Аньес Дезарт - Съешь меня
Итак, я стосковалась по нормальной спальне. Рассматривала трещины на потолке, и мне казалось, надо мной нависла гигантская ладонь с бесконечной линией жизни.
— Поверьте, — настаивал Бен. — Другого выхода нет. Это самое разумное.
Он взял ручку. Стал высчитывать, обводить результаты.
— Смотрите. Тут не о чем спорить. Все совершенно очевидно.
Кружки в квадратиках, квадратики в кружках. Какая-то сложная схема. Он всеми силами пытался склонить меня на свою сторону.
— Я напрочь лишена честолюбия, — объясняла я ему. — Страсть к наживе внушает мне отвращение. Не желаю расширять ресторан. Хочу оставить все как есть. Разве нам плохо?
— Плохо.
Бен не шутил. Он всерьез рассердился.
— У нас на кухне слишком тесно, — повысил он голос. — Вчера упустили два заказа.
— Но люди ведь не обиделись, — прервала я его.
— Люди никогда на вас не обижаются, Мириам. А толку-то что? Если оставить все как есть, с налогами не расплатимся. Вот взгляните. — Он указал мне на чудовищное число, подчеркнутое тремя жирными чертами. — Нам нечем расплачиваться!
— Нам дадут отсрочку.
— Хватит! — Бен уже кричал. — Хватит! То, что я предлагаю, осуществить не сложно, черт побери! Согласитесь хотя бы ради меня! Всего-то и дел, что арендовать помещение соседней галантереи. Мы никого не выбрасываем на улицу. Ничьих прав не ущемляем. Объявление «Сдается» висит вот уже два месяца. Мы заключаем договор, платим, приводим помещение в порядок и расширяемся.
— На какие шиши?
— Займем.
— Он прав, — спокойно поддержал Бена Венсан.
Я не заметила, как он вошел.
Где твоя гордость, обиженный мужчина?
Я посмотрела на него с удивлением. Он ласково потрепал меня по голове, сел за наш столик и сказал:
— Послушайся Бена, он прав.
Лепесток белой лилии прицепился к вороту свитера. От него исходил запах шафрана. Венсан спокойно смотрел мне в глаза. Мир. Отныне мы с ним добрые соседи.
Мы еще не привели зал в порядок. Работала посудомоечная машина, мусор не вынесен, пол не метен. Я отвернулась. Как же им объяснить, что у меня просто нет сил. Я устала, страшно устала.
— Нам понадобятся помощники, — с осторожностью начал Бен.
— Еще чего!
Я вскочила, схватила веник. Надела фартук из грубого холста, подхватила мусорные пакеты. Вытерла губкой стол.
— Я не хочу никаких помощников! Слышишь, Бен? Никаких! Ты и я, и больше никто нам не нужен. Ты бросишь это дело, я тоже брошу. Тебе надоест, я закрою ресторан. В один миг. Для меня это раз плюнуть! Я охотно расстанусь с этой собачьей жизнью. Охотно! Жалеть тут не о чем. Но помощников мне не надо! Смотри!
Я вылила на пол ведро кипятка. Сполоснула кастрюли. Обмахнула тряпкой сиденья стульев. Добралась до диванчика.
Диванчик, миленький мой, диванчик из «Эммауса». Я рухнула на него, прижалась разгоревшейся щекой к прохладной искусственной коже. Слезы хлынули из глаз. Я не то хотела сказать! Мне так нужно… так нужно… Забыла слово. Не могла вспомнить. Ухватилась за первое попавшееся. Мне так нужно уважение. Нет. Не уважение. Не в том суть. Почти поймала, но не совсем.
— Прошу прощения, — пробормотала я, сдерживая рыдания.
Вот оно! Мне так нужно прощение!
Бен и Венсан терпеливо дожидались, пока я выплачусь. Не пытались меня успокоить. Мне было стыдно, что я разнюнилась при них. Они не знали моей истории, не понимали, с чего это я реву. Я боялась, как бы Бен и Венсан не почувствовали себя виноватыми, не приняли моих слез на свой счет. Когда я затихла, Венсан сказал:
— К тому же наш квартал станет оживленней. Я как владелец магазина…
Он рассуждал спокойно, деловито. Мой здравомыслящий ангел-хранитель не боялся роли приземленного прагматика.
— Как владелец магазина я крайне заинтересован в том, чтобы твой… твой…
— Ресторан, — подсказал Бен.
— Да, вот именно, чтобы твой ресторан расширился. Тогда и у меня прибавится покупателей.
Венсан с Беном углубились в обсуждение дальнейших перспектив. И вскоре позабыли не только о моих слезах, но и о самом моем существовании. По счастью, они сошлись во мнении по всем вопросам предпринимательства, спроса и предложения, а также конкуренции. И сообща воздвигли воздушный замок. Наняли официантов, официанток, бухгалтера. Услышав, что они упомянули шеф-повара, я встрепенулась.
— Ну нет, — заявила я хриплым голосом. — Вы не посмеете отодвинуть меня. Не потерплю на кухне самозванцев!
Венсан и Бен рассмеялись. Обрадовались, что ко мне вернулась здоровая злость. Они проговорили до рассвета. А я молчала и размышляла о том, что наша жизнь — пустой кубок. И мы стремимся его наполнить. Любовью, желанием, страстью. Я едва не стала приворотным зельем в кубке Венсана. Но вовремя испарилась, теперь он наполнит кубок чем-то другим. А чего бы я налила в свой кубок?
«Выпей меня» — приглашала надпись на флаконе Алисы. Девочка выпила и в один миг стала крошечной. Будто бы перевернули бинокль. «Съешь меня» — просил пирожок. Алиса откусила кусочек и стала выше дерева. Жизнь то велика для меня, то мала, я никак не выкрою себе по росту. Вот было бы славно, если бы она пришлась мне впору, нигде не жала, не морщила.
Два одержимых искусителя пытались увлечь меня мечтами о земном величии. Я не поддавалась. Хотела, чтобы все оставалось по-прежнему, но они, поодиночке и хором, убеждали меня, что это неосуществимое желание. «Таков закон рынка, — утверждали они, — вырасти или погибнуть, третьего не дано».
— Как можно постоянно хотеть большего? — спросила я. — У вас не мутится в голове при одной мысли об этом?
— Она слишком много читала, это не пошло ей на пользу, — заявил Венсан.
— Или слишком мало, и не те книги, — осадил его Бен.
В одних книгах, что я читала, жадность была наказана, а бескорыстие вознаграждено. В других — наоборот, я подразумеваю истории о тех, кто добился успеха, success stories. Иногда герои любили друг друга, но скрывали это, а иногда говорили, что любят, но не любили. Помню историю миллиардера, который поначалу не имел ничего, кроме гвоздя в кармане, да, да, именно гвоздя. Я читала сказки, где животные обладали даром речи, а люди превращались в животных: царевна-лягушка, человек-паук. Я читала романы об убийствах, насилии, войне, тоске. Позабыла названия, позабыла авторов, и теперь у меня осталась одна Алиса. Алиса все пыталась наладить хоть какое-то равновесие между временем и пространством: чтобы пройти в маленькую дверку, ей нужно стать маленькой, но, как только она уменьшилась, сейчас же вспомнила, что забыла ключ на столике, который теперь в четыре раза выше ее. И опять Алиса растет при помощи волшебного пирожка, стараясь на этот раз ничего не забыть. Вот и я, как Алиса, всегда оказываюсь не того роста.
Ночью мы не спали. Поутру я увидела в зеркале свое лицо, серое с черными кругами под глазами. Прикосновение к ножу меня обожгло. К мокрой тряпке — заставило содрогнуться. Свет в холодильнике ослепил. Я поневоле присела на табурет, чтобы разрезать мясо. Каждое движение давалось с огромным трудом. Картофелина тяжелее камня, веточка укропа со столетний дуб. Перчинки, что я дробила, зернышки кориандра, что молола, оглушали меня треском. Посетитель ставил чашку на блюдце. Ну и грохот! Я вздрагивала. Вскрикивала. Но никто меня не слышал. Крик угасал внутри, не выбирался наружу. Я встала, хотела взять чернослив, он в банке, на полке, и вдруг упала. В миг, когда голова коснулась пола, я отметила с радостью, что не напоролась на нож. Вот он, зажат в руке, в стороне от лица. Слава богу, жива!
Очнулась я в спальне. Свет пробивался сквозь задернутые занавески. Под головой у меня настоящая перьевая подушка. Я укрыта чистой простыней. Лежу одетая в чужой постели. Комнатка маленькая, стены голые. Я приподнялась. Заныл подбородок. Осторожно спустила ноги с кровати и, держась за край, попыталась встать. Убедившись, что ноги меня держат, пошла по стенке, чтоб было за что ухватиться, если опять упаду. Выбралась из крошечной кельи. Остальные комнаты были погружены в полосатую полутьму, лучи солнца проникали в щели жалюзи. Пахло средством от моли и стиральным порошком. Мебель в прозрачных нейлоновых чехлах. Безделушки прикрыты белоснежными салфетками. Я приподняла одну крахмальную юбочку и обнаружила часы с двумя голыми золочеными ангелочками, что ласково улыбались, придерживая стеклянный шар. Книг всего ничего — полное собрание сочинений маркиза де Сада, три совершенно одинаковых издания по сексологии и пять старинных томов, посвященных кожным заболеваниям. Я направлялась на кухню, во всяком случае, надеялась, что ее обнаружу, и оказалась в прихожей. Снаружи кто-то отпирал дверь.
— А-а, ты уже на ногах, — обрадовался Шарль, увидев меня.
Я не понимала, откуда тут взялся мой брат. Он что, поменял квартиру? Мне стыдно, что у него так мало книг. Стыдно за нейлоновые чехлы. Наверное, ковры и зеркала в золоченых рамах, облаченные в нейлоновые саваны, ужасно дорогие.
