Уильям Бойд - Броненосец
— Если я правильно понял, ваша подруга — из России? — спросил Нейл Посон, подошедший налить себе еще. Он производил какое-то неясное, будто смазанное впечатление: светлолицый, веснушчатый мужчина с густыми светлыми бровями и мальчишеским чубом с проседью, падающим на лоб.
— Кто?
— Ваша… Ну, ваша девушка. Бинни говорит, что она не хочет возвращаться в Россию.
— Наверно. То есть, наверно, нет.
Нейл Посон дружелюбно ему улыбнулся.
— Бинни говорит, она тут учится на музыкантшу. А на каком инструменте она играет? Я ведь и сам немного музицирую — так, по-любительски. Так на чем она играет?
Лоример быстро перебрал в уме оркестр разных инструментов и почему-то остановился на саксофоне.
— На саксофоне.
— Необычный выбор. А я балуюсь на кларнете.
От этого человека пора было куда-то бежать.
— Она на многих инструментах играет, — добавил Лоример беспечно. — Почти на всех — на скрипке, на литаврах, на фаготе. На струнных всяких… Да, и на гобое. На флейте, — наконец с облегчением вспомнил он. — Флейта — вот ее инструмент.
— Так, значит, не саксофон?
— Нет. Да. Иногда. А, вот и она.
Лоример с энтузиазмом устремился было навстречу Ирине, но потом заметил позади нее Торквила. Тот, заботливо положив руку ей на поясницу, сказал:
— Ну, кто еще не познакомился с Ириной, юной подругой Лоримера?
На Ирине была серебристая атласная блузка, из-за которой ее кожа казалась совсем бескровной, будто выбеленной, несмотря на кричаще-яркое пятно губной помады и густые синие тени на веках. В результате всяких перемещений и пересаживаний, последовавших за появлением новых лиц, Лоример оказался в уголке, рядом с Бинни, которая сияла теплотой и румянцем. Теперь она казалась крупнее — наверное, из-за платья, сшитого из темно-бордового стеганого бархата, с причудливой короткой пелериной вокруг плеч, да еще и с богатой вышивкой. Лоримеру сделалось жарко от одного только взгляда на нее, и он незаметно выпрямил ноги под килтом, с наслаждением ощутив прохладу в свободно свисающих яичках. Чудесное одеяние.
— Я так рада, что вы к нам приехали, Лоример, — проговорила Бинни. На пушке, покрывавшем ее верхнюю губу, собрались крошечные жемчужинки пота. — Вы — первый человек с Торквиловой работы, которого я вижу. Он говорит, что вы — его единственный друг среди коллег.
— Я? Это он так говорит?
— Он утверждает, у остальных с ним совершенно ничего общего.
Лоример взглянул на Торквила; тот пускал по кругу миску с перепелиными яйцами и ухмылялся Поттс, которая сняла с плеч переливчатый шифоновый платок, обнажив скромную ложбинку между грудей.
— Слушай, Поттс, титьки наружу, — услышал Лоример веселый голос Торквила. — Оливеру сегодня повезло, а?
— Посмотри-ка хорошенько, — ответила та и пальцем оттянула книзу декольте своего платья. Торквил не замедлил воспользоваться таким случаем.
— Черт, да ты в лифчике!
— Наша Поттс — просто умора, — сказала Бинни Лоримеру, пока все вокруг смеялись.
— А почему все зовут ее Поттс? Потому что она потеет?
— Это ее фамилия — ее зовут Аннабель Поттс. А давно вы с Ириной вместе?
— С кем? Ммм… Нет, недавно.
— Торквил говорит, что уже слышит отдаленный звон свадебных колоколов. — Бинни искоса и с хитринкой посмотрела на него.
— Правда? Ну, это преждевременно, я бы так сказал.
— Очень милая девушка. Мне нравится этот русский взгляд.
* * *За обедом Лоримера посадили между Бинни и Поттс; Торквил оказался между Ириной и Лайзой Посон. Гостям представили повариху — нелепо долговязую девушку по имени Филиппа; она же, при участии Бинни, сервировала и убирала посуду. Обед начался с безвкусного, частично так и не разморозившегося овощного рагу, а потом подали пережаренную семгу с молодой картошкой. На столе стояли восемь откупоренных бутылок вина — четыре красного и четыре белого, и Лоример обнаружил, что пьет почти безостановочно, при каждом удобном случае подливая в бокалы Поттс и Бинни, а потом заново наполняя свой опустевший бокал. Постепенно на него нисходила желанная анестезия всех чувств, и прежний ужас перед общением уступал место состоянию безразличия. Он еще не расслабился окончательно, но, по крайней мере, перестал принимать все близко к сердцу, перестал нервничать.
Поттс нашаривала в сумочке очередную сигарету, и Лоример потянулся за свечой. К своему изумлению, он увидел, как Торквил ставит еще четыре открытых бутылки (две белого, две красного), воспользовавшись тем, что на столе образовалось место, после того как Филиппа унесла поднос с остатками семги. Теперь бутылок было так много, что Лоример видел только головы сидевших напротив людей. Поттс махнула рукой, отказываясь от сыра, и Бинни поставила блюдо перед ним.
— Вербье нас уже достал — слишком много плебса, — тараторила Поттс. — Вот я и говорю Оливеру — как насчет Валь-д'Изер? А он терпеть не может французских школьников, которых там пруд пруди. Я ему говорю: сравни французских школьников и немецких — ну, или швейцарских? Ладно, говорю я тогда, а как насчет Штатов? Тут с ним чуть припадок не случился. Так что мы поедем в Андорру — хоть на чем-то сошлись.
— Да. Слава богу, мы оба любим Италию, — вставил Оливер Ролло.
Поттс повернулась к Лоримеру:
— А ты куда ездишь?
— В смысле?
— На лыжах кататься.
— Я не катаюсь на лыжах. Больше не катаюсь — после перелома ноги. Врачи запретили.
— Жалко. Спасибо. — Она наконец прикурила от поднесенной свечи. — Должна заметить, Лоример, у тебя премилая волосатая задница.
— Я все слышал, — прогремел Оливер с другой стороны стола. — Ну-ка, оставь его задницу в покое. Чем тебе моя не нравится?
— Она толстая и прыщавая.
Лайза Посон заставила себя улыбнуться. Как заметил Лоример, ни один из ее соседей — ни Торквил, ни Оливер Ролло — не сказал ей и слова за двадцать минут. После восклицания Оливера Бинни встала из-за стола, чтобы принести еще хлеба, и Лоример услышал, как Лайза обращается к Оливеру:
— А чем именно вы занимаетесь?
Зря, подумал Лоример, не надо спрашивать их о работе: они это ненавидят, это нагоняет на них тоску.
— Вы по той же части, что и Торквил? — продолжала настаивать Лайза.
— Я продаю дома, — отрывисто ответил Оливер, у которого рот был набит сыром, и немедленно отвернулся. — Заткни-ка красное, Торки, а?
— Лоример, вы скучаете по Шотландии? — спросила его Бинни (она уже вернулась и снова села рядом с ним).
— Да, мне кажется, скучаю, — ответил Лоример. Он был рад, что не пришлось лгать, однако отнюдь не собирался поощрять расспросы такого рода. Он попробовал втянуть в разговор Поттс:
— А вы когда-нибудь катались на лыжах в Авьеморе?
— Я люблю Шотландию, — сообщила Бинни с нежной ностальгией. — Раньше мы каждый год ездили на стрельбу в Пертшир. Вы не бывали в Пертшире?
— Мы были севернее, — ответил Лоример как можно уклончивее.
— Авьемор, — повторила Поттс. — Это где-то в Грампианах?
— В Карнгорме.
— А вы стреляете?
— Уже нет — повредил барабанную перепонку, врачи запретили.
— Тебе не везет в спорте, Лоример, — лукаво заметила Поттс. — А как насчет бриджа?
— А где именно — севернее? — настаивала Бинни. — Кто-нибудь еще хочет сыру?
— А как насчет пудинга? — закричал Торквил.
— М-м… Инвернесс, где-то в окрестностях, местечко Лох… — Он заставил соображать свой тупеющий мозг. — Лох-Кенбарри.
— А это разве не в Ирландии? — спросила Поттс.
— Я так поняла, вы играете в оркестре, — обратилась к нему Лайза Посон, отчаянно пытаясь завязать беседу через стол. В стеклах ее очков плясало пламя свечей.
— Нет, не совсем.
— Я слышала, как вы с моим мужем говорили о музыкальных инструментах. Нас несколько человек собралось, получился маленький камерный оркестр. Я и подумала — может, он вас тоже пытается завербовать.
— Нет, я не играю, это… — Лоример махнул рукой в другую сторону стола, где сидела его мнимая подруга, его фальшивая невеста, и вдруг понял, что напрочь забыл ее имя. — Это она… Она… М-м… Это она — музыкант. А я работаю в страховом деле.
— Не сметь о работе! — рявкнул на него Торквил. — Оштрафовать его. Кому бренди?
Долговязая Филиппа убрала из-под носа Лоримера нетронутый крем-брюле.
— Тебе слово, Хивер-Джейн, — сказал Оливер Ролло, молотя рукой воздух.
— Лох-Кенбарри, — нахмурилась Бинни, пытаясь что-то припомнить. — Это не рядом с Форт-Огастесом?
— Да, неподалеку.
Поттс уже в седьмой или восьмой раз попыталась угостить его сигаретой. Он в очередной раз отказался и поднес ей свечу. Она наклонилась поближе к пламени, придерживая сигарету, и, понизив голос, произнесла, едва шевеля губами:
— Должна заметить, Лоример, это очень возбуждает — сидеть рядом с тобой и знать, что ты совсем без ничего под килтом.
