Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь

— Снова приехали?

А те смеялись:

— Да, тетушка, снова прибыли к тебе в качестве личной охраны.

Когда Ли Сюэлянь управлялась по хозяйству во дворе, никого это не заботило. Но едва она выходила за порог, как за нею начинали ходить по пятам.

— Как же много я должна была накопить добродетелей, чтобы обзавестись столькими сопровождающими! — восклицала Ли Сюэлянь.

В таких случаях ей отвечали:

— А то! с президентом США обходятся так же.

Если Ли Сюэлянь сидела дома, а полицейских вдруг начинала мучить жажда, они всегда просили у нее попить. Ли Сюэлянь выносила термос и наливала им воды. в этом году из четырех прибывших двоих она уже знала. Один из новичков оказался сыном когда-то торговавшего в их селе мясника Лао Ху, этот парень подрабатывал в местном отделении полиции. Когда двадцать лет назад Ли Сюэлянь задумала убить Цинь Юйхэ, она сначала обратилась за помощью к брату, но тот якобы уехал в провинцию Шаньдун. Тогда она с этой же просьбой пошла к мяснику Лао Ху и, чтобы тот согласился, обманула его, сказав, что просит не убить, а лишь избить Цинь Юйхэ. Лао Ху в ответ выдвинул условие, что сначала они с ней сделают свои дела, а потом устроят расправу. Однако Ли Сюэлянь настаивала на том, чтобы сначала они устроили расправу, а потом уже сделали свои дела. После Ли Сюэлянь устроила сидячую забастовку у городской управы, за что была арестована. Выйдя из камеры заключения, Ли Сюэлянь снова запланировала убийство и снова пошла за помощью к Лао Ху, пообещав на этот раз, что сначала они сделают свои дела, а потом уже совершат убийство. Однако, услышав, что его просят об убийстве, да еще и сразу нескольких человек, Лао Ху тут же наложил в штаны. в настоящее время Лао Ху, разбитый параличом, лежал дома и на рынке уже не появлялся. о том, что к ней прикрепили сына Лао Ху, Ли Сюэлянь узнала лишь на второй день после появления полицейских. Если сам Лао Ху был низкорослым, толстым и обрюзгшим, то его сын, Сяо Ху, оказался на удивление красивым и хорошо сложенным. Ли Сюэлянь решила поговорить с ним по душам, однако слово за слово, и стало понятно, что он человек ненадежный. Сперва она спросила его:

— Оказывается, ты сын Лао Ху. Как там сейчас твой отец?

— Да никак, все лежит, думаю, ему уже недолго осталось.

— Почему в этом году ко мне приставили именно тебя?

— Третируют. в прошлом месяце я поспорил с нашим начальником, а он в отместку повесил на меня это ярмо.

— А что, слежка у полицейских не ценится? Это не так круто, как ловить преступников?

— Легко сказать, вы-то ночью спите под теплым одеялом, а мы вынуждены стоять тут на холоде. и хотя дело близится к весне, по ночам еще прохладно.

— А кто вас заставляет за мной следить?

— Что тут скажешь, тетушка. Тут все не при чем, во всем виноват съезд ВСНП.

Этим он весьма насмешил Ли Сюэлянь.

Но разговор разговором, смех смехом, а Ли Сюэлянь все-таки собиралась подавать жалобу. а чтобы это провернуть, она должна была избавиться от слежки, иначе говоря — сбежать. в противном случае ей никак не добраться до Пекина со своей жалобой. до начала съезда еще оставалась целая неделя, так что ехать туда заранее особой необходимости не было. Ей и раньше приходилось сбегать, обычно она делала это ночью, иногда все проходило удачно, а иногда срывалось. Сегодня из уездного центра на своем велосипеде в гости к Ли Сюэлянь снова приехал Чжао Большеголовый. Он заметил, что вокруг ее дома стоят четверо полицейских, с одним из них он был знаком, поэтому поприветствовал его. Войдя в дом, он сказал Ли Сюэлянь:

— В Китае только в двух местах выставляют часовых.

— Где именно? — спросила Ли Сюэлянь.

— В резиденции Чжуннаньхай[24] и у твоего дома.

Усевшись под финиковой пальмой, они продолжили разговор.

— Ты подумала над моим предложением?

Ли Сюэлянь растерялась.

— Над каким предложением?

— Над предложением пожениться.

— Знаешь, независимо от моего ответа, давай пока отложим это дело.

Теперь уже растерялся Чжао Большеголовый:

— Почему?

— Прежде чем думать над этим, мне сначала нужно решить вопрос с жалобой.

Чжао Большеголовый удивился:

— Ты ведь в прошлый раз сказала, что послушаешься совета коровы и жаловаться не поедешь? Ну а если это не так, то послушай хотя бы моего совета.

В ответ Ли Сюэлянь подробно изложила свою историю о том, как она встречалась с мэром города в харчевне, как они повздорили и как разошлись недовольные друг другом.

— Они уже совсем заврались, — заметила Ли Сюэлянь.

За разговором она снова начала распаляться:

— Ведь я сначала не хотела подавать жалобу, но они не поверили, решили, что вру. Когда же я сказала, что послушалась совета коровы, так они и вовсе приняли это за оскорбление. Ты ведь смог меня понять, когда я рассказывала тебе про корову, почему же они не могут? Почему они извращают все мои слова? Будь я, по их мнению, порядочной, разве приставляли бы они полицейских? Своим постоянным давлением они снова загоняют меня в угол, вынуждая сопротивляться. Сначала я решила отказаться от жалобы в пользу себя любимой, но теперь я буду выглядеть как полная размазня. Если я не поеду жаловаться, они, того и гляди, решат, что прижучили меня. Сначала я судилась против Цинь Юйхэ, а сейчас — против всех этих продажных чиновников. Раз они считают меня негодяйкой, я им спуску не дам. и почему они соображают хуже коровы?

Выслушав Ли Сюэлянь, Чжао Большеголовый согласился, что мэр и его подчиненные ничего не смыслят в таких делах. Ведь она и правда не планировала жаловаться, а они взяли и все испортили. Причем им самим от этого ни жарко ни холодно, а вот Чжао Большеголовому они помешали устроить праздник. Почесывая затылок, он спросил:

— А может, не стоит опускаться до их уровня? Может, сделаем, как договаривались: ты забудешь про жалобу, и мы заживем спокойно?

— Нет. Тут все так далеко зашло, что я не могу взять и проглотить эту обиду. с таким камнем на сердце я и после женитьбы не буду счастливой.

Понимая, что переубедить ее невозможно, Чжао невольно опечалился:

— Не думал, что все это приведет к таким неприятностям.

Тут Ли Сюэлянь сказала:

— Большеголовый, я хочу кое о чем попросить тебя.

— О чем? — удивился тот.

Ли Сюэлянь, указывая за ворота, продолжила:

— За мной тут со всех сторон наблюдают. Чтобы подать жалобу, мне нужно сначала сбежать. Одной мне с ними не справиться, сможешь помочь?

Это было сюрпризом для Чжао, он переспросил:

— Ты просишь меня с ними подраться?

— Драться или не драться, это уж как выйдет, главное — устроить побег.

Чжао снова забеспокоился:

— Один-то я с четырьмя не справлюсь. к тому же за противодействие властям последует серьезное наказание.

Ли Сюэлянь, не сдержавшись, выпалила:

— Я уже двадцать лет им противодействую, а ты одного раза испугался, а еще собрался на мне жениться. Если сходятся те, у кого нет единства в мыслях, то ничего хорошего из этого не выйдет!

Чжао совсем растерялся:

— Что ты сразу горячку порешь? Я ведь должен все обдумать? Или мне это не позволено?

Ли Сюэлянь его поведение насмешило:

— Ну, Большеголовый, вот и пришло твое испытание на практике. Мясник Лао Ху двадцать лет назад мое испытание не прошел. Так что с него брать пример не стоит.

— Я ведь не Лао Ху. Просто не могу так с ходу придумать подходящий способ.

— Вернешься домой, хорошенько подумай. до съезда осталась всего неделя, так что через три дня приезжай ко мне помогать с побегом.

Однако прошло три дня, а Чжао Большеголовый не приехал. Ли Сюэлянь понимала, что данное испытание должно было выявить истинные намерения Чжао. и на поверку он оказался таким же, как и мясник Лао Ху двадцать лет назад. Его интересовала исключительно женитьба, лезть в какие-то проблемы он не собирался, так что, едва он почуял неладное, тут же убрался с глаз долой. Но отсутствие Чжао Большеголового не могло остановить Ли Сюэлянь от побега. Бежать она собиралась ночью. Однако сегодня был пятнадцатый день луны, что предвещало полнолуние и, соответственно, светлую ночь. с раннего вечера и до глубокой ночи Лю Сюэлянь трижды высовывала голову через верхнюю ограду уличного туалета, чтобы посмотреть, чем заняты полицейские, но все четверо постоянно курили и прогуливались. Очевидно, шанса у нее сегодня не было. Попытайся она перелезть через стену, то в случае чего ей в ее возрасте под пятьдесят не убежать от этих двадцати-тридцатилетних молодчиков, к тому же она одна, а их сразу четверо. Она понимала, что, если ее уличат, это тут же спровоцирует повышение бдительности, и тогда на следующий день вокруг ее дома появится семь-восемь полицейских, что значительно усложнит ее следующую попытку. за прошедшие двадцать лет Ли Сюэлянь уже несколько раз попадала в такой переплет. Всякий раз, когда полицейским удавалось схватить ее во время побега, они присылали подкрепление, что значительно уменьшало шансы Ли Сюэлянь попытаться сбежать снова. Вплоть до самого рассвета Ли Сюэлянь так и не решилась бежать, а потом взошло солнце, и при свете дня сделать это стало и вовсе немыслимо.