Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха
О том, что касалось последнего вечера и ночи, Ланг рассказывал столь немногословно и уклончиво, сколь охотно и подробно он описывал годы до этого. Долгое время я не мог найти этому никакого объяснения, пока наконец не догадался о возможной и даже наиболее вероятной причине, но об этом потом. В любом случае в описании этого вечера я вынужден пользоваться изложением Ланга, лаконичным в ходе допроса и одинаково кратким в одном из его последних писем ко мне. Очевидно, Сарита позвонила снова, на этот раз в половине одиннадцатого. Возможно, она сказала, что Марко грозил вернуться, что у него есть ключ от квартиры и что ей страшно. Почему на сей раз Ланг не позвонил в полицию, почему он прыгнул в «селику» и помчался через весь город, ответить может только сам Ланг. Мне он сказал, что в тот момент слишком плохо соображал и не подумал о возможной опасности еще раз ввязаться в драку с Марко. В голове его лишь мелькнуло, что он сильно заблуждался насчет своего соперника, — ведь еще после их столкновения в октябре стало ясно, что Марко не могучий супермен, а обычный и даже старомодный человек со своими строгими принципами, хотя и сильно пошатнувшимися. Возможно, в ту минуту Марко испугался не меньше, чем он сам, и Ланг вдруг почувствовал желание поговорить, найти общий язык, помочь. Ему захотелось искупить грехи своей прошлой жизни, загладить свою вину перед Эстеллой, перед Анни и Юханом, перед Саритой и Миро, и даже перед Марко.
Марко, похоже, добрался до Хельсингегатан задолго до Ланга. Почему Сарита не закрыла дверь на цепочку и впустила своего совершенно невменяемого бывшего мужа — один из многих вопросов, так и не удостоившихся удовлетворительного ответа ни в ходе следствия, ни даже на суде. Подъезд оставался открытым из-за спичечного коробка, застрявшего в дверном проеме, и, когда Ланг поднялся на лифте и остановился перед дверью, то услышал негромкие, но возбужденные голоса, доносившиеся из квартиры. В какой-то момент Сарита — с разрешения Марко или вопреки ему — впустила Ланга, а дальше все развивалось стремительно. Так стремительно, что соседи даже не успели вызвать полицию — было уже тихо. Между Лангом и Марко завязалась драка, в которой Марко, как и в прошлый раз, удалось схватить соперника за горло. Так Ланг объяснял кровоподтеки на своей шее, обнаруженные при задержании. Сарита в тот момент умоляла и заклинала обоих прекратить драку, пока они не покалечили друг друга, и неожиданно для себя даже смогла их разнять. Но после короткого перемирия, во время которого стороны, судя по всему, обменялись запальчивыми обвинениями, Марко набросился на Сариту с таким остервенением, что Ланг, с его слов на суде, испугался за ее жизнь. Именно в этот момент, в отчаянии, Ланг схватил с плиты тяжелую чугунную сковороду и яростно, изо всех сил ударил Марко по затылку. Действие этого удара усугубилось тем, что, падая, Марко стукнулся головой о край кухонного стола. После чего Ланг набросился на потерявшего сознание, возможно, уже мертвого Марко и еще дважды ударил его сковородой, оба раза в левый висок.
У Сариты началась истерика, рассказывал Ланг, она хотела вызвать полицию. Согласно показаниям в зале суда, она ничего не помнила о первых часах после убийства: потрясение было настолько сильным, что она пришла в себя только на следующее утро и тогда добровольно сдалась полиции. Ланг, как мог, прибрал в кухне, затем натянул на тело Марко пять пластиковых мешков для мусора, три снизу, два сверху, и перехватил их посередине клейкой лентой. Наконец, он завернул тело в ковер, лежавший на полу спальни, и втиснул сверток в лифт. На прощание он попытался заверить потрясенную и рыдающую Сариту, что все обойдется. Спустившись вниз, он спрятал сверток в темном коридоре, ведущем к черному ходу, и подогнал туда «селику», которую оставил возле Бьорнпарка. На полпути — суд об этом так и не узнал — он остановился у телефона-автомата, позвонил мне и попросил о помощи. Ночь выдалась дождливая и ветреная, на Хельсингегатан было безлюдно и темно, поэтому Ланг незаметно запихнул свернутый ковер с жутким содержимым в тесный багажник спортивного автомобиля и направился к Тэлёторьет, где ждал его я.
Ланга задержали около половины шестого утра в лесу неподалеку от фешенебельного района в Эсбу. Его взяли с поличным: яма была почти вырыта, ковер с телом Марко лежал на краю, оставалось только столкнуть его вниз и закопать. После того как мы расстались с ним в кафе на заправке «Тебойл», что в Брюначерр, Ланг поначалу бесцельно колесил по дорогам в растерянности и панике, пока наконец не принял решение закопать Марко в глухом лесу в районе Манканс. Он несколько лет жил там со своей второй женой и потому хорошо знал это место.
Полиция ни за что бы не выследила Ланга так быстро, если б не щенок лабрадора по кличке Озмо, который даже ногу задирать еще толком не научился. Хозяин Озмо, а точнее, отец трех дочерей, по требованию которых и завели щенка, вывел его на прогулку в половине пятого утра и заметил издали, что кто-то тащит огромный, громоздкий куль прямо в лес. Хозяину собаки это показалось подозрительным, и он вызвал полицию. Патрульная машина прибыла на место через четверть часа, но, поскольку звонок показался дежурным офицерам необычным, они решили вызвать подкрепление. В тринадцать минут шестого подоспели ищейки, так что Ланга схватили со всеми почестями, подобающими национальной знаменитости и бывшей телезвезде: брал его отряд из пяти вооруженных полицейских в сопровождении двух натасканных овчарок, тихий рык которых, вспоминал потом Ланг, раздался ровно в тот момент, когда вспыхнул ослепительный луч прожектора и прозвучал громкий приказ. Позже Ланг удивлялся только тому, что полиции удалось подобраться к нему так близко, а он этого даже не заметил: было темно, конечно, темно, как в мешке, сказал он, передернув плечами, слабый луч его фонарика был единственным источником света, но в то же время стояла полнейшая тишина. Должно быть, он настолько поддался ужасу и панике, что не услышал ничего: ни приближающихся шагов, ни хруста веток — ничего до тех самых пор, пока не оказался в луче прожектора, — только тогда он услышал по-военному четкие приказы и понял, что все кончено.
24
Во время суда защита постоянно подчеркивала право человека на самооборону — не отрицая, разумеется, самого факта совершения убийства и превышения меры допустимой самообороны, — и особенно выделяла то обстоятельство, что не только Сарита, но и Ланг находился в состоянии паники и аффекта еще до того, как был нанесен смертельный удар. В ходе судебного разбирательства Ланг давал показания несколько раз, и в одном из выступлений, согласно протоколу, сказал следующее: «По сути своей, мы дикие звери. Внутри у нас срабатывают те же самые механизмы, что спасали наших предков от клыков саблезубого тигра. И с этим ничего не поделаешь. Нет ничего загадочного и ничего аморального в человеке, который убивает, чтобы спасти свою жизнь».
Все разговоры о панике и состоянии аффекта вызывают у меня лишь улыбку, я-то знал, что Ланг был в своем уме, когда звонил мне из телефона-автомата, а не с мобильного, понимая, что так сложнее проследить его звонок. Сам я в тот момент боялся до смерти, как уже писал в самом начале, что мне придется стать невольным участником информационного балагана вокруг Ланга и его преступления. Но теперь, когда пишу эти строки, я готов принять на себя ответственность за свой честный пересказ; однако вряд ли меня могут привлечь к ответственности за соучастие в сокрытии убийства спустя столько времени.
Еще одна пикантная подробность: прокурор пытался представить убийство как верхушку айсберга. Он обвинял Ланга в том, что тот вместе с Марко торговал наркотиками, не говоря уже о других черных делишках, и просто устранил своего напарника, чтобы разрешить таким образом их финансовые разногласия. Прокурор указывал на то, что Ланг, кроме всего прочего, бесстыдно солгал офицерам полиции, скрыв сам факт своего знакомства с Марко, несмотря на свидетельские показания, согласно которым их видели вместе и в баре, и в машине. Но Ланг так же энергично и страстно отрицал свои связи с Марко, как до этого категорически настаивал на том, что он один виновен в его смерти: среди прочего он указывал на тот факт, что известность человека не позволяет ему оставаться в тени, чтобы безнаказанно заниматься наркоторговлей и сбытом краденого.
Прокурор также из кожи вон лез, добиваясь, чтобы Сариту признали виновной в соучастии. Он указывал суду на ряд несоответствий, например на тот факт, что она не смогла предъявить ни синяков, ни ссадин, то есть никаких доказательств предполагаемого нападения Марко — того самого, которое заставило Ланга подумать, что жизнь Сариты в опасности, и спровоцировало его отчаянные удары чугунной сковородой. Прокурор назвал показания о поведении Сариты до, во время и после преступления расплывчатыми и неудовлетворительными: защита, сказал он, непозволительным образом списывает все на состояние аффекта, в котором якобы пребывала Сарита даже до убийства, что уж совсем не правдоподобно. Кроме того, обвинение просило суд обратить внимание на тот факт, что показания Ланга и Сариты оказались даже слишком схожими, настолько схожими, что это наводило на мысль о возможном сговоре. Но все эти указания и предположения никак не могли противостоять многократным заявлениям Ланга о том, что он признает себя виновным в совершении убийства, и его настойчивым попыткам представить Сариту как хрупкую и чувствительную натуру, долгое время парализованную страхом назревающего конфликта между ним и Марко.
