Алексей Слаповский - Вспять: Хроника перевернувшегося времени
— Ну, по суду так по суду, — ответила Галя и повернулась, чтобы уйти, благо она даже не зашла в квартиру, стояла в прихожей. (Наверное, потому, подумал Владя, что боится увидеть следы присутствия другой женщины.)
— Нет, ты постой, — сказал Владя. — Ты раньше почему мне не разрешала часто с Вовкой видеться?
— Сто раз объясняла: чтобы не привыкал. Верней, чтобы отвык. Потому что я не собираюсь в молодом возрасте одиночкой оставаться. Встречу порядочного мужчину, Вовка к нему привыкнет, будет отцом называть.
— А меня тогда вообще, что ли, к нему не подпустишь?
— Чем реже, тем лучше. Отец один должен быть.
— Ты пройди, чаю выпьем.
— Чай я не пью, ты же знаешь. Кофе — если есть.
— Найдем.
Галя прошла. Владя начал шарить в ящиках и шкафчиках, ища кофе. Галя поняла, что он, хоть и довольно давно живет здесь, до сих пор не обвык, считает жилье чужим. И всё здесь от хозяев, вернее, от хозяйки — старушки, судя по кружевным занавесочкам на окне, допотопному кухонному оборудованию, картонным иконкам в углу, трем горшкам со столетником на подоконнике (да еще на холодильнике один), отсутствию электрического чайника (старый, с загнутым носиком, стоит на плите), затертой клеенке на столе и многим другим приметам экономной и пожилой женщины.
— Растворимый, — нашел Владя. — Будешь?
— Все равно.
Владя зажег газ, налил полный чайник, поставил греться. Пока делал это, старался окончательно протрезветь.
И сказал:
— Ты, Галя, похоже, не понимаешь простой вещи. Я ведь все равно вернусь. Время назад пошло, так что это неизбежно. И никакого порядочного человека ты уже не встретишь — ты же в будущем хотела это сделать, а будущего не будет. Где, кстати, ты его собиралась искать? Но это второй вопрос. Повторяю: мы неизбежно придем к совместному проживанию. Я не говорю, что так уж к этому стремлюсь, нам просто некуда деваться. Все будет как было.
— И эта тварь тоже будет? Как ее, не помню?
Галя, конечно, помнила имя Вероники, но Владя решил не напоминать.
— Я и сам забыл, — шутливо сказал он. — Как страшный сон.
— Не отвиливай. Владислав. Ты говоришь: у нас будет как было. Значит, и с ней будет как было.
— Не будет! Я же знаю теперь, чем это кончится.
— А тогда не знал?
— Не знал.
— Нет, но ты же все равно будешь с ней в Придонске, как тогда, значит — случится.
— Не случится! Это было не ночью, то есть началось не ночью…
— Не надо мне поганых подробностей, — поморщилась Галя.
— Хорошо, не буду. Короче, ничего не случится. Обещаю. Клянусь, если хочешь.
— Ага. А потом встретится опять какая-нибудь гадючка с ногами…
— Не встретится! Потому что не встречалась! Не было этого! А чего не было, быть уже не может!
На самом деле Владя понимал, что может — в течение одного дня, — но не стал на эту тему распространяться.
Галя посидела молча, рассеянно проводя ладонью по столу, будто сметая крошки.
— Вовка на прошлой неделе «Пего» собирал, — сказала она. — Слышу: пыхтит, злится. Он же молчком всё, как ты. А потом вдруг, забылся, наверно, кричит: «Пап!»
На глазах Гали навернулись слезы.
У Влади тоже защипало в глазах.
— Ладно, — сказала Галя. — Собирайся.
Владя вскочил, побежал в комнату.
— Да мне собираться — одну сумку с вещами уложить! — крикнул он.
И достал эту сумку, и начал запихивать в нее свои футболки, рубашки, брюки…
Однако движения его становились все медленнее.
Сейчас бы допил спокойно бутылочку, отдохнул бы, посмотрел бы телевизор, вдруг подумалось ему. Сам себе хозяин. А там начнется опять тотальный контроль, особенно в смысле отношений Влади к женскому полу. Ревнивая она слишком. Даже к красоткам из телевизора ревнует, смотрит сбоку и ехидно замечает: «Чего упялился? Со мной, что ли, сравниваешь? Ну, я хуже, радуйся!»
Странная логика.
И жесткий она вообще человек.
Галя вошла в комнату.
— Ты скоро?
Увидела застывшего над сумкой Владю, сразу все поняла.
— Сам предложил, я тебя не тянула.
— Да нет, я просто… Вспомнил, хозяйка через час придет, деньги ей отдать должен.
— Ты же вперед, наверно, платишь?
— Да. Но…
— А чего ж тогда платить, если ты жить не собираешься? Или собираешься?
И, верная своей привычке не давать возможности обдумать и ответить. Галя пошла к выходу.
— Галя! Я скоро! Объяснить я ей должен или нет? Ключи отдать?
Дверь хлопнула.
Владя пошел в кухню, чувствуя странное облегчение. Выпил, что было, ему стало хорошо. Пошел в комнату, сел на диван, включил телевизор.
Посмотрев что-то несколько минут, сказал вслух:
— Вот дурак-то!
И, побросав оставшиеся вещи в сумку, выбежал из дома.
Ключи потом отдам, подумал он по пути.
И подивился, насколько умеет человек, убеждая другого, убедить и самого себя: на самом деле хозяйка собиралась прийти только через два дня, но Владя и сам поверил, что она явится через час.
Остаток дня все провели в ожидательной медлительности. И не только в Рупьевске, но и во многих других местах. Дело в том, что после переворота прошло семь дней, если считать сегодняшний, еще не закончившийся. То есть неделя. А люди, градуировав и пронумеровав время, оказались сами загипнотизированы собственной магией цифр. Объективно, вне человеческого сознания, конечно, не существует никаких недель, деление на часы и минуты тоже условно. Смена времен года, обороты земли за определенный промежуток времени — это да, это существует. Остальное — человеческие выдумки. И всё же, как бы то ни было, люди напряженно ждали исхода седьмого дня. Распространились упорные слухи: если время повернется обратно, то оно должно повернуться в тот же день, то есть в субботу, вернее, в ночь с воскресенья на субботу — в ту ночь, которая стала поворотом на пятницу. А если не повернется, то не повернется уже никогда.
Ждали известий с Дальнего Востока.
А кто-то нарочно не включал радио и телевизор, не общался с соседями — чтобы раньше времени не огорчиться или, напротив, не обрадоваться.
29 сентября, суббота
ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАЕТ ИДТИ НАЗАД. В МИРЕ ПАНИКА
Это была главная и практически единственная новость субботы. Были и другие, но они абсолютно никого не интересовали, кроме тех, кого касались, — как, например, жителей города Сочи, страдающих от последствий ливня, который, значит, теперь обрушится на них завтра, в пятницу.
Все впали в оцепенение.
До некоторых впервые дошло наконец, чем это чревато.
Перевощиков уже видел, как Рупьевск опять становится захудалым провинциальным городишкой, а он. Петр Сергеевич, вместо главы администрации возвращается на место рядового работника отдела планирования и градоустройства в одном из районов Придонска и спускается все ниже и ниже.
Столпцов Игорь Анатольевич тоже заглянул далеко назад и увидел там довольно паскудные годы первоначального накопления капитала; это сейчас он директор и совладелец солидного предприятия, а приходилось и в сомнительные аферы пускаться, пирамиды строить, спекулировать помаленьку — да мало ли чего худого было сделано ради того, чтобы получить возможность делать хорошее! Не он первый, не он последний!
Милозверев догадался наконец, что не дождется очередной порции денег, да и предыдущие начнут таять, а потом вернется он в комсомольскую юность, будет перед всеми свою гордую спину гнуть, в которой позвонки давно уже от этого отвыкли, в глаза заглядывать, задницы лизать — в моральном смысле, конечно… Грустно, противно, гадко…
Лариса Юльевна Столпцова с тоской предвидела, что мелкий бонвиван Клокотаев, появившись, опять сумеет охмурить ее, несмотря на то что сейчас и подумать о нем противно, — но ведь она будет моложе, привлекательней, слабее… Хотя — почему слабее? У нее же двойной опыт теперь: и прошлого, и будущего. Ничего, мы еще поборемся!
Кира Скубина готовилась к неизбежному унижению, связанному с вернувшимися отношениями между нею и Львом Остальским: то-то будет злорадствовать, сволочь, и вымещать на ней досаду из-за неудавшегося романа с гордой девушкой Дашей.
Лейтенант Валера Беленький, поглядывая на погоны, с грустью видел, как исчезает вторая звездочка и остается одна, сиротливая, младшелейтенантская.
Наталья, сестра Ильи Микенова, вскакивала по ночам: чудилось, что вернулся разбойник муж, хотя ему рано еще было, а потом подолгу сидела возле сына, перебирая шелковинки его волос и с ужасом представляя, что это исчезнет…
Илья Микенов понял, что радость его бессмысленна: даже если они опять будут вместе с Анастасией, то потом опять разлучатся — в силу малого возраста, когда дружба возможна, но только детская.
Посошок вдруг осознал, что он, тосковавший по счастью детства и первой влюбленности, не хочет ни детства, ни первой влюбленности: в любом случае они будут не такими, а других ему не надо.
