к конторе.
- Ты уж не помнишь, что опечатывали? - Панина достала сигарету. - Склад. Склад, а не диспетчерскую.
- А документ! - добродушно упрекнул ее Лисицкий. - Чтоб все по форме. Не буду же я акт писать, лежа на тюках с тряпьем.
- Какой еще к черту акт? - происходящее перестало Паниной нравиться: уж больно игрив - не к месту - сделался маленький опер. А ведь самолюбив.
- Акт на распечатывание склада. Ты что думаешь? Сорвал пломбу да ушел? За каким же я сюда тащился?
- Ладно, поворачивай, - крутнула рукой Панина. - Бюрократ!
Лисицкий виновато вздохнул.
Машина осторожно развернулась меж сваленными штабелями торфа и, так же вздрагивая и припадая на ухабах, подъехала к деревянному зданию диспетчерской.
При появлении начальственной кавалькады девчонки-диспетчеры, "дожевывавшие" последний рабочий день недели, испуганно повскакивали.
- Двух понятых надо, - распорядился Лисицкий.
- Вон их сколько, выбирай, - Панина согнала одну из девиц с единственного здесь кресла.
- Ваших нельзя, - огорчился Лисицкий. - Понятые не должны иметь отношение к КБО.
- А когда опечатывали, было можно, - наябедничал Богун. Он успел нацепить замызганный халат и, словно от того, заметно приободрился. Даже выдержал недобрый взгляд оперативника.
