Дмитрий Лекух - Я русский
Обхватываю голову руками.
– Этого еще не хватало, – скриплю зубами, – на своей же земле…
Гарри грустно кривится.
– Это с каких это пор Кавказ нашей землей стал, Дэн? – спрашивает. – Наша земля – Москва. И окрестности. А Кавказ – это зверье.
Я вздыхаю.
– Ты не прав, Мажор, – вмешивается Али. – Кавказ – наша земля. Ее наши предки кровью поливали, чтоб мы там спокойно жить могли. Тот же Лермонтов. А мы ее просто тупо просираем. Если уже не просрали. Да какая, в принципе, разница! Сейчас нужно не философию тереть, а думать, что делать в сложившейся ситуации.
Все кивают.
Напряг, конечно, нереальнейший.
Кстати – еще ничего не закончилось.
А, чует мое сердце, – только начинается.
– Для начала, – разряжает немного ситуацию Никитос, – думаю, надо тупо успокоиться. А то вон Данила бутылки на столик поставил, а стаканы и лед забыл. Ну, да и хрен с ним, со льдом. Стаканы-то где у тебя, лишенец?
– Можно подумать, сам не знаешь, – ворчу.
– Знаю, – говорит. – Не раз тут пивал. Но спросить-то по-любому обязан, так?
– Так, – соглашаюсь. – Все так, Никитос. И никак иначе. Тащи. Кто из парней пострадал? Знакомые есть?
Называют имена, ники, фамилии.
Вот ведь, блин!
– Как все было на самом деле, выяснили? – интересуюсь.
Парни кивают.
– Да как обычно, – хмыкает Егор. – Оплатили автобус, поехали. В самом Нальчике решили не палиться, сняли частную гостиничку в Приэльбрусье. Типа курорт. Никто ничего и не мутил. Хотели тупо отдохнуть, попить водки, а завтра спуститься в Нальчик, пошизить на секторе. Даже на игру дубля не поехали. Пересечений никаких не планировали, сам понимаешь – Кавказ…
– И что дальше?
– Дальше, – прерывает наш разговор Никитос, – выпьем. За то, чтобы все парни оттуда живыми вернулись. Там по окрестностям до сих пор, похоже, пальба стоит. И не холостыми. Недавно созванивался.
Он уже не только стаканы притащил, но и разлил, оказывается.
– Понятно, – вздыхаю. – Ну что, парни, вздрогнули?
Чокаемся, выпиваем.
Я – сигаретку закуриваю.
– И что дальше? – спрашиваю у Егора.
– Дальше конкретная херня началась, – тоже прикуривает, разгоняя сиреневый легкий дымок здоровой, как у землекопа, ладонью. – Они в кабаке перед подъемником бухать уселись. Многие – пьяные, естественно, в дымину. Продолжить решили. А за соседним столиком местная кавказская мерзота заседать устроилась. И на улице тоже. Мрази черножопые. Ну, слово за слово…
– Понятно, – вздыхаю. – В принципе, ничего нового. Все как всегда, одно за другим. Закон подлости и поиска неприятностей. Чисто по-нашему, хули тут говорить. А стрельба с чего началась?
– Ну, – пожимает плечами, – сначала просто так помахались. Для общего, так сказать, оздоровления ситуации. Кто там прав, кто виноват – хрен сейчас разберешь, сам понимаешь. Но наши-то по-любому на кулаках пореальней будут. Вынесли их, короче. А те сгоняли вниз и вернулись с подмогой. И – со стволами. Автобус на хрен сожгли, стрельбу устроили. У нас – двое с огнестрелами, один – с ножевой. Тяжелый, правда, – только один. Костя, ты его знаешь, наверное. Молодой совсем парень еще, чуть ли не первый выезд у него. Жопа, короче. Сидят ща в гостинице, забаррикадировались. Местные по окнам палят, ментов там – днем с огнем не найдешь, чего уж про ночь говорить. Причем не исключаю, что кто-то из ментов по окнам ща и стреляет. А завтра сам же будет показания снимать. Кавказ, хули…
Молчим.
Никитос пока по следующей разливает.
Боже мой, думаю.
Когда же все это закончится?
– Хорошо, – вздыхаю, наконец. – В чем мою роль видите?
Парни переглядываются.
– В твоей основной профессии, Дэн, – поднимает глаза Али. – Там сейчас всякое случиться может, сам понимаешь. И скорее всего местные попытаются выставить виновными в этой шняге наших парней. Мы, разумеется, все будем свои возможности включать. Ножнин, начальник службы безопасности клуба, уже на ногах. Спасибо ему, кстати, реальным мужиком оказался. Я тоже кое-кого во властных структурах напряг, чтобы на контроль взяли, не без этого. Парни сейчас деньги вовсю собирают. Задача – вытащить всех. Без исключения. Но наших сил может оказаться мало. И тогда – придется палить из всех калибров. И пресса тут – штука не последняя.
– Так о чем спич? – удивляюсь. – Только отмашку дайте, когда «стрелять», да и вся недолга. Делов-то!
Молчат.
Мнутся.
– Понимаешь, Дэн, – со вздохом говорит Егор, – это Кавказ. А значит – «высокая политика замирения». Тебе это может карьеры стоить, старый. А может, и не только карьеры.
Молчу.
Бледнею.
Потом закуриваю.
Кончики пальцев, сцуко, вполне ощутимо подергиваются.
– Вам как щщи крошить? – интересуюсь как можно спокойнее. – Всем сразу или в порядке живой очереди? Вы меня за кого, блин, держите?! За суку?!
– Тише, тише, – поднимает руки Али. – Дэн, успокойся, ну тебя нах!
Егор – тот аж к стенке отскакивает.
Видимо, есть в моем лице сейчас что-то – ну совсем эдакое.
Нехорошее.
– Успокойся, Данил, – продолжая поднимать открытые ладони вверх, размеренно говорит Али. – Не о том спич, что мы тебя за кого-то неправильного держим. А о том, что похоже, шутки на хер заканчиваются. Это тебе не в фестлайне постоять, пусть и с угрозой для здоровья. И даже не бритишей в пражском пабе на хрен вынести…
Тишина.
Я докуриваю сигарету, тушу ее в пепельнице и тут же тянусь за следующей.
– Это – Система, – глухо продолжает Глеб, глядя прямо перед собой и, похоже, никого и ничего не видя. – Именно так, с большой буквы. А мы никогда не были врагами Системы, врагами нашего государства. И не хотели становиться. Я лично и сейчас не хочу. Но если Система начнет убивать наших с тобой братьев, даже исходя из каких-нибудь самых высших и правильных побуждений, то рано или поздно она доберется и до нас. И тогда нам придется уходить в леса. Просто не будет выбора, понимаешь…
Молчим.
Напряжение такое, что ща повернись не так – рванет.
Я – прикуриваю.
Просто чтобы успокоиться.
Потянуть время.
– Считаешь, это предрешено? – спрашиваю через некоторое время.
Али отрицательно мотает головой.
И тоже закуривает.
Дым лезет ему в глаза, он морщится, разгоняет его тыльной стороной ладони.
– Надеюсь, – кривится, – что нет. Еще раз – мы не враги Системы, не враги нашего государства. Более того, мы, наверное, его самые преданные, хоть и не очень формальные союзники. Просто потому, что привыкли делать свой выбор сами. И за государство «болеем» точно так же, как фанатеем за свой клуб или, скажем, за сборную. Свободно, осознанно и – до конца. В дни побед и в дни поражений. Даже когда не просят и не приказывают. Но и бить себя только для того, чтобы боялись другие, мы тоже никому не позволим. Даже своей державе, прости уж меня за пафос. Такая херня.
– Ну, – усмехаюсь, – тогда давай не будем гнать волну, чтобы совсем уж говном не захлестнуло. А просто порешаем конкретные задачи во вполне конкретной, хоть и откровенно говенной ситуации. Причем по мере их поступления. К примеру, прямо сейчас предлагаю разлить. Для начала. Чтобы, повысив градус внутри организма, снизить, так сказать, градус дискуссии. Принимается?
– Эк ты завернул, – ржет Серега. – Надо будет запомнить. Потом перед парнями похвастаюсь. Интеллектом, блин.
Все улыбаются.
А потом – начинают ржать.
Как подорванные.
И – разливают, раз уж мое предложение принято.
– А если серьезно, – пытаюсь отдышаться после серьезной порции коньяка, – то нужно немного подождать. Сначала завтрашней игры, а потом – понедельника. Завтра перед игрой у нас будет более полная, практически точная информация, что и как там было на самом деле и что реально грозит парням. Сейчас у нас только лирика и эмоции, так?
– Ну, наверное, так, – осторожно соглашается Егор.
Остальные – просто кивают.
Я делаю знак рукой, и Никитос начинает наливать по следующей.
Нормалек…
– Стоп! – вдруг говорит кто-то сдавленно.
Удивленно оглядываюсь.
Жека.
А он-то что?
Молчал, молчал…
– По-моему, – выдавливает сквозь зубы, уткнувшись в пол, – ты сейчас херню сказал, Дэн. Полную.
Интересно, думаю, что это он там на полу разглядывает?
Но теперь – на него смотрят уже все.
Пристально.
– Не понял, – выгибает бровь домиком Али. – А в чем тут, собственно говоря, херня, а, молодой? Ты это, старайся выбирать выражения. Не на базаре, блин.
– Не на базаре?! – медленно поднимает глаза.
А они у него – абсолютно белые.
Почти без зрачков.
Бешенство.
– А где?! – и голос, блин, ледяной. – Сидите здесь, херню какую-то буровите: Система, интересы государства Российского. А наши парни там сейчас умирают. В эту самую минуту. Так, на секундочку.
Мажор встает, делает шаг вперед, наклоняется.
Но – Жека поднимается сам.
Смотрят друг другу в глаза: внимательно, пристально.
