Джеймс Баллард - Суперканны

— А почему у вас сомнения?

— Это не в его духе.

— Вы не верите, что Гринвуд мог хладнокровно убить троих человек?

— Не похоже. И тем не менее нам остается только принять версию суда. — Он безысходно пожал плечами и уставился на фотографию мсье Кордье на камине.

— Вы знали Гринвуда?

— Нет. Но брат часто рассказывал о нем. Он работал инженером в телевизионном центре. Гринвуд иногда вел передачи о здоровье и безопасности.

— Он знал Гринвуда? — Я машинально вернул чашку мадам Кордье. — Я считал, что Гринвуд захватил в заложники тех, кто попался на его пути. А их мужья? Они его знали?

— Да, — веско сказала мадам Менар, прямо сидевшая на своем стуле. — Пьер встречал его много раз. Пять, шесть, больше раз…

— И Жорж, — мадам Кордьер энергично кивнула. — Они вместе ходили к нему.

— В клинику? — спросил я. — Доктор Гринвуд их обследовал?

— Нет, — голос мадам Менар звучал решительно. — Не в клинику. В «Капитолий».

— «Капитолий»? Это что — офисное здание?

— Это бар в Ле-Канне. — Бурже не сводил глаз с двух женщин, выказывая свое недовольство излишними откровениями. Прежде чем они успели заговорить, он добавил: — Он их консультировал — у них были споры с отделом кадров.

— Консультировал по трудовому праву, — объяснила мадам Менар. — Он помогал им в «Эдем-Олимпии».

Бурже сделал вид, что ищет свои мотоциклетные зажимы для брюк.

— У них возникли разногласия по поводу вечерней работы. От них требовали слишком долгих сверхурочных часов.

— На них оказывали давление? Им угрожали?..

— Увольнением, — в голосе Бурже послышалась неприязнь. — Доктор Гринвуд вмешался, и им сократили число рабочих часов. Им больше уже не нужно было ездить по вечерам.

— По вечерам… — Мадам Кордье изобразила резкое движением баранкой. — Плохое время в Ла-Боке.

— И Пьер, — согласилась мадам Менар. Она резко соединила руки над чашкой, пытаясь показать, что происходит, когда сталкиваются автомобили. — Нехорошее время…

Женщины перешли на французский, их голоса повысились, выражая обоюдное возмущение. Бурже поманил меня к камину.

— Гринвуд проявил благородство, вмешавшись в это дело. Во многом он был порядочным человеком. Но давайте не будем их волновать.

— Извините. — Я смотрел на оживившихся вдов в их бомбазиновых платьях — они, перебивая друг друга, начали предаваться воспоминаниям. — Они не кажутся очень уж взволнованными. А их мужья догадывались, что на уме у Гринвуда?

— Как бы они могли догадаться?

— Это могло бы объяснить, почему он взял их в заложники. — Прежде чем Бурже успел меня остановить, я обратился к женщинам: — Мадам Кордье, у вас с мадам Менар сейчас трудное время. Не хотелось бы вас тревожить, но… Вы помните все, что случилось двадцать восьмого мая?

— Конечно, — мадам Кордье собралась, как свидетель в суде. — Пожалуйста, говорите, мистер Синклер.

— Ваш муж ничего не говорил вам накануне о докторе Гринвуде? Ему ничто не казалось подозрительным?

— Ничего. Жорж ничего не говорил о докторе Гринвуде.

— Пьер мне сказал, что у него в тот день было много клиентов, — вставила мадам Менар. — Он очень рано уехал на работу.

— Понятно. А в какое время он обычно являлся в транспортную диспетчерскую?

— Не позже восьми.

— Значит, на дорогу уходило около часа?

— Нет. — Мадам Менар прикрыла рукой свои часы. — Мы жили в Ле-Канне.

— Это десять минут езды? А когда он уехал двадцать восьмого мая?

— В шесть часов.

— Он выехал с запасом почти в два часа? Мадам Кордье, а вы не помните, когда ваш муж в тот день ушел из дома?

— В то же время. Мы жили в Грасе. Без нескольких минут шесть.

Я хотел было продолжить свои расспросы, но Бурже взял меня за руку. Бесстрастно, но твердо он подтолкнул меня к балкону.

— Они ничего не знают, мистер Синклер. — В его голосе слышалось педагогическое неодобрение. — Они понятия не имеют, почему доктор Гринвуд захватил их мужей. Все эти вопросы только возвращают их к тому несчастью.

— А они хотят забыть? Мне кажется, что они…

Тем не менее, когда вдовы подошли к двери, чтобы проститься со мной, я заверил их в полном моем уважении. На мгновение, глядя на их улыбающиеся лица, я подумал: они не хотят, чтобы я уходил.

Я последовал за Бурже в вестибюль внизу. Он снял замок со своего мотоцикла и выкатил его на дорогу. Хотя я и старался помешать ему играть роль опекуна над вдовами, но он, я чувствовал, был рад услышать мои вопросы. Когда мы простились с женщинами, он стал дружелюбнее.

Мы направились к «ягуару».

— Кажется, они были не очень расстроены, — сказал я.

— Им хотелось выговориться. Вас не удивило, как тепло они отзывались о Гринвуде?

— Очень удивило. А что думал о нем ваш брат?

— Жак им восхищался. Они должны были вместе давать свидетельские показания в суде в связи с дорожным происшествием. Теперь это дело уже никогда не будет слушаться.

— А что за дело?

— Гибель одного младшего менеджера из отдела кадров «Эдем-Олимпии». Его машину столкнули с дороги на полном ходу. Гринвуд оказал ему первую помощь, но тот через несколько минут все равно умер.

— Так за рулем сидел Гринвуд?

— Нет, он проезжал мимо в другой машине. Ехал по береговой дороге в Жуан-ле-Пен. Тут лихачи так гоняют, что только держись.

— А ваш брат?

— Он был в машине того менеджера. Они дружили и частенько отправлялись вместе в пешие походы. Хорошо, что Гринвуд в этот момент оказался рядом.

— Совпадение, хотя уже и не первое. — Я чувствовал, что Бурже наблюдает за мной, как учитель за способным учеником. Решив, что с ним нужно говорить откровенно, я сказал: — Двадцать восьмого мая Гринвуд захватил трех заложников. В «Эдем-Олимпии» работают десять тысяч людей, но он выбирает двух шоферов, зная, возможно, что ему придется их убить. Людей, которым он помогал прежде, у которых на иждивении жены. Ему нужен третий заложник, и он почему-то выбирает вашего брата, хотя они и должны вместе давать показания в суде…

— Он выбрал тех, кого знал, — сказал Бурже. — Может быть, подобраться к ним было легче, чем к абсолютно незнакомым людям. Он был совсем не в себе, мистер Синклер.

— А хоть бы и так. — Я оглянулся на квартиру мадам Кордье — вдовы смотрели на нас с балкона. — Мужья жили в десяти минутах езды от «Эдем-Олимпии», но отправились на работу за два часа до ее начала. Почему?

— Никто не знает. Люди иногда ведут себя совершенно неожиданным образом. Мой брат был активным членом зеленого движения. А в один прекрасный день увлекся охотой. Он получил лицензию на отстрел оленей. Мы были просто поражены.

— И когда это случилось?

— В апреле. За месяц до его гибели. Он часто ходил в военный тир в Кастелане. У меня еще хранятся его оружие и патроны. Как вы это объясните?

— Не знаю. — Мы добрались до «ягуара» на переполненной стоянке у набережной. — Я пытаюсь восстановить то, что происходило двадцать восьмого мая. Что делал ваш брат в такую рань на автомобильной парковке телевизионного центра? Все передачи начинаются только после шести вечера.

— Какое это имеет значение, мистер Синклер? — Бурже взял меня за плечо, заметив мою хромоту и мое волнение и опасаясь, что я потеряю власть над собой. — Позвольте спросить, почему вас так беспокоит эта история? Ведь на самом деле вы даже не знали Гринвуда.

— С чего вы взяли?

— Вы очень озабочены, но судьбой другого человека. Дэвид Гринвуд не был жертвой.

— Не был… А кем он был, я не знаю. — Я кинул взгляд на переполненную людьми набережную — шикарные молодые яхтсмены и их подружки. — Пор-ле-Галер… он по-своему очарователен. Странное местечко для двух вдов, оплакивающих мужей.

— Эти квартиры им предоставила «Эдем-Олимпия». И пенсии назначила.

— Надеюсь, они проявили достаточную щедрость. Пор-ле-Галер, похоже, довольно модное местечко.

— Сюда повадилась парижская публика известного пошиба. — Бурже помог мне сесть на водительское место. Он явно испытывал облегчение, видя, что я собираюсь завести двигатель. — В Пор-ле-Галер ездят нюхать кокаин и обмениваться женами.

— Не очень-то подходящее место для скорбящих вдов! И в то же время здесь им некому выболтать лишнее. А вам «Эдем-Олимпия» предложила компенсацию?

— Естественно. И довольно солидную.

— И вы ее приняли?

— Мистер Синклер… — Бурже улыбнулся чему-то своему и похлопал по крыше «ягуара», словно понукая его — давай, мол, вези своего хозяина поскорее, застоялся уже. С мотоциклом и с зажимами на штанинах он был похож на французского натуралиста, но я чувствовал, что он уже докопался до роли «Эдем-Олимпии» в смерти его брата и имеет гораздо большее, чем я, представление о трагедии, связанной с Дэвидом Гринвудом. — Компенсацию? Я передал ее бывшей жене моего брата. Эта сумма находится в доверительном управлении и ждет совершеннолетия их сына. «Эдем-Олимпия» ничего не упускает из виду, мистер Синклер.