Энтони Берджесс - 1985
– А почему ты был по телику?
Вздохнув, Бев задумался, рассказывать ли ей все. Нет, лучше подождать. Пусть получит свою рождественскую кормежку, бедняжка. А потому они сидели вместе, жевали финики и щелкали орехи, ее глаза были прикованы к экрану, его взгляд беспокойно бродил, иногда веки печально смыкались. И они смотрели «Белое Рождество» с Сент-Бингом и Розмари Клуни, а когда начался «Арабский час», переключились на новый мюзикл по «Рождественской истории», в которой Эбенезенер Скруж не раскаялся и не превратился в образцового патерналистского работодателя, но, напуганный своими призрачными гостями, понял, какова будет чертова власть рабочих, приятель, и отпраздновал День подарков в атмосфере террора со стороны нового профсоюза работников церкви во главе с их лидером Бобом Крэтчитом. Потом Бев постелил им обоим на полу перед телевизором, рядом с которым светил электрический камин, и устроил большой холодный рождественский ужин из ветчины и разных солений, а за ним последовал торт-шерри, который Бев сам приготовил из старых размоченных бисквитов и крема без яиц, и они пили австралийский шерри («Опасайтесь иностранных подделок») и сладкий чай из больших кружек. Был поздний фильм под названием «Колокола Святой Марии», опять со святым Бингом в роли священника Красного Креста в соломенной шляпе и Ингрид Бергман в роли монашки, но его так порезали, что он практически не имел смысла, а потом Бесси пошла в свою грязную постель (Бев забыл про стирку) и разбудила отца в четыре утра криками про человека с когтями и тремя головами. Со страху она обмочила простыни, и Бев с неловкостью позволил ей забраться в свою кровать, свою и бедной покойной Эллен. Бедная девочка была совсем голая, поскольку намочила и без того грязную ночнушку, и Беву сделалось тем более не по себе. Когда кошмар у нее в голове несколько развеялся (были и другие детали помимо трехголового мужчины, например, ужасные белые змеи и руки, хватающие ее из грязных озер), она успокоилась и сказала:
– Тебя по телику показывали, папа.
Потом подкатилась к нему с откровенной амурностью, от которой ему пришлось отбиваться. Бедняжка, от нее будет уйма проблем. Он решил несколько ее охладить, рассказав, как выглядит ситуация. Рождество ей это не испортит: к утру она обо всем забудет.
– Слушай внимательно, Бесси, дорогая, – начал он.
– Да, милый, я слушаю. Положи руку вот сюда.
– Нет, не положу. Послушай, грядут плохие времена. У меня не будет работы. Денег вообще никаких не будет, даже от государственного страхования. Нас скорее всего вышвырнут из этой квартиры, потому что я не смогу оплачивать аренду. Плохие времена наступят, потому что из-за моей глупости я стал безработным… вот что тебе скажут.
– Кто мне скажет? Положи руку вот сюда.
– Твои учителя и другие дети, которым про все рассказали родители. Но ты должна понять, почему я это делаю, Бесси. Ни один человек не должен быть распят. Иисус не должен был быть распят. Но есть кое-какие вещи, которым нельзя поддаваться, и я не могу подчиниться тому, что подразумевает профсоюз. Ты понимаешь?
– Ну зачем так привередничать? Почему ты не положишь руку сюда?
– Потому что ты моя дочь, а есть то, что между отцом и дочерью непозволительно. Я хочу, чтобы ты поняла, что я тебе говорю, Бесси. Твоя бедная умирающая мама сказала: «Не дай, чтобы им это сошло с рук». И хотя тебе это покажется бредом, как раз поэтому я пошел против власти профсоюзов. Победить я их не могу, но хотя бы могу стать мучеником во имя свободы. И однажды, вероятно, через много лет после моей смерти, люди вспомнят мое имя и, возможно, превратят его в своего рода знамя и будут сражаться против несправедливости, которую олицетворяют профсоюзы. Ты меня понимаешь, Бесси?
– Нет. И я думаю, ты злой. Почему ты не положишь руку…
– Ну, возможно, Бесси, ты поймешь вот это. Тебе придется поехать в место, которое называется Дом для девочек.
– Куда?
– Место, где о тебе будет заботиться государство, там все девочки живут вместе. И ты будешь там жить, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы самой найти работу.
Над этим она думала по меньшей мере минуту, потом сказала:
– А телик там будет?
– Конечно, будет. Ни один дом без него не дом, даже Государственный дом для девочек. Свой телик ты уж точно получишь.
– Может, там будет новый, широкоэкранный.
– Я бы не удивился.
– На нем большое кино показывают, как то, которое мы тогда смотрели, с монстрами.
– Ты про «Изнасилование в небесах».
– Так оно так называлось? Ты, я и мама его смотрели. – В голосе у нее зазвучало что-то вроде победной нотки. – А теперь тут не мама, а я. Положи руку вот сюда. Ты должен.
Бев расстроенно отвернулся и притворился, что заснул. Какое-то время Бесси молотила его по спине кулаками, потом как будто занялась мастурбацией. Чем скорее она попадет в тот Дом для девочек, тем лучше. Чем скорее…
С мечети в Чизвике зазвучал первый утренний фаджр. Нет Бога, кроме Аллаха.
На следующий день Бев приготовил фаршированную индейку, цветную капусту (стоила она 3 фунта 11 пенсов) с картофелем и разогрел консервированный рождественский пудинг, а Бесси разрывалась между телевизором и подарками: куклой на транзисторах с провокационно-длинными ногами и наглой усмешкой, радио со стереонаушниками и «Телеальманахом» на 1985 год. После обеда, который Бесси снисходительно признала, дескать, он ничем не хуже, чем у мамы, они смотрели новогоднее обращение короля. Король Карл III, кругленький человечек, с ушами топориком, лет под сорок, почти ровесник Бева, говорил о счастливом и священном времени и благослови Боже всех вас, а под конец он, усмехаясь, поманил пальцем кого-то за экраном, и вышла Ее Величество королева (не путать с Елизаветой II, королевой на пенсии, теперь королевой-мамой), и эта хорошенькая смуглая женщина в жемчугах тоже улыбалась. Король обнял королеву, и оба помахали зрителям, точно они, зрители, уезжали на трамвае. Зазвучало «Боже, храни короля».
Вечером, пока они ели холодную индейку, ветчину и жареную картошку с цветной капустой, запивая все шампанским сидром, и смотрели «Праздничную гостиницу», опять-таки с Бингом (которого Бесси считала обязательной принадлежностью Рождества), отключилось электричество. Картинка на экране унеслась со скоростью света к горизонту, где превратилась в точку и исчезла совсем, электрический камин тускнел и тускнел, потом послышался хрип лампочки. Свечей у них не было, и воцарилась кромешная тьма. Бесси вопила и выла в неподдельной муке.
– Теперь-то ты поняла? – рыкнул отец. – Теперь ты видишь, против чего я борюсь?
Она скулила, дескать, ей кажется, она понимает, но бедная осиротевшая девочка была не способна на абстрактное мышление. Медицина должна идти вперед, приятель.
4. Отщепенец
27 декабря Бев вернулся на работу, и тут же хором завыли свистки. Послушное контракту с профсоюзом руководство фабрики официально уволило Бева. Бев отправился на биржу труда, где настоял на встрече с директором, а не просто жующими девицами-секретаршами с темными построждественскими кругами на месте глаз. Он сообщил директору о своем положении, а директор бесцеремонно ответил, дескать, его нельзя зарегистрировать на бирже, поскольку он не желает подчиняться основополагающему условию найма в любой из установленных профессий, что означает все мыслимые виды деятельности, помимо профессии поэта. Официально безработный и не подлежащий найму, Бев пошел получать пособие по безработице по уложению Акта о государственном страховании. Ему сказали, что он не имеет права на пособие, поскольку своевольно отверг право на рабочее место в том смысле, что отказался принять условия занятости, как они изложены в Законодательном акте о профсоюзах (Принудительное членство) от 1974 года.
– Я выплачивал деньги в фонд. Каждую неделю с тех пор, как начал работать в возрасте двадцати…
– Что же вы начали так поздно? – спросила из-за решетки сварливая тостуха с подсиненными волосами, раздраженно постукивая карандашом по стойке.
– Учился в университете. Я получил степень.
– Принудительные выплаты в Фонд государственного страхования не дают вам автоматического права на выплаты. Необходимо удовлетворять определенным условиям, а вы не желаете их выполнять.
– Так что же мне делать? Умирать с голоду?
– Удовлетворять условиям.
Бев пошел в паб за полпинтой горького и холодной сосиской с бесплатной горчицей. Он позвонил своему члену парламента или, точнее, его секретарю и договорился о встрече под конец рабочего дня. Сессия уже закончилась, парламент распустили на каникулы. «Мистер Протеро встретится с мистером Джонсом в своей пятичасовой «приемной».
