Верхний ярус - Пауэрс Ричард
Пэтти слушает отца и все понимает. Это наука, и она стоит в миллионы раз больше клятв любых людей.
СО ВРЕМЕНЕМ ПЭТТИ почти с отцовской сноровкой распознает, из-за чего увядает фермерский урожай или что его грызет. Отец перестает засыпать ее вопросами и начинает с ней советоваться, не перед фермерами, конечно, но позже, в машине, когда у них появляется минутка сообща подумать над тем, какие паразиты поразили то или иное поле.
На четырнадцатый день рождения отец вручает дочери «Метаморфозы» Овидия с соответствующими возрасту пропусками. На титуле надпись: «Моей дорогой дочери, которая знает, как велика и широка древесная семья». Патриция открывает книгу на первой странице и читает:
«Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы новые»[31].
От этих слов она снова оказывается там, где желуди находятся лишь в шаге от лиц, а еловые шишки превращаются в тела ангелов. Пэтти читает книгу. Истории странные и текучие, древние, как само человечество. Но почему-то знакомые, словно она родилась, уже зная их. Повествование идет скорее не о людях, превращающихся в других живых существ, а о других живых существах, которые в минуты величайшей опасности каким-то образом вбирают в себя дикость внутри людей, что так и не исчезла. Сейчас тело Патриции тоже проходит через мучительную метаморфозу, она становится чем-то, чего совершенно не хочет. Раздаются вширь грудь и бедра, появляется пятно волос между ног, и так в Пэтти пробуждается зверь древнее ее самой.
Больше всего ей нравятся истории о том, как люди превращаются в деревья. Дафна стала лавром, прежде чем Аполлон смог поймать ее. Женщин, убивших Орфея, схватила сама земля, и они видели, как их пальцы превращаются в корни, а ноги в стволы. Она читает про юношу Кипариса, которого Аполлон обратил в кипарис, чтобы тот мог вечно скорбеть о своем любимом олене. Пэтти краснеет, как свекла, как вишня, затем — как красное яблоко, из-за истории о Мирре, обернувшейся в мирт, после того как она забралась в кровать отца. И плачет над историей о верной паре, Бавкиде и Филемоне, которые после смерти столетиями жили как дуб и липа, так их наградили за то, что приняли в своем доме странников, оказавшихся богами.
Приходит ее пятнадцатая осень. Дни укорачиваются. Ночь приходит рано, деревья получают сигнал остановить проект по производству сахара, скинуть все уязвимое и очерстветь. Живица падает. Клетки становятся проницаемыми. Вода уходит из стволов, концентрируется, превращается в антифриз. Под корой дремлет жизнь, покрытая настолько чистой водой, что в ней не остается ничего, из-за чего бы она кристаллизовалась.
Отец объясняет технику трюка.
— Только подумай! Деревья сообразили, как жить неподвижно, без какой-либо защиты, на семи ветрах при минус тридцати градусах.
Этой зимой Билл Вестерфорд затемно возвращается домой, когда «паккард» наезжает на черный лед и слетает с дороги в канаву. Отца Пэтти выбрасывает из машины, тело пролетает двадцать пять футов, после чего врезается в изгородь из маклюр, которые фермеры посадили полтора века назад.
На похоронах Пэтти читает «Метаморфозы». Превращение Бавкиды и Филемона в деревья. Братья думают, что она лишилась разума от горя.
Она не позволяет матери выбросить вещи отца. Кладет его трость и шляпу в своего рода святилище. Сохраняет драгоценную библиотеку — Олдо Леопольд, Джон Мьюр, тексты по ботанике, сельскохозяйственные брошюры, которые отец помогал писать. Находит Овидия, издание для взрослых, все в пометках, как люди пишут на буках. Уже первая строчка подчеркнута трижды: «Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы новые».
СТАРШАЯ ШКОЛА пытается убить ее. Скрипка в оркестре — под подбородком клен воет о старых горных воспоминаниях. Фотография и волейбол. У Патриции даже есть подруги, ну или почти подруги, они хотя бы понимают реальность животных, если не растений. Драгоценности Патрицию не интересуют, она одевается во фланель и джинсу, носит с собой складной нож, а длинные волосы заплетает косами вокруг головы.
Появляется отчим, человек достаточно умный, чтобы не пытаться ее переделать. Один тихий мальчик два года мечтает о том, чтобы пойти с ней на выпускной бал, но его мечте суждено умереть от дубового кола в сердце.
В восемнадцать лет Патриция готовится к переезду в Восточный Кентукки, там она будет изучать ботанику, и тут вспоминает о буке, который растет в кадке рядом с сараем. Патрицию охватывает стыд: как она могла на целых два года забыть об эксперименте? Об обещании, данном отцу? И пропустила свой шестнадцатый день рождения.
Весь вечер она освобождает дерево от почвы, тщательно стряхивает комочки земли с корней. Потом взвешивает растение и среду, которая его питала. Легчайшее семечко теперь весит больше Патриции. А вес земли не изменился, максимум ушла пара унций. Другого объяснения нет: практически вся древесная масса пришла из воздуха. Ее отец знал об этом. Теперь знает и она.
Патриция высаживает эксперимент за домом, там, где они с отцом любили сидеть летними ночами и слушать то, что другие люди называли тишиной. Она вспоминает то, что он говорил об их виде. Человек, возлюби его Господь, должен оставить автограф на каждом буке в мире. Но некоторые люди — некоторые отцы — сами исписаны деревьями сверху донизу.
Прежде чем уйти, Патриция делает крохотную зарубку складным ножом в гладкой книгоподобной коре ствола, в четырех футах над землей.
УНИВЕРСИТЕТ ВОСТОЧНОГО КЕНТУККИ превращает Патрицию в нечто новое. Она расцветает, как растение, обращенное на юг. В кампусе потрескивает атмосфера шестидесятых, перемена погоды, запах удлиняющихся дней, аромат возможностей разбивает гипс устаревших мыслей, и чистый ветер катится с холмов.
В ее комнате куча растений в горшках. Другие тоже разбивают ботанические сады между рабочим столом и койкой. Но только у нее на терракотовых горшках виднеются полоски с данными. Ее друзья разводят гипсофил и голубоглазые фиалки, а она выращивает череду, кассию и другие эксперименты. Также она заботится о бонсай, можжевельнике, который выглядит так, словно ему уже тысяча лет, шипастом хайку без всякой научной цели.
Иногда по ночам Патрицию приходят проведать девчонки сверху. Она — их проект, домашнее животное. «Давай напоим Растительную Пэтти. Давай познакомим Растительную Пэтти с тем битником с экономического». Они глумятся над ее старательностью и прилежанием, смеются над ее призванием. Заставляют слушать Элвиса. Одевают в облегающие платья без рукавов и делают ей начесы. Называют Королевой Хлорофилла. Она не из их стаи. Пэтти не всегда хорошо их слышит, а когда это все же случается, их слова не всегда имеют смысл. И все же истеричные млекопитающие сородичи иногда вызывают у Патриции улыбку: вокруг сплошные чудеса, а им все равно нужны комплименты для счастья.
На последнем курсе Пэтти получает работу в оранжереях кампуса — два часа, украденных у утра перед занятиями. Генетика, физиология растений и органическая химия занимают все ее вечера. Она каждую ночь занимается в библиотечной кабинке, пока библиотека не закрывается. Потом читает для удовольствия, пока не засыпает. Иногда открывает томики, которые дают ей друзья: «Сиддхартха», «Голый завтрак», «На дороге». Но ничего не трогает ее больше «Естественной истории» Питти и книг с отцовской полки. Теперь они постоянно придают ей силы. Их фразы ветвятся и поворачиваются, чтобы поймать солнце:
Падали престолы и поднимались новые империи; рождались великие идеи и создавались великие картины, а мир революционизировали изобретения и науки; и тем не менее ни один человек по-прежнему не может сказать, какой век отмерен дубу, или какие государства и веры он переживет…
Там, где скачет олень, где плещет форель, где ваша лошадь останавливается, чтобы испить ледяной воды, пока солнце греет вам затылок, где каждый новый вздох пьянит — там растут тополя…
