Ира Брилёва - Приключения Шоубиза
Вот это да! Восторг сидел у меня во рту, пытаясь вырваться наружу. Я всячески его сдерживал — надо было соблюдать приличия. Но мысли плясали и хлопали в ладоши у меня в голове. У меня есть работа! Это значит, что не надо бегать в поисках заработка по разным сомнительным клубам, зависеть от капризов моих подопечных «звездочек», таскаться с ними по городам и весям, в надежде, что меня не «кинут» на деньги и звездочки, и организаторы концертов, и жить по принципу «то густо, то пусто». Но самое главное, теперь я могу заниматься любимым делом двадцать четыре часа в сутки. И у меня есть цель!
Палпалыч ушел, а я еще полчаса сидел как оглушенный. У меня начали трястись коленки — все-таки догнал мандраж. Тот самый. Предпроектный. Но сейчас мне было хорошо. Это как лететь с высокой горы на санках. С очень высокой. Весело и страшно. Но внизу стоят твои друзья и машут тебе руками — не дрейфь, все получится. И ты летишь, аж дух захватывает.
Сейчас я стоял на самой высокой точке этой ледяной горы, и у меня захватывало дух от мыслей про то, что мне предстоит сделать. Я зажмурился. Официант, который принес мне уже восьмую за сегодняшнее утро чашку кофе, встревожено наклонился и спросил:
— Вам плохо?
— Нет, дружочек. Мне замечательно. Мне так замечательно, как не было уже давно. — Я оставил ему гигантские чаевые и ушел. Меня ждал успех.
Глава 11. Процесс
Переговоры с киношниками прошли на удивление легко. Бюджет бюджетом, но хозяйские деньги надо экономить. А то меня не поймут. Киношный режиссер, снимавший клип моему звездуну, звался Кешей. Он был здоровенным флегматичным дядькой, что было очень удобно. Обычно все киношники — дерганные и вспыльчивые натуры. Этот был спокоен. Как удав. В этом и состояло основное удобство. Я знал, что в процессе работы от меня самого будет исходить очень много шума. И мне только не доставало, чтобы еще кто-то помогал мне в этом увлекательном занятии. Творческие люди обычно весьма эмоциональны. И это правильно. Так они компенсируют те интимные творческие процессы, которые долго и неторопливо зреют в глубинах их подсознания. Потом весь этот вулканический материал выплескивается наружу в виде готовых сценариев и концепций, часто новаторских и непонятных никому, кроме его создателя. И вот тут-то наступает момент, когда ничего не понимающие в режиссерских задумках актеры и члены съемочной группы попадают под горячую руку творителя. Через некоторое время, когда после многочасового мата и иногда несильного рукоприкладства вся эта разрозненная толпа людей превращается в коллектив единомышленников, рождается великое чудо, граничащее с настоящей магией. Рождается искусство!
После премьеры все ненадолго успокаиваются, общаются, недолгое время ходят друг у другу в гости. Но потом этот коллектив понемногу разрушается временем и расстояниями. И вместо него возникает новый, который повторяет весь предыдущий алгоритм, создавая новый кино-, концерто— или театрошедевр. Это может относиться к любому виду искусства, хоть к написанию картин. Хотя там все намного интимней.
Я две недели занимался организационными процессами, совершенно выбился из сил, отвечая на вопрос: «Что будем снимать?», и когда увязал миллион связанных с созданием любого проекта вопросов, то упал в кресло и подумал о сценарии. Пришло время и для самого главного. Ведь, согласитесь, можно собрать самых маститых представителей всех заинтересованных в постановке фильма профессий, но испортить все одним единственным вопросом — слабеньким сценарием. Теперь настало время подумать и об этом. Отдохнув и отоспавшись, я ринулся по общагам и злачным местообиталищам богемной тусовки. На меня обрушивали водопады творческой мысли, убеждали, умоляли, даже запугивали. Меня подстерегали за углами домов, в ресторанах, куда я, уставший, заходил перекусить. Мне совали в руки целые пачки отпечатанных на белых листках текстов. Один очень изобретательный сценарист прорвался ко мне в офис и с порога заявил:
— Я — это именно то, что вам нужно.
Я устал от процесса, но решил выслушать этого настырного типа. А вдруг?
Он начал напористо и безапелляционно, сразу перейдя на «ты», хотя я видел его впервые в жизни.
— Представляешь, фильм, с виду обычный фильм. Никто и подумать не может, что там внутри.
— И что же? — лениво промямлил я.
— Там? Бомба! Катастрофа! Крах! Я такое придумал, такое, ты не поверишь! Слушай, — он заговорил быстро, перечисляя детали сюжета: — Добропорядочная матрона, четверо детей, муж, в общем, все в порядке. По утрам — крахмальный фартучек, утренний кофе, семейный завтрак. И много лет, представь, много лет. Аккуратные кучеряшки, ну, эта, как ее, завивка…
— Перманент?
— Да, да, вот это. И никто, понимаешь, никто не догадывается, — он сделал значительную паузу, и потом я услышал то, от чего даже мои тренированные уши скукожились и поникли. Облизываясь и заглядывая мне в глаза, тип произнес вкрадчивым голосом: — Она спит со своим старшим сыном. Ему 15 лет. Уже целый год.
— Чего-о-о? — я впал в транс и не сразу среагировал правильно. Он принял мое замешательство за одобрение и обрадовался, улыбаясь во весь свой гнилозубый рот.
— А-а-а! И тебя пробрало! Вот и я думаю — удачный сценарий, — он прищурил крысиные глазки и скабрезно захихикал.
Кошмар!!! Я медленно приходил в себя, одновременно очень медленно поднимаясь из-за стола и нависая над этим типом, как неотвратимое возмездие.
— Ты думаешь, это будет иметь успех? — мой голос был почти так же вкрадчив как его, и он не заметил подвоха.
— Уверен! — он почти торжествовал, думая, что нашел во мне единомышленника.
— Тогда вперед!
И я с огромным наслаждением сгреб в охапку и вышвырнул этого гадливого засранца из моего офиса. Он долго кувыркался, подчиняясь силе земного притяжения, визжа и подвывая, видимо, от столкновений со стенами и иными твердыми предметами, расположенными по всей протяженности лестницы, ведущей в мою маленькую уютную конторку. Мне очень хотелось вымыть после него руки.
Господи, я иногда ненавижу свою работу!
Я еще немного поискал хороший материал, но тщетно. Ничего стоящего я так и не обнаружил. И тогда я успокоился, сел и за две недели написал сценарий сам. Я хотел нести единоличную ответственность как за его триумф, так и за его провал! И мне было наплевать на мнение всего остального мира. Но к моему удивлению режиссер Кеша мои писания вполне одобрил. У меня как гора свалилась с плеч. В процессе обсуждения мы наполняли мое детище все новыми и новыми деталями, пока он не превратился в гипертрофированного уродца. Потом мы с Кешей выпили и выкинули из сценария все лишнее. Кеша поделился своими соображениями с оператором, которому доверял больше, чем родной матери. Оператор тоже внес свои многочисленные коррективы. И предложил вынести сценарий на обсуждение всей съемочной группы. Я спокойно отнесся к этому. Я знал, что все лишнее отвалится в процессе съемок. Мой нюх еще никогда меня не подводил. И еще — никакой сценарий не должен быть незыблемой догмой. Это всегда гибкий и легкий для усвоения зрителем текст, и увлекательное действие, которое рождается по мере продвижения вперед, к финалу проекта. Основные факты, конечно, имеются. Но какие-нибудь пикантные эпизоды — это всегда совместное творчество всей съемочной группы и непосредственно актеров. И не надо мешать этому процессу — иногда совершенно спонтанно рождаются такие неожиданные решения, за которые дают Оскара. Существует мнение, что режиссер — главная фигура. Это правда. Но он ничто без своих деятельных помощников. Хороший режиссер всегда доверяет своим актерам, он диктатор только отчасти. И еще. Хороший режиссер всегда имеет нюх на хороших актеров, поэтому его доверие совершенно безопасно.
Я где-то прочитал, что человечество изобрело за свое многовековое литературное творчество всего тридцать два сюжета. Это любовь, ненависть, вражда, приключения, предательство, работа, дети, дом и родственники, то есть, семья, страх, животные, счастье, смех. Я не смогу перечислить все. Я просто не знаю. Но это меня потрясло. За те миллионы лет, что прошли с момента большого взрыва и по сей день ничего тридцать третьего в нашей жизни не случилось!
Когда я приступал к работе над этим сценарием, я не знал, о чем писать. Что может быть выигрышно и востребовано. И я стал думать. Любовь? Но как можно переплюнуть Шекспира? Ведь он выжал эту тему досуха. Приключения и фантастика? О-о-о! Здесь потрудилась куча народа, начиная от Лема и Стругацких, и заканчивая забитыми всякой фантастической макулатурой полками книжных магазинов на сегодняшний день. Там есть все и на любой вкус. Предательство? Да, пожалуйста! Война, партизаны, изменники разных Родин, а у любви измен тоже не счесть. Выбор впечатляет.
Можно было выбрать счастье, но оно не товарно. Товарно как раз предательство и ужас. Попробовать придумать что-нибудь смешное? Я пробовал. Трудно. Зато кошмар любой сложности тут же лезет изо всех щелей.
