Аманда Филипаччи - Обнаженные мужчины
Лора довольно высокая, но не слишком высокая для женщины, и это хорошо, потому что я не очень высокий для мужчины. У нее идеальные пропорции, и она красива, как фотомодель с журнальной обложки. У нее светло-каштановые волосы и теплые карие глаза. И вся она в каштановых тонах. Очень разумна, но чувствительна; заземленная, но сердечная; сдержанная, но способная на экстравагантность. Она так великолепна – и внешне, и по характеру, и в плане эмоциональном, что любой мужчина женился бы на ней не раздумывая, если бы ему повезло стать объектом ее любви, как повезло мне.
Ее лицо всегда сияет здоровьем, щеки румяные. У нее здоровые зубы, не слишком белые: они выглядят настоящими и сочетаются с цветом кожи. Один глаз чуть подкашивает, но так редко, что я всегда думаю: уж не кажется ли мне это. От этого она выглядит реальной, живой женщиной, которая умрет, как все смертные.
Ее личность тоже каштановая – цвета земли, заземленная.
В основном мы проводим время у нее, а не у меня, поскольку, хотя я теперь и поддерживаю порядок в своей квартире, ее квартира больше, комфортабельнее и роскошнее – за нее платят родители Лоры. Это большая, очень светлая квартира, в которой мало громоздких вещей – за исключением сверкающего черного рояля. Она не очень хорошо играет, но любит помузицировать, и ей нравится сам вид инструмента. Лора говорит, что всегда чувствует себя счастливой в комнате с роялем. Порой мы фантазируем, как будем жить вместе, но решаем подождать до того момента, когда это произойдет само собой, естественным путем.
Я практически каждый день хожу на представления Лоры, чтобы сделать ей приятное, а также потому, что люблю ее. В душе мне ее жаль и хочется чем-то помочь. Когда я вижу, как кто-то выставляет себя на посмешище, то страдаю от этого. Особенно если это кто-то из моих знакомых. Особенно если это та, кого я люблю.
В конце концов я решаю, что не могу позволить ей продолжать свои жалкие выступления, не попытавшись хотя бы немного встряхнуть ее. И как-то раз, в воскресенье днем, у нее дома, я затрагиваю эту тему небрежным тоном.
– Ты знаешь, я подумал, что было бы неплохо сначала показать пустой сапог, прежде чем доставать из него цветок.
– Но в нем же моя нога. Разве это недостаточное доказательство того, что сапог пуст? – спрашивает она.
– Конечно нет, – мягко отвечаю я. – Мне тут пришло в голову, что я никогда у тебя не спрашивал, умеешь ли ты делать традиционные фокусы.
– Тебе не нравится мое шоу, – решительно заявляет она.
– Нет, нравится! Я только подумал, что можно немного оживить представление, добавив традиционные фокусы – ну, знаешь, когда кажется, что предметы действительно исчезают, и все такое.
– Я не занимаюсь такими вещами. Я делаю современные фокусы.
– Мне они кажутся скорее детскими фокусами, – замечаю я. – Любой ребенок может их сделать. Только не обижайся.
– Вот так же невежественные люди рассуждают об абстрактном искусстве. Это абстрактные фокусы, современные фокусы, постмодернистские фокусы, экспериментальные, авангардные, на изысканный вкус. Танец делает мои выступления немного более доступными и коммерческими. Я могла бы добавить пение, но это бы перегрузило мое шоу.
– Чтобы заниматься современным искусством, нужно хорошо знать традиционное, – возражаю я. – Ты не должна обращаться к современным фокусам только оттого, что они легче. Современные произведения создают по собственному выбору, а не потому, что не могут создать ничего другого. Пикассо мог писать в высшей степени реалистичные портреты. Он просто предпочел не сосредоточиваться на этом стиле.
– Я просто не делаю реалистические фокусы.
Это не мое.
– Я знаю, но умеешь ли ты их делать?
– Конечно.
– Нельзя ли мне увидеть что-нибудь из твоих фокусов? – Я чувствую себя полисменом. «Могу ли я взглянуть на ваши водительские права?»
Лора смотрит на меня пристально несколько долгих секунд, потом уходит в спальню за реквизитом.
Вернувшись, она становится передо мной с цилиндром и палочкой в руках. И начинает делать известный традиционный фокус, который все мы сто раз видели и в метро, и по телевизору: вытаскивает из цилиндра игрушечного зайчика, предварительно показав, что цилиндр пустой. Она делает фокус напряженно и неуклюже. У нее действительно нет таланта. И движения не очень скоординированные.
– Очень хорошо, очень хорошо, – хвалю ее я. – Я не сравнил бы тебя с Пикассо, но это достаточно хорошо. А не можешь ли ты показать что-нибудь получше?
Она корчит мне рожу и делает еще один известный фокус: соединяет и разъединяет серебряные колечки, когда кажется, что их невозможно соединить или разъединить. Лора высунула кончик языка от напряжения. Совсем не впечатляет. Это чуть ли не хуже тех детских фокусов, которые она показывает на сцене. Нужны хотя бы минимальная грация и уверенность.
– Разве нет какого-нибудь фокуса, который ты бы хорошо делала? – спрашиваю я шутливым тоном. Мне не хочется быть слишком резким, но и быть слишком мягким не годится, иначе ей это не поможет.
– Вы гладите меня против шерсти, мистер Ацидофилус. – Она в самом деле обиделась. Как мило, что она еще может шутить. Наверно, я задел ее за живое. Может быть, у нее ужасный комплекс из-за того, что она такая неумелая фокусница.
Но она спокойно делает фокус с картой, исчезающей под носовым платком. Лора двигается, как робот. Она делает это так плохо, что я чуть ли не догадываюсь, куда она спрятала карту: в рукав или куда там еще их прячут.
– Неужели ты не исполняешь хорошо хоть что-нибудь? – спрашиваю я.
Лора сердито бросает себе на ладонь монетку, и она исчезает прямо у меня на глазах, а рука остается пустой.
– Ну вот, это мне ближе, – бормочет она.
Я смотрю ей в лицо. Она быстро отводит взгляд и повторяет традиционный фокус с серебряными колечками. Я останавливаю ее.
– Лора, то, что ты сейчас сделала, – что это было?
Она заливается краской, с несчастным видом надувает губы:
– Ты только что зашел слишком далеко. Ты меня унизил. Я не думала, что так выйдет. Давай вычеркнем это из памяти. Мне бы хотелось потерять сознание.
– Конечно, хотелось бы. – говорю я, совершенно ошеломленный. – Конечно, – непроизвольно повторяю я. – Мне это показалось похожим на настоящую магию.
– Разумеется нет. Это единственный фокус, который мне удается. Я делаю его хорошо, потому что тут не требуется ловкость рук.
– Не требуется ловкость рук? Тогда, по-моему, это еще больше похоже на настоящую магию.
– Нет, это не так.
– Тогда покажи мне, как ты это сделала.
– Это слишком сложно объяснить.
– Попытайся.
– Нет. Фокусники никогда не должны раскрывать свои секреты, ни в коем случае. Но ты можешь пойти в любой магазин для фокусников и купить реквизит вместе с инструкциями.
Рано утром на следующий день я действительно иду в такой магазин и спрашиваю о фокусе, при котором монетка исчезает с ладони. Разумеется, такого у них нет, потому что этот фокус могут показать лишь феи, колдуньи или телевизионщики. Когда я прихожу домой, то сообщаю Лоре, что ее фокуса нет в продаже.
– Ах, вот как? Я не думала, что ты пойдешь проверять, – говорит она. – Я просто хотела, чтобы ты от меня отвязался. Вообще-то меня научил этому фокусу мой дедушка.
– Я тебе не верю.
– Единственная причина, по которой ты на этом зациклился, – это монетка, напоминающая тебе о том случае в детстве. Если бы у меня на ладони была пуговица, или наперсток, или кольцо, или камешек, ты бы сразу же забыл об этом фокусе.
– Неправда.
– Правда.
– Нет, нет, нет.
– Да, да, да.
– Нет, я тебе говорю.
– Да, совершенно точно.
– Ничего подобного.
– Именно так.
– Ладно, забудь, – говорю я и машу рукой. Но потом поворачиваюсь к ней и в нетерпении восклицаю: – Сделай это еще раз!
– Никогда. Перестань зацикливаться.
– Никогда.
Мы пристально смотрим друг на друга, тяжело дыша. И вдруг я в изнеможении плюхаюсь на кровать.
– Я понимаю твою дилемму, – говорю я, растягивая слова. – Тебе явно не удаются традиционные фокусы, и было бы слишком рискованно демонстрировать твою настоящую магию, потому что даже если бы ты попыталась сделать ее похожей на поддельную магию, всегда есть шанс, что это может раскрыться. Поэтому единственное, что ты показываешь – это постмодернистские детские фокусы. Я понимаю твою проблему, а теперь еще и уважаю твое решение. – Я закрываю глаза. – Я все сказал. И ты не сможешь сказать мне ничего такого, что меня бы переубедило.
– О, пожалуйста! Дай мне передышку, – просит она. – Моя настоящая магия? Да, правильно, Джереми.
Зря стараешься.
Мы просто есть.
Мы стоим на улице, Лора и я, на углу, не двигаясь, не дотрагиваясь друг до друга. Мы просто есть – вместе. Удовольствие от того, что мы вместе, настолько остро, что его даже трудно вынести. Мы должны замедлиться. Мы должны замедлить свое существование и биение наших сердец.
