Бахыт Кенжеев - Золото гоблинов

– Но главное еще впереди,-решился я.- Лет через пять, когда экономика и впрямь наладится, когда на улице Горького появятся филиалы Эсте Лаудер, Теда Лапидуса и ресторана "Максим", ваша подпольная экзотерика, поджав хвост, закономерно вернется в частные квартиры, а нынешние официальные аэды начнут жить продажей картошки со своих дач. В Александровском гимнасии будут проводиться концерты Майкла Джексона. А в этом зале – собрания акционеров банка "Народный кредит".

– Ну, это ты загнул, наш дорогой американский товарищ,-недовольно сказал Белоглинский.

– Не американский, а канадский,- поправил я.- А загнул или нет -время покажет. Хотя за детали я не ручаюсь, конечно. Может быть, не Майкл Джексон, а Мадонна. И не "Народный кредит", а "Московский банк франчайзинга, лизинга и эксклюзивного дистрибьюторства".

Кое-кто из заходивших в зал кидался на шею нашему изгнаннику, иные, шествуя к креслам, уважительно на него оглядывались, а третьи косили в сторону, как бы не желая видеть аэда одетым в мирское. Среди одетых вполне затрапезно попадались осанистые мужчины в строгих костюмах и накрашенные женщины в вечерних платьях. Молодежи почти не было. Среди кидавшихся на шею преобладали бородатые и растрепанные, а также молодящиеся дамы в джинсах. АТ, тая, в то же время ревниво следил затем, как заполнялся зал. В свой звездный час ему явно хотелось, чтобы в проходах теснились возбужденные поклонники, а у дверей толпились охотники за лишними билетами. Он был бледен, судорожно вздыхал, то и дело прикладывался к небольшой стальной фляжке с красноармейской звездой, подаренной Ртищевым еще в аэропорту. Медленно проплыл к забронированному месту в первом ряду массивный пан Павел, одна из красавиц в открытом платье восторженно целовала АТ и досрочно отдала ему букет хризантем. Следующей оказаласьженщина совсем пожилая, опирающаяся на палку; эта и вовсе прослезилась, как, впрочем, и АТ. Из мужчин в строгих костюмах к АТ подошел только один – полнеющий, лысеющий, даже несколько скользкий, в роговых очках и галстуке с изображением лиры. На шею аэду он не кинулся, но жизнерадостно протянул ему пухлую руку, тесно сжатую золотым "Ролексом" (я так и не сумел различить, поддельным, вроде тех, дюжину которых привез АТ в подарок разнообразным приятелям, или настоящим).

Не описать лица АТ в то мгновение, когда эта протянутая верхняя конечность, казалось, повисла в воздухе.

Впрочем, рукопожатие все же состоялось, и не могу утверждать, что АТ полностью притворялся, когда узкие его губы расплылись, наконец, в улыбке.

– И агнец возляжет со львом, так, что ли, Зеленов?

– Примерно, старичок, более или менее! Строим, понимаешь ли, новую Россию! Вместе с теми, кто в тяжелые годы не бросил Родину, так сказать, на произвол судьбы! – Он кивнул в сторону Белоглинского (Ртищев в этот момент необъяснимым образом исчез), а потом обвел свободною рукою все пространство зала.- Ну и, разумеется,- заторопился он,- с такими, как ты, с теми, кто вынужден был покинуть Отечество, но теперь возвращается в его, если можно так выразиться, объятия! Ну, не буду отнимать у тебя время, тем более что нам на днях все равно встречаться по делам. Бизнесмен ты наш! Ведь следил я, следил за твоим творчеством!

– По долгу службы? – не удержался АТ.

– Ну, не упрощай!

Когда он удалился, АТ потряс рукою, будто стряхивая с нее невидимые капли воды. Вынырнувший, словно из-под земли, Ртищев вдруг захохотал. Становилось душно. Я сел между господином Верлиным и Безугловым. (Кстати, почти на всех остальных местах в первом ряду ерзали сотрудники "Вечернего звона" и девочки из "Космоса".)

Плюшевый занавес, наконец, раздвинулся. Трое аэдов за дубовым столом, уже облаченные в хитоны и сандалии, с легким недовольством поглядывали в зал, где продолжалась возня,-видимо, часть гостей засиделась в знаменитом буфете ЦДЭ (где по пригласительным билетам на сегодняшний вечер можно было бесплатно получить рюмку водки и небольшой бутерброд), а может быть, и в еще более знаменитом ресторане. Венок и лира лежали только перед Татариновым. Я оглянулся. АТ напрасно беспокоился -в проходах никто не толпился, но и пустые кресла были немногочисленны. (Времена, когда на экзотерические концерты стало приходить от силы двадцать человек, в том числе десять приятелей, были еще впереди.)

– Ну-с, начнем, пожалуй.- Белоглинский постучал по столу деревянным молоточком. Зал притих. Опоздавшие прокрадывались к своим местам на цыпочках.- Прежде всего позвольте поблагодарить спонсоров сегодняшнего выступления и фуршета – банк "Народный кредит", фирму "Вечерний звон" и компанию "Канадское золото". Координаты и контактные телефоны этих уважаемых предприятий желающие могут обнаружить на своих пригласительных билетах.

Никто, кроме сидевших в первом ряду, к моим аплодисментам почему-то не присоединился (что я нашел со стороны зрителей несколько бестактным).

– А теперь позвольте представить вам гордость российской экзотерики – аэда Алексея Печального!

Зал воодушевленно зааплодировал. АТ зарделся, потупил взор.

– Нет нужды рассказывать истинным знатокам о творческом пути Алексея. У многих из вас, вероятно, хранятся дома подпольные кассеты с его выступлениями, выпуски "Континента" со статьями АТ и с текстами его эллонов. У отдельных счастливцев, возможно, имеется лазерный диск, два года назад выпущенный в "Атенеуме", знаменитой гавани для российских аэдов, которым было не по пути с режимом. Перестройка и гласность открыли многим талантливым изгнанникам путь на родину. Среди них и отсутствовавший среди нас более семи лет Алексей Печальный. Он покинул отечество в глухие годы, когда в наших сердцах уже иссякала надежда на перемены. Друзья и ценители прощались с ним навсегда. Но пути Господни неисповедимы. Иногда на их перекрестках вдруг оказывается и недоумевающее человечество. Главное же в том, чтобы в самые тяжелые времена в нас теплилась искра причастности к этому промыслу.

Безуглов отчетливо зевнул; я со своей стороны находил речь напыщенной, но любопытной. Бывшее непутевое дитя бойлерных и церковных сторожек, истеричный изгой, вечно неуверенный в своих силах, Белоглинский явно наслаждался своей нынешней причастностью к чему-то, что несколько отличалось от упомянутого высокого промысла. Впрочем, преступления в этом я, право, не усматривал.

Если на последних выступлениях в Америке АТ исполнял эллоны в основном по-русски (как бы в порыве самоистязания отсекая себя от аудитории), то здесь пел исключительно "истинные", иными словами, написанные на языке Гомера. Жаль. Думаю, что подлинных знатоков в зале было раз-два и обчелся, и уж лично я никак не принадлежал к их числу, хотя общий смысл эллона, исполняемого на более внятном языке, уловить могу. Впрочем, слушалис благоговением, чем бы оно ни объяснялось. Пускай тщеславие Алексея оказалось несколько уязвлено отсутствием телекамер и патриархов официальной экзотерики, пускай едва не половину собравшихся составляли старые приятели, бывшие любовницы и многочисленные родственники аэда, но все в мире относительно.

Вспотевший, задыхающийся АТ глубоко поклонился публике и церемонно снял с головы венок. К букету хризантем, подаренному Мариной Горенко, добавилось еще пять или шесть. Защелкали фотоаппараты, включая и мой собственный.

– Что ж, может быть, у кого-то есть вопросы? – осведомился Белоглинский.

– Или предложения,- съерничал Ртищев.

Из первого ряда я видел, как голые ноги АТ под хитоном покрылись гусиной кожей. И то сказать! Говорят, нервной энергии, которую тратит за небольшое выступление любимец муз, исполняющий собственные сочинения, хватает на то, чтобы вскипятить порядочный чайник. Меня толкнули сзади в плечо, передавая записку; минуты через три перед АТ лежал уже целый ворох этих листочков. Читая, он раскладывал их на две стопки.

– Дамы и господа,- он весело оглядел зал,- примерно половина вопросов касается моей жизни в Монреале. Отвечаю – более или менее – на все эти вопросы сразу. А именно: ответа здесь быть не может. Это сугубо частная жизнь, которая не имеет отношения ни к России, ни к творчеству, ни к собравшимся здесь.

– Поясните! – выкрикнул кто-то.- А как же историческая миссия русской эмиграции?

– Пожалуйста. Помните гибель Орфея? Я думаю, что вакханки растерзали его отчасти от раздражения. Наверняка они расспрашивали его об экскурсии в загробный мир, ожидая подробных рассказов, а он помалкивал или говорил невразумительное, потому что описать загробный мир живущим невозможно. Если кого интересует жизнь на Западе, прошу обратиться к газетам и журналам, благо у нас теперь свобода печати. В историческую миссию русской эмиграции, особенно нынешней, я не верю, и обсуждать ее мне неинтересно. Меня спрашивают, насколько в Америке велик интерес к происходящему в России. Отвечаю: весьма велик, так как у России естьядерное оружие, и вопрос, у кого в конце концов окажется кнопка от ядерного чемоданчика, весьма насущен. Спрашивают,- он перебирал бумажки,- об интересе к российской экзотерике. Отвечаю: такого интереса абсолютно нет и быть не может.