Марк Харитонов - Джокер, или заглавие в конце
В туалете я некоторое время стоял, полузакрыв глаза, расслабленно плыл в пространстве вместе с тесным пеналом без окон, не замечая, что начинаю покачиваться в такт возникавшей откуда-то музыке. Мне бесконечно жаль… Наташа положила руку на плечо, прижалась щекой. Пришлось все же придержаться рукой за стенку. Я обнаружил, что стою с расстегнутыми штанами, в дурацкой мужской позе, даже не догадался сесть, как-то не пришло в голову. Хорош, сказал себе одобрительно — кажется, все же не вслух. Привел себя в порядок, уже собирался спустить за собой воду — меня остановили голоса за дверью.
— Я два часа до тебя дозванивалась, каждые пять минут.
Это был голос девушки. Я замер. Неловко было выдавать себя сейчас, в таком месте, да еще таким звуком. Молодые люди были где-то совсем рядом, в закутке у входных дверей, под вешалкой. Дозванивалась. Это она, что ли, пыталась время назад разбудить парня настойчивой Хабанерой? Кармен, кто же еще? Ответный голос Ромы был едва слышен. Не то чтобы он говорил тихо — тембр не совпадал с моим слухом. Приходилось поневоле подслушивать, а что еще оставалось? Разве что воспользоваться предлагавшим себя словно в насмешку сиденьем. Нет, от двери было слышней, я садиться не стал.
Рыжий что-то объяснял взволнованно, долго, она изредка вставляла промежуточные междометия.
— Ну да!.. А ты где был?.. Ты представляешь, как мне пришлось стараться? — прорвалось вдруг сердито. — Сколько, думаешь, я могла строить глазки этому трогательному баба, читать и читать стихи, лишь бы ты успел…
Читать стихи… баба — это она про меня, что ли? Про тот затянутый зачет, сладкоголосое пение? До меня доходило замедленно. Значит, вот что это поэтическое представление значило. Красотка со мной тянула время, чтобы этот рыжий недотепа успел доехать, старалась для него. Потому мне так и улыбалась. А я-то развесил уши. Баба. Что это слово все-таки значит? Надо будет посмотреть в словаре. Али — Баба и сорок разбойников. Трогательный. Хорошо, что хоть трогательный. Можно я вам еще почитаю? Как же. Гламурный рай не для таких, как ты… Вот, значит, почему она так пихнула по пути этого Рому. Рассердилась, видите ли.
Рыжий опять что-то невнятно бубнил, она откликалась насмешливыми междометиями. Потом опять прорывалось:
— И ты ничего мне не говорил? Я не могу ничего сделать, если ты прячешься.
И время спустя:
— Какое кино? К кому я ходила домой?
Снова неслышное объяснение. И возмущенно в ответ:
— Как ты смеешь обо мне так думать? Придурок обдолбанный. Что?.. За кого меня принимаешь? У меня с ним ничего не было и быть не могло. Конечно, он хотел передо мной выпендриваться, а как же иначе? Ты бы знал, в какие меня звал места, на какие тусовки! Я думала, в Москве что-то особенно интересное, я же провинциалка. Обычная скука.
Что-то без слов, возня.
— Выбирай несравненного, учит змей — Азазил, повелительность мысли превыше всех сил. Хочешь, тебе сейчас почитаю?.. Ладно, потом. да. нет не так, подожди. Ты даже этого не умеешь. Вот так. да. вот так. А ты действительно гений? Проф говорит, человек не должен все про себя знать. Особенно если голова не как у всех, можно совсем свихнуться. Да? Нет, сейчас не говори. Что мне надо, я пойму без твоих слов. И с предками разберусь. С моими, твоими тоже, если понадобится. Мои меня послушаются. Сделают, как скажу…
И снова неслышное объяснение, бормотание друг в друга. И опять ее голос:
— Ладно, ты сначала повзрослей. Доживи хотя бы до моего возраста. Ну подожди, подожди. Не бойся, я не губами, языком. Больно?.. Больно, не притворяйся. Мужчину украшают раны. Терпи, это лечит.
Чье-то приближение спугнуло молодых, кто-то дернул дверь, за которой я торчал. Слышны были уходящие шаги. Процокали каблуки, это была Наташа, ей понадобилось в кухню, потом обратно. За дверью установилось молчание. Никого. Я наконец позволил себе спустить воду, вышел из невольного заточения.
Значит, эта Лиана не сомневалась, что может повлиять на своего отца? Что ради нее он может пересмотреть интересы своего бизнеса? А ведь все может быть. Вот ведь стерва, думал я, направляясь в гостиную и все замедляя движение, даже время от времени останавливаясь. Юная стерва, слово как раз для нее. Испорчу жизнь. И на что же он с такой мог надеяться, нелепый мальчик? Ставки были больше, чем он мог себе представить своим невзрослым умом, сама игра была другая. Не просто любовь. Любовь тут решает меньше всего. Наивный ботаник вообразил себя полноценным соперником современного мачо. Этому Пушкину ничего не стоило от него отделаться, прихоть бабы вынуждала держать рыжего при себе, попутно используя. И вдруг обнаружилось, что она от него ускользает. Вот ведь приехала сюда, к этому рыжему, знал ли Пушкин про это? Мог ли что-нибудь объяснить? Для бедного умника объяснения были где-то не здесь, он готов был искать их в других измерениях. Момент истины развернут в процессе осуществления… это, кажется, из тех же его бредовых листков?..
Виски сдавило опять, в голове была мешанина. Проф… Это я для нее, что ли, проф? В южных краях уважают звания. И что все-таки значит баба?..
35Когда я вернулся в комнату, Евгений Львович и Наташа, сблизив за столом головы, что-то рассматривали на дисплее смартфона. Я задержался у двери. Монин пальцем тронул щеку, отвел с нее прядь Наташиных волос — видимо, щекотнула. (Ах, как я на себе ощутил это прикосновение!) Упорядоченная живописность стола сменилась иной, непроизвольно возникшей, посуда с остатками еды сдвинута, салфетки смяты, надкушенный кусок на скатерти. Моего появления оба не заметили.
— Вот, — Наташа переводила взгляд с изображения на лицо ректора, — на черно — белом не было такого сходства. А тут вы же явно рыжий, разве нет?
— В молодости был еще поярче. — Монин наклонил голову к плечу, признавая. Наверное, показывал ей какие-то свои фотографии. — Тускнеем, ничего не поделаешь.
Сменил касанием пальца картинку. Наташа посмотрела опять на дисплей, на профессора. При каком-то повороте головы в ее волосах ненадолго высветилась незнакомая прядь. исчезла.
— Нет, в профиль особенно заметно. Генетику не опровергнешь.
Я прислушивался рассеянно: это они о ком? (И дожидался, не повторится ли отсвет. что у нее в волосах?) Тут, однако, ректор увидел меня, поспешно отключил прибор, стал убирать в карман — чего-то словно смутился.
— Я попросила Евгения Львовича показать свои старые фото, у него с собой оказались, — сочла нужным пояснить для меня Наташа. Как будто я сам не понял. — У нас тут зашел разговор о раннем развитии, — зачем-то добавила она без всякой связи. — Я говорю, в детстве многие талантливы, с возрастом почему-то угасают. Может, потому, что не находят применения, да? — Она обернулась к Монину.
— Поэтому тоже, — тот отвечал без особой охоты, а у меня в уме опять что-то не соединялось: детские таланты, старые фотографии. Казалось, уже готов был что-то понять — она сбила. — Сейчас люди вообще развиваются позже. Наука разрослась, учиться приходится дольше.
— Да, но вы же сказали, что в математике взлет бывает как раз в раннем возрасте.
Монин развел руками. Нет, ему явно не хотелось продолжать начатый без меня разговор. А я не мог отвести взгляд от волос Наташи: сместилась незакрепленная прядь, под ней действительно открылась не замеченная прежде седина. Проявилась за время отсутствия. Боже, боже. и какой усталый, оказывается, был у нее вид.
В дверях между тем появились оба студента. Лиана легонько подталкивала перед собой рыжего, он словно забыл, как ходят, куда надо, зачем. Отекшее лицо его, расцвеченное синяками, пятнами йода и подсохшей крови, в обрывках испачканных бинтов, имело вид, если можно так выразиться, живописный. Девушка принесла из кухни поднос, стала убирать использованную посуду. Чувствовала себя как дома, никуда не спешила. Роман бестолково ей помогал, вилка звонко упала на пол.
— Что, будем заваривать чай? — спросила Наташа. — Или кофе?.. Чай? — уловила чей-то невидимый для меня знак. — Пойду поставлю кипяток.
Значит, еще и чай! — подумал с тоской. Заваривать его было всегда моим делом, я это умел, но подниматься с места пока было рано. Мы остались за столом с ректором, он начал мне что-то негромко, доверительно толковать в ухо. Что Рому он отвезет сейчас сам, домой или сначала к себе, в таком состоянии рискованно оставлять одного, а завтра или, может, послезавтра пойдет с ним в милицию, объяснит, расскажет, что надо и как надо… А я думал о том, что с наркотиками так до сих пор и не прояснилось, реферат я ему так и не показал, да уже вряд ли стоит. Разберутся потом без меня.
Где-то поблизости зазвучал электронный призыв, из кухни на него заспешила Лиана, вытирая на ходу полотенцем руки, отыскала сумочку, приложила к уху мобильник. Повторяющийся кадр фильма: героиня слушает недоступное зрителю, кивает, а слышать и не обязательно, можно понять до озвучивания, о чем речь: свита под окнами напоминала ей, что уже поздно, пора домой. Ничего не поделаешь, — она одарила нас сиянием всегдашней улыбки, застегивая сумочку.
