Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2009)
Старый человек, седой, морщинистый, столько проживший, он светился от счастья. И что-то еще рассказывал из этой эпопеи. Потом распрощались.
А я про эту радость его уже слыхал. Рассказали… Его же собратья.
Действительно, было какое-то ветеранское совещание в Москве. Пригласили несколько человек. Билеты были куплены заранее, чтобы приехать, в гостинице расположиться, а назавтра — заседание.
И вдруг узнает наш герой, что днем позднее в Москву, тоже поездом, случай редкий, поедет губернатор. Тут же билет был сдан и куплен другой, на день позднее. Ради такого можно и опоздать на совещание. Слава богу, что в нашем “московском” поезде лишь один вагон “СВ, с услугами”. Туда и купил билет.
А дальше — лишь дело техники. Когда поехали, постоял, поторчал в коридоре вагонном. И вроде случайно встретились с губернатором. Коридорчик узкий, не разойдешься.
Вот и “поговорили, покурили, по рюмочке выпили”. С губернатором.
Старый человек. Взрослые дети и взрослые уже внуки.
Тоже — счастье. И не на один день. Долго можно рассказывать.
Игрушки
Теперь это позади. Но всю прошлую зиму и лето наш маленький, тогда еще полуторагодовалый, Митя очень любил ключи. Как-то даже страстно любил. Связку ключей увидит — и глаза загораются. Тянется, просит: “Дать…”
Ключей у нас, слава богу, хватает. У каждого — связка, если не две, да еще и с брелоком.
— Дать… — просит Митя.
А может и сам ухватить, если плохо лежат. Одну связку, другую… Ключами не бедствуем. Но они ведь — для дела: от квартиры, где, по нынешнему обычаю, на дверях два ли, три замка. У родителей — от кабинетов рабочих. Гаражные ключи, от машины… Счета им нет. На радость Мите.
Он их берет осторожно за колечко ли, за брелок. На весу держит, перед глазами позвякивая, любуется. Ходит за ними да бродит, к делу их норовит пристроить. И замочная скважина вовсе не обязательна, тем более что она не по росту. Малыш какую-нибудь щель увидит: дверцы шкафа ли, холодильника — тотчас с ключами к ней приступает, пытается засунуть. Если получается, он доволен. Глядит, как повисла связочка. Это — в квартире. А на улице или в старом доме — там вовсе простор: всяких щелей да трещин хватает. Были бы ключи. И они ведь есть. В квартире, рядом с дверью входной, стоит невысокая тумбочка. Иногда ключи лежат на столешнице, их можно достать, приподнявшись на цыпочки. А если припрятали, надо просить: “Дать… Кючи…”
Для вечно занятых родителей это порой спасенье. Дать малышу ключи — и он будет с ними возиться, не требуя иного.
Но порою ключи, целой связкою, пропадали. И тогда начиналась паника. Попробуй сыскать в тесно заставленной трехкомнатной квартире то потаенное место, куда малыш ухитрился ключи засунуть. А они ведь нужны: от дома, от рабочих кабинетов, от машины. Иногда искали сутки ли, двое, все переворачивая вверх дном. Зарекались: “Ключи Мите не давать”. И это правильно: ключи — не игрушка; ключи — это серьезно. Потеряются, попадут, не дай бог, в чужие руки, тогда все замки меняй. Нам, людям взрослым, это понятно: запоры, замки да ключи — это для сохранения нажитого от воров да жуликов, которых нынче не счесть. Вот и спасаемся.
Но когда маленький Митя так жалобно просит: “Кючи…” — попробуй отказать этим светлым детским глазам. Попробуй объяснить… Тут не объяснишь порой самому себе, а уж ребенку тем более.
Как он осторожно их держит на весу перед глазами, счастливый обладатель “кючей”; как прикладывает к дверям машины и радуется, когда открывают ему дверь; засовывает в какую-то щелку и глядит, как висят они, на цепочке. А если в руках две ли, три связки, то наступает работа очень серьезная: нужно их приладить все, одна связка под другой. И чтобы не упала. Это трудно. Не держатся. И надо снова засовывать в щель узкий ключик. И чтобы он удержал остальную связку. Дело трудное для годовалого мальчонки. Он старается. И вот наконец удача. Все связки висят. Это — настоящее счастье. И выразить его невозможно одной лишь улыбкой. Начинается танец какой-то необычный, кавказский. Кругами, вприпрыжку, с воздетыми ручонками, которые смогли, сумели такое чудо сотворить — целая гроздь висящих “кючей”. В честь этого — самозабвенный танец радости с воздетыми к небу руками.
Так мы и жили, всегда имея в запасе две ли, три связки ключей. В квартире Митя пристраивал их в дверях ванной, на холодильнике. На прогулке, выходя из подъезда, он сразу тащил меня к гаражам, которых нынче расплодилось несчетно. Там — замки, там — ворота, там — щели, в которые можно пристроить один ли, другой ключ. Порою на нас смотрели подозрительно. А иногда даже ругали, конечно, меня: “Повадишь… А потом он и будет…” Митя, слава богу, укоров не понимал. Поднимая к сердитому дяде глаза, он говорил обычное: “Даствуй!” — и протягивал ручонку.
Митино увлечение ключами продолжалось не очень долго. Потом он, как-то разом, остыл к ним. Лежат себе и лежат, висят и висят эти, не больно понятные, связки да сверки на колечке ли, на цепочке, с брелоком, порой тяжелые. От квартир, от кабинетов, от гаражей, от машин. Чем-чем, а замками да ключами, как говорится, не бедствуем.
Митино увлечение кончилось. Но в ту пору, когда, потакая малышу, пришлось мне, поневоле, с ключами вожжаться, таская их в карманах да оберегая, чтобы не потерялись, многое приходило в голову, и все не больно веселое.
Из жизни прежней в нашем старом доме мне помнится лишь один-разъединый замок-“гирька”. Но появлялся он на дверях нашего дома очень редко, когда все от двора далеко уходили. Ключ от замка был единственным и потому всегда оставался рядом, возле крыльца, под камнем. Об этом знали все: родные, близкие, соседи.
Других замков, а значит, и ключей у нас не имелось. Летняя кухня с утварью, погреб с немалыми припасами, сарай, курятник, коровник с живностью — все это обходилось без замков, деревянными “вертушками”.
И за долгую жизнь старого дома не было там воровства ли, пропаж.
Нынче одна лишь городская наша квартира имеет три замка и “охрану”, да еще в подъезде “цифровой” и “электронный” запоры. В гараже для машины два висячих замка. Добро еще, что не поддался на уговоры поставить третий замок, внутренний. В Калаче, приюте летнем, песня похожая: три да четыре замка — кроме дома, на кухне, на сарае, на дворовой калитке. Еще и на погребе был замок, пока что-то хранили в нем. Водяной насос железной цепью и замком сохраняется. Ключей — не счесть. Было чем Мите побаловаться.
Только какой в них прок, если разобраться? Во всех этих сторожах висячих, накладных, внутренних и даже “электронных”.
Старый дом наш обворовали, замка не ломая. Пробой выдернули, а потом аккуратно на место поставили. Хотя и красть было особо нечего. Но нашли, забрали.
Обокрали и городскую квартиру — замки не преграда для умелых людей. Да что наши простые запоры…
По соседству у меня живет немалый начальник, как говорят, “силового ведомства”. У него не дверь — крепостные ворота. В другой город отъехал — на следующий же день его крепость пала. Говорят, что, броне и замкам не доверяя, пришлось посадить внутрь квартиры милиционера. Может, и врут. Но на правду похоже. Другой областной милицейский начальник пять лет жил в соседнем подъезде. День и ночь его сторожили люди в погонах.
Квартиру губернатора, в соседнем доме, тоже не уберегли. А ведь замки да двери — “сейфовые”. Что проку?.. Пришлось поставить у подъезда будку, в ней — круглосуточный дозор. Он и поныне.
Вот тебе и замки, и ключи, решетки, стальные да бронированные двери.
Поневоле вздохнешь, когда вспоминаешь наш старый дом, дощатую дверь его, по теплому времени настежь раскрытую. Да простую щеколду.
А если надолго уходят, то вешали простой замок-“гирьку”, ключ от которого — возле крыльца, под самородным камнем.
На хуторах было и того проще. Накинута на пробой цепная наметка — значит, хозяева не во дворе, но близко: на леваде, в садах или отлучились к соседям. А если далеко и надолго из дома ушли, то к дверям будет прислонен легкий батожок — знак понятный. Я застал, слава богу.
“По особо важным делам...”
Несколько лет назад, у себя в поселке, сидел я в каком-то из кабинетов районного начальства. Разговор шел обычный: о том да о сем. В разговоре этом мелькнуло: “следователь по особо важным делам”. Оказывается, и у нас есть такие. “Я думал, лишь в Москве да в городе, — сказал мой собеседник, — оказывается, и у нас. Да еще — женщина”. Назвал он фамилию, звание.
