Уильям Голдинг - В непосредственной близости
— Постараюсь, Эдмунд. Только что бы я ни делал, детям моим не лучше…
— Тут я могу вас утешить. Мои младшие братья постоянно разбивают коленки и локти — или и то и другое, причем все сразу. У них не переводятся колики, сыпь и простуды. Так уж они растут, мистер Пайк, то есть Ричард, — дело это, если хотите знать, долгое и тяжкое!
— Говорят, ветер дует не с той стороны. И качка…
— Ветер изменится! Оглянуться не успеем, как понесемся, словно в почтовой карете. Вы же знаете, Британия правит волнами! Я бы и за тысячу фунтов…
— Правда, боюсь, в том…
— …не согласился…
— …корабль погружается…
— Бросьте! Офицеры уверяют, что…
— И они тоже словно погружаются в пучину, ослабевают понемногу, день за днем. Ах, Эдмунд, неужто ничего нельзя поделать? Я так просил врача перевести нас на другой корабль — хотя не знаю, что бы мы делали в Индии, — но он отказал. А это было еще при хорошей погоде.
— Гадкий ветер не продержится вечно. Когда мы войдем в южные воды…
— Но корабль не справляется, так ведь?
— Дойдет потихоньку. Днище очистят от наростов, и скорость увеличится…
Ах, наверное, не стоило ему это говорить!.. Я продолжил:
— Теперь вы понимаете? Нам не о чем беспокоиться, сэр, совершенно не о чем.
— И еще, Эдмунд. Мне кажется, что корабль сидит глубже, чем прежде. Миссис Пайк я о своих подозрениях не сообщал, но сегодня утром все понял по одному ее взгляду! Эдмунд, она думает так же!
Я громко засмеялся, не находя никакого утешения в том, что могу хоть как-то ободрить этого несчастного, измученного человека.
— Какой вы, однако, Пайк. Признаюсь, когда мне было плохо, и я буквально разваливался, мне казалось, что с кораблем происходит то же самое. Но сегодня матросы откачали не больше воды, чем тогда, когда мы стояли на якоре в Спитхеде!
— Я знаю, Эдмунд, все, что вы говорите — правда. Но Бейтс говорит — воды стало больше.
— Быть может, вас заинтересует мнение старшего офицера — он сам сказал мне — воды откачивают столько же, сколько и раньше. Воды на судне прибавилось из-за дождя и брызг. Она в самом низу, помпы туда не достают — это, конечно, докучает, но не опасно! Имейте в виду — шум воды из-за качки кажется сильнее. Там, внизу, с непривычки, пожалуй, решишь, что с одного конца корабля в другой ходит большая волна.
— Говорите — старший офицер сказал? Разумеется, ему нужно, чтобы все сохраняли спокойствие во избежание неприятностей. Но с вашей стороны это очень достойно, Эдмунд, и я частично вам верю и, как смогу убедительно, передам все миссис Пайк.
— Думаю, прежде чем вы вернетесь в свою каморку, то есть каюту… Вы ведь не трус, правда? Налью-ка я вам стаканчик.
— Нет, Эдмунд. Говорю же, я от спиртного глупею, да и горло оно обжигает. Эдмунд, я даже молился, но ничего не произошло. Я все думал про «пустите детей… в Царствие Божие».[28] Нелегко ведь им, маленьким и беззащитным, правда? Я хочу сказать, им труднее постоять за себя. Как вы когда-то сказали — когда мы думали, что встретили французский корабль, — «они для французов слишком малы». Но мне никак не прогнать из головы мысль, что для Господа-то они не слишком малы! Эдмунд, если им не суждено выжить, я не отправлю их одних в эту дьявольскую пучину, я последую за ними…
— Пайк! Возьмите себя в руки! Ричард! Ричард, я вам говорю! Прекратите истерику. Вы как девчонка, черт побери!
— Несете слово ободрения, мистер Тальбот?
Я неуклюже поднялся. Вошла мисс Грэнхем.
Одну руку она вытянула перед собой, другой придерживала юбки, пытаясь уберечь их от воды. Мисс Грэнхем приблизилась к столу, что стоял возле двери, и опустилась на скамью. Скачок, который сделало судно, швырнул меня вперед, и я сел напротив нее.
— Мисс Грэнхем, вам, право же, не следовало! Даме нельзя… А где мистер Преттимен? Ему стоило бы…
Мисс Грэнхем заговорила измученным голосом:
— Мистеру Преттимену нехорошо, и мне тоже. Вдобавок он еще и упал. Сильно расшибся.
— Чем я могу помочь? Может, навестить его?
Мистер Пайк сквозь слезы хихикнул:
— Эдмунд, навещающий страждущих!
— Это смешно, сэр, признаю. Но в нашей ситуации смех — благо.
Пайк обошел край заднего стола и бухнулся ко мне на скамью. Корабль взбрыкнул, словно мистер Пайк раздражал его так же, как и меня; зигзагообразный горизонт в кормовом иллюминаторе дико перекосился, Пайк полетел по скамье, приткнулся ко мне и, пробормотав извинение, отпрянул. Мисс Грэнхем сочувственно поглядела на него.
— Вашим получше, мистер Пайк?
— Отнюдь нет. Вы к ним придете?
— Позже, мистер Пайк. Кстати, вам следует напомнить миссис Пайк, чтобы она меня пригласила. Я принимаю в расчет ее бедственное положение, но всему есть предел!
— Она очень сожалеет, мисс Грэнхем, и переживает из-за той злосчастной вспышки. Она так и сказала. Умоляю вас!
Мисс Грэнхем вздохнула.
— Я постараюсь, мистер Пайк, но попозже. Мистер Преттимен болен.
— Я ей так и передам. И о ваших словах упомяну, Эдмунд.
Пайк встал; он более или менее держался на ногах и походил на человека, балансирующего на скате крыши в ожидании, что крыша внезапно перекосится в другую сторону. Шатаясь, он вышел и умудрился закрыть за собой дверь.
Мисс Грэнхем откинулась назад, обеими руками сжимая край стола. Из-под опущенных век по щекам катились капли то ли пота, то ли слез.
— Я надеялась попросить немного теплой воды, но голос у меня такой слабый…
— Это моментально можно исправить, мадам, воспользуйтесь моим. Бейтс! Бейтс! Где вы там? Выходите из проклятого чулана — прошу прощения… да не у вас, Бейтс! — еще раз приношу извинения, мадам — Бейтс, тотчас нужна горячая вода!
— Воды нет.
— Добавляйте «сэр», когда мне отвечаете!
— Так Виллер же сказал, сэр, воды нет.
— Ну, это мы посмотрим! Виллер! Виллер! Виллер, где вы там! А, наконец-то! Как вы смеете подавать господам воду, когда дамы сидят без воды!
— Но мисс Грэнхем, сэр, не с моей стороны коридора.
— И я тоже — ведь я поменял каюту.
— Да, сэр, но…
— Горячей воды, Виллер, да поживее! Если нужно, разведите чертов огонь, и скажите, кому следует, что это мой… мой…
— Вы очень добры, мистер Тальбот, но прошу вас…
— Не волнуйтесь, мадам. Виллер, принесете воду в каюту мисс Грэнхем.
— Даже просто горячая вода, сам ее вкус — так согревает! Я всегда столь придирчиво относилась к приготовлению чая, но не думала, что буду дорожить обычным кипятком, даже без заварки!
— Без заварки… Господи, мадам, я истиннейший, самый что ни на есть бестолковый…
Палуба вдруг выпрямилась. Я вскочил, пробежал через коридор в свою клетушку, бухнулся на колени, выгреб из самого дальнего ящика пакет и вернулся к мисс Грэнхем — пока палуба не опомнилась. Трюк был далек от изящества, но в общем вышло очень удачно, и я ликовал, что хоть раз перехитрил разбухшую посудину и не заработал никаких повреждений.
— Вот, мадам, примите вместе с моими извинениями.
— Чай!
— Когда я поднялся на борт, то упрятал его подальше и, честно говоря, с тех пор не имел причин о нем вспоминать. Надеюсь, суровый океанский воздух не испортил его окончательно. Я знаю, что вы, дамы, в спокойную погоду любите посидеть за чаем, и, как говорится, «чаша, которая бодрит, но не пьянит»…[29]
— Я не могу его принять.
— Мисс Грэнхем, ради Бога!
Мисс Грэнхем отвернулась. Она держала клочок бумаги, который вынула из-под бечевки. Я узнал почерк. «Маленькому лорду» от «старушки Добби» в надежде на то, что он не будет пить ничего крепче».
— Боже мой, мадам. Поверьте мне… вот ведь глупость. Она могла бы хоть свернуть записку, черт… Господи, я ругаюсь, как солдафон. Простите, мадам, но я не люблю чай и пью его только за компанию. Мисс Добсон сильно рассердилась бы, если бы… вот кто, скажу вам, требовал дисциплины! Она ставила меня в угол на целый час — по часам, — когда считала, что… Здесь она живо послала бы меня на верхушку мачты — если бы у нас были верхушки мачт, то есть, конечно же, они имеются, поскольку юный Виллис проводит там уйму времени. Должен признаться, что я ее очень люблю, но она, пожалуй, слишком увлекалась сентиментализмом…
— Мистер Тальбот!
— Только фанатик заставит ребенка читать из «Истории сэра Чарльза Грандисона»! Она, верно, думала, что такой прекрасный образец христианского поведения послужит мне во благо, но, уверяю вас, мадам, это повествование, если повествование возможно растянуть на столько томов, оставило на мне глубочайший след на всю жизнь!
На миг мне померещилось, что мисс Грэнхем едва удерживается от смеха. Но дело обстояло гораздо хуже. Ее лицо исказилось от напряжения, и слезы буквально брызнули у нее из глаз — слезы истерического характера. Впервые в своей жизни я наблюдал, как дама скрежещет зубами. Слезы катились безостановочно. Не знаю, как описать мое удивление — скажу больше, изумление. Мисс Гренхэм застучала по столу кулачком:
