Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви
И мы бежим бежим радостные по проваливающейся доброй землетесту родному всхлипывающему как живое…
И лают дальные и близкие хриплые отуманенные собаки и поют младые ликующие заревые петушки и горлицы…
И солнце солнце раннее таджикское ликующее вешнее разливчатое солнце обливает сушит всю землю первобытным нутряным животным теплом и обливает обдает теплом солнечную веселую трепещущую от Великой Любви вечную руку утренней бессмертной матери моей…
…О Господь всей вселенной и всех звезд и всех человеков!..
Не может быть чтобы это утро и лай этих туманных сырых родных собак и крики петушков голосистых и необъятная всещедрая вселенская нетленная рука ласкающая матери матушки мамы моей не повторились не продолжились более в небесах а навек исчезли истратились истлели иссякли на земле!..
Не может быть чтоб умерла бесследно такая любовь!.. а не воскресла вечно в небесных вечных садах!..
Не может быть Господь мой!..
И вот уже Та Вечная Иерусалимская Дорога и эта тленная талая чептуринская дорога кажутся мне теперь одной дорогой одной дорогой Одной Дорогой…
Сливаются сбираются две дороги в одну…
…И вот я опять радостно необъятно лежу сплю чудю ловлю лелею уповаю на колосьях у печи горящей… и угольки рдяные алые рассыпчатые живучие счастливые трескаются и вылетают из открытой печи и падают в колосья сухие золотые…
И колосья медленно занимаются чадят а потом радостно говорливо находчиво весело горят и огонь ржаной бежит по колосьям… и деревянный высохший за ночь пол радостно дымится а потом горит и огонь находчиво весело бежит к дощатым стенам радостного солнечного дома моего…
…Господь! не может быть чтоб Там Там Там на Той Дороге не встретил я возлюбленных моих…
И потому тороплюсь я… прости мя!.. Господь Отец мой…
А!..
Солнце!.. Солнце!.. Льющееся Злато!.. Вечная Воскресшая Любовь!..
…не торопится к Ним?..
2001
Ангел бывых дней
…И насылает Господь на человека Ангела Бывых дней… да…
Ангел Бывых Дней!.. Ангеле!.. Ангел былых дымных прошлых дет дней…
Ты ли?.. Ты ли стоишь в тумане январском рождественском ледовом игольчатом дыме тумане Плещеева озера?..
Ты ли о Ангеле?..
…И когда я сокрушился в вере, и когда я ушел из церкви, я, священник переславльской малой неповинной церквушки, церковки сиротки церкви Пресвятой Богородицы бывшего Даниловского монастыря церковки усопшей брошенной моей, я, священник бывший вдохновенный, а ныне мирянин житель простой смертный безбожник я, отец Тимофей я пришел я стою в тумане крещенском утреннем родимом смиренном русском нашем сладком зимнем прибрежном тумане дыме инее летуче колю-чем озера Плещеева…
И когда я поскользнулся пошатнулся сокрушился в вере перед близкой кончиной смертью моей, я пришел на берег рождественский туманный морозный утренний брег берег озера Плещеева и гляжу в туман сизый сиреневый агатовый туман мгу мглу озера Плещеева…
…там в тумане стоит скитается веет реет?..
Ангеле Бывых Дней моих, Ты ли?..
Ой ли?..
…там у лунки проруби поруби рыбари-лещатники в овчинных тяжких беспробудных тулупах ждут алчут, ведь уже январь сечень просинец и рыба лещ трется ищет мечет в водах нетленных?..
…дымятся курятся млеют полыньи сизые проруби иордани крещенские?..
Да кому они открыты блаженные?..
Да некому воды крещенской моленной целебной вечной на Руси моей отведать…
Оле!..
Но!.. Но…
Но Бог на Руси ныне ходит со смертью… Лютый…
Но!..
Ангел Бывых Дней!.. Ангеле!..
Я ли зову с берега Тебя?..
Ты ли кличешь меня с вод туманных ледовых со льдов беспробудных плещеевых?..
Ой ли Ангеле?.. ты ли кличешь?..
…церквушка моя заброшенная оставленная колоколенкой звонницей хрустальной от ветра утреннего от снега бегучего зыбко певуче знобко отзывается мается поет?..
Да нет… Да последний звонарь Иван бражник стражник пахарь спит пианый в косой избе своей, а колоколенка в снегах необъятных молчит молчит молчит…
Да только звонарь Иван крестьянин пьяно сонно шепчет в избе бредит мычит: «От смерти да от Бога русский человек только пианством спасается загораживается заслоняется отдаляется… Да ненадолго… Скоро скоро Бог со смертью в избу постучатся!..»
Но кто там ходит хоронится бережется страждет в тумане озера Плещеева?..
Зовет что ли?..Поет ли?.. Шепчет?.. Ласкает?.. Лелеет имя мое на снежных устах своих?..
…Отец Тимофей… Тимофеюшко… Бывый мой…
Возлюбленный недолгий муж… муже мой!..
…Ой… ой… ой… Ты в тумане утреннем знобком стоишь один…
Да холодно тебе… Да пустынно…
…О Боже!..
Ты ль усопшая жена моя Марья Мария Маруся кличешь со озерных дымных льдов меня?..
Чрез года?.. Чрез смерть кончину твою дальную дальную дымную забытую забытую уже?..
О боже… Ой мне!.. Увы мне!..
Ты ли жена моя дальная Мария?.. Ты ли Ангел Бывых Дней явился мне?..
Я знаю тебя Ангеле…
Я ждал Тебя Ангеле…
У тебя очи отечные дымчатые прозрачные, как озера белозерские северные яснодонные…
У тебя очи ивовые вечноплачущие о былом вечностраждущие…
У тебя под очами вечно соль от слез… И она жжет.
Ты ивовый снежный Ангел…
Ты Ангел Ива…
Я стою под снежными дремучими ветвями дланями твоими Ангеле…
Ой человек человече! быстротечный! и что насылают на тебя Ангела Бывых Дней?..
…И отец Тимофей бывший священник церкви Пресвятой Богородицы стоит в утреннем тумане звездистом снежном инее и вопрошает…
И мечется…
И снимает с головы своей тихой кроличью побитую потертую шапку и волосы власы богатые долгие снежные жемчужные рассыпаются по плечам его вольным по ватнику его темному…
И отец Тимофей стар, а власы его молоды льняные жемчужные и они светятся в утреннем сизом тумане тумане тумане…
И тут находит наступает сеется веется сыплется от озера Плещеева от льдов от прорубей его млечное игольчатое искристое алмазное облако рассыпчатое как орловское яблоко и скрывает забирает берега утренние…
И течет по власам по устам по очам Тимофея…
Мга… мгла… туман…
…спит зимняя земля моя…
…спит зимняя Русь моя… Да!
А Ангел Бывых Дней уже уже уже кличет из тумана: Отец Тимофей… Возлюбленный муж муже мой…
Не спит он Ангел Бывых Дней. Не спит… Бессонный он… Оттого и глаза у него отечные усталые недреманные бездонные колодезные…
…Тимофеюшко… Муже возлюбленный мой…
…Жена жено моя Мария усопшая дальняя моя…
Ты пришла?.. Ты стоишь на льдах на полыньях Плещеевых в плисовом полушубке молодая ярая… ты стоишь улыбчивая ты манишь манишь манишь меня?..
Нет! нет! нет!..
Ты усопшая — ты не манишь, ты машешь из тумана мне рукавами веселыми сарафанными широкими русскими, ты снимаешь плисовый узкий бедный полушубок и стоишь в богатом кумачовом русском переславльском забытом сарафане нашем…
Ты не манишь усопшая — ты машешь полнотелыми лебедиными молодыми молодыми дальными молочными руками руками руками…
Мария! Мария! Мария!..
А ведь я забыл тебя, жена моя…
…Тимофеюшко возлюбленный муже мой… Знаю знаю…
Оттого и являюсь из Плещеевых рождественских туманов…
Оттого и маюсь и поджидаю на полыньях на прорубях январских…
Оттого и плисовый полушубок снимаю…
…хладно!..
Ай где молодые январи наши наши наши?..
Ай где проруби рождественьские кипящие наши?..
…Мария Марья дочь пьяного глухого звонаря Ивана беглянка крестьянка а мы в полях в снегах во льдах Плещеевых рождественьских бежали а мы соединяли руки уста зубы языки души наши наши наши а мы соплетались телами первозданными в снегах постелях декабрьских…
Айда!.. Бежим!.. Ликуем!.. Царим! Лежим во снегах!..
Ай ли!.. Ой ли!..
Помнишь Марья?..
И мы на колокольне глухой от людей прятались и там лежали… Витали…
И только колокол на нас глядел одичало одноглазо…
…снимал сбирал сбивал с тебя плисовый полушубок а я разрывал сарафаны податливые а я девичьих первозвонных сосков почек эавязей бутонов лазоревых дымчатых губами терпкими хмельными медовыми касался…
А окрест Русь ледовая стояла…
А окрест воды ледовые стояли…
А окрест дерева ледовые стояли…
А в твоих сосках почках завязях уже весна копилась стояла расцветала…
