Маша Царева - Женщины Никто
— Выглядишь отлично, только вот… Зачем тебе все это сдалось? Или это съемка для какой‑нибудь безумной программы на MTV? Где все меняются ролями?
— Нет, это мой трезвый выбор, — спокойно ответила она. — Юль, ты же все про него знаешь. Знаешь, что я чувствовала, когда мы расстались.
Так вышло, что Юля однажды стала невольной свидетельницей ее кризиса. Это было через неделю после того, как она рассталась с Робертом. Наглотавшись антидепрессантов, Полина приехала в фотостудию редакции и изо всех сил пыталась излучать счастье, в которое она больше не верила. Шутила, очаровывала всех, включая практикантов с журфака, рассказывала какой‑то бред о последней своей поездке в Мехико — как там ее приняли за техасскую миллионершу и попытались вовлечь в некую аферу с перепродажей бриллиантов. Но вся эта искусственная идиллия лопнула как пузырь баббл‑гама, когда Юля невинно спросила: «А у Роберта как дела?»
Будто бы у нее внутри лопнул воздушный шарик. Полина сдулась, ссутулилась, ее улыбка померкла, плечи поникли, даже волосы, казалось, мгновенно потеряли пышность и уныло повисли вдоль осунувшегося лица. Она безвольно опустилась на стул, закрыла лицо ладонями и тихо сказала:
— Кажется, я скоро умру. Нет, правда, я это чувствую.
Тут надо отдать должное Юле. Она быстро выгнала всех ассистентов, практикантов и фотографов, лично заварила крепкий чай, плеснув в него несколько капель душистого травяного бальзама, заставила стучащую зубами Полину выпить целую кружку. Вытянула из нее сбивчивый рассказ, потом гладила по голове и даже вместе с ней лаконично всплакнула, Юля тоже была женщиной, ее тоже не раз бросали. А потом они поехали в караоке и наорались так, что у Полины сели голосовые связки. Зато стало легче, и она какое‑то время даже чувствовала себя обновленной, как после бани.
И вот теперь та же Юля стоит перед нею, с той же участливой улыбкой, и такая жалость в ее глазах, такое искреннее недоумение.
— Я так и не смогла с этим справиться, — пожала плечами Полина.
— Поэтому решила попробовать его вернуть? Таким вот бездарным способом?
— При чем тут вернуть? — поморщилась она. — Нет, об этом я почему‑то вообще не думала.
— Что же тогда? Зачем ты прислуживаешь этой, прости господи?
— Она много пьет, меня попросили за ней присмотреть. На самом деле я занимаюсь здесь не этим, — быстро сменила тему Полина. — Я пресс‑папки распространяю. Вот, возьми одну. Поверь мне, это будет нечто. «Секс в большом городе» отдыхает. Самый ожидаемый фильм года, — она бодро цитировала пресс‑релиз.
— Понятно, — Юля ошарашенно приняла папку из ее рук. — Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Анюта смотрела на улыбающегося ей мужчину, чувствовала, как сердце переключается в режим виброзвонка, и думала: а вдруг это то самое? Но тут же сама себя одергивала, нет, конечно, нет. Любовь — это когда в животе расправляет желтые крылышки нежный теплый подсолнух.
А она дрожит от страха, только и всего. От страха, волнения и, пожалуй, обидного осознания собственной глупости.
Ничего у нее не выйдет. Искусственный подсолнух пластмассовыми лепестками неприятно царапнет нутро; она будет улыбаться, поправлять выбившуюся лямку бюстгальтера, пить вино, болтать, может быть, даже выйдет замуж. Но ничего не изменится.
Стоить вспомнить, что она почувствовала, когда впервые увидела Васю, как сразу станет ясно — это не то.
Между тем мужчина был хорош собой. Настолько, что юная круглолицая официантка, подавая «сельдь под шубой», нежно коснулась грудью его плеча и кокетливо поинтересовалась, не принести ли водочки, потому что «настоящие мужчины водочку любят».
— Зато настоящие женщины любят шампанское, поэтому, голубушка, несите нам «Вдову Клико», — нашелся генерал, и официантка ушла, обиженно повиливая вертким задком.
Его звали Иван. Должно быть, ему было лет на пятнадцать больше, чем казалось. Военная выправка, плоский живот, здоровый румянец пробивается сквозь загар, умные серые глаза.
И вот уже двадцать минут он рассказывал Нюте о том, как ездил с друзьями на снегоходах за Полярный круг. Она слушала рассеянно, иногда к месту улыбалась и вставляла короткие реплики: «Да?», «Да что вы говорите!» и «Не может быть!» И когда она это «Не может быть!» говорила, его лицо светилось мальчишеской гордостью. Это было забавно.
— Ну а вы, Анечка, чем живете? — вдруг спросил он. — А то я все о себе да о себе. Совсем вас утомил.
— Да что вы! — покраснела она. — Вы прекрасный рассказчик.
— И все‑таки. Ничего, кстати, если я вас Анечкой звать буду?
Нюта пожала плечами.
— Вы были замужем?
Она коротко кивнула и опустила глаза в тарелку, на разрушенный холмик «сельди под шубой».
— Вам неприятно об этом говорить?
Еще один невразумительный кивок.
— Вы такая загадочная. Еще немного, и я начну думать, что просто не пришелся вам по вкусу.
— Нет, что вы! — пожалуй, слишком горячо воскликнула она. — Мне хорошо, и ресторан замечательный, просто я… немного застенчивая. Мне трудно познакомиться по брачному объявлению, а потом вести себя так, как будто мы старые приятели.
— Так для вас это первый опыт? — рассмеялся генерал. — Вы только попали в Янино агентство? Мне проще, я у нее уже четвертый год.
— Четвертый год?! — не поверила она. — Как же так, и за это время не встретили никого подходящего?
— Сердцу не прикажешь, — развел руками Иван. — Может быть, я ждал именно вас. Яна тоже хитрая, иногда пытается подсунуть… Ну вы понимаете. Ладно, Анечка, зачем вообще об этом говорить? Вы такая красивая женщина, я хотел бы узнать вас поближе. Яна говорила, у вас есть дочь?
— Да, — ее улыбка посветлела. — Ее зовут Лиза. Проблемный возраст, шестнадцать лет.
— Так много? — благородно удивился генерал. — Вы же сами еще ребенок, ну как у вас могла оказаться такая взрослая дочь?
— Я рано родила, — ответила Анюта, а сама подумала, что он наверняка был осведомлен о Лизином возрасте. Это же было одно из его условий — наличие взрослых детей. Прекрасно осведомлен, а теперь удивляется. Пытается ей польстить. Господи, как же глупо все.
— Ну вот, вы опять загрустили. Честно говоря, мне тоже не нравится этот ресторан. Вот я вас когда‑нибудь приглашу к себе на дачу. У меня дом на озере Сенеж, отопление, горячая вода, вид на озеро, все условия. Там соскучиться невозможно. Я там устроил тренажерный зал, и бильярд, и баню, и библиотеку, и каминную. Можно прямо в эти выходные поехать.
«Это он меня в золотую клетку заманивает, что ли? — удивилась Нюта. — И как я должна реагировать? Это хорошо или плохо, что в первый же вечер знакомства он завел разговор о какой‑то даче? Лизавета говорила, так сейчас принято у молодых. Но они‑то, особенно Иван, уже отнюдь не молоды. У меня совсем, совсем нет опыта в таких вещах».
Генерал налегал на шампанское, и один выпил почти всю бутылку. Все пытался ее рассмешить, и к концу ужина Нютино сердце немного оттаяло.
Расплатившись, он заявил, что не намерен так просто отпустить такую женщину, как Анюта. И предложил прогуляться по вечернему бульвару, рука об руку, медленно, болтая, смеясь, и он покажет ей Марс и Венеру, если, конечно, им повезет, и облака почтительно расступятся перед ними. И Анюта согласилась, она вспомнила Полины слова о том, что надо давать людям шанс. Каждый человек имеет право на шанс, и этот милый генерал тоже. Однако не прошло и четверти часа, как она пожалела о своем великодушии. Как хорошо было бы оказаться сейчас дома, под одеялом, с томиком Улицкой, шоколадкой «Аленка» и чашечкой имбирного чая. Но вместо этого она медленно брела рука об руку с генералом, и влажный холод неприятно хлюпал в ее прохудившихся сапогах.
А Иван все говорил и говорил, его рот не закрывался ни на мгновение, и Анюта вдруг поняла, как от раздражения можно кого‑то убить. Он рассказывал о бывшей любовнице, театральной актрисе по имени Марго, которая тянула из него деньги, а он ее любил до тех пор, пока не застал со смазливым актеришкой. Он бы выпустил ему кишки, но было неохота марать руки о малодушного гада, которого Иван вообще всегда считал голубым.
Рассказывал о своей дурацкой даче, о том, как здорово разводит костер в мангале, чтобы над соснами плыл ароматный дымок. А какая там зимняя рыбалка, а какие там грибы, а какое чистое там озеро — настолько чистое, что в нем даже водятся раки!
А в какой‑то момент — Анюта к этому времени уже расслабилась, отключила сознание и безрадостно поникла плечами — в какой‑то момент генерал вдруг сграбастал ее сильными медвежьими лапами, неловко притянул к себе, и его пахнущие креветками и чесноком усы вдруг царапнули ее губу, а его скользкий язык непостижимым образом оказался в ее брезгливо кривящемся рту. Анюта отбивалась, барахталась в этих неловких, но сильных объятиях, а ему почему‑то казалось, что это проявление девичьего кокетства, хотя меньше всего Нюта походила на застенчивую кокетливую девицу. «Ну же, моя хорошая, — бормотал он в перерыве между поцелуями. — Ну же, милая…» А его рука ловко расстегивала пуговки пальто, пробиралась в вырез платья, норовила нащупать затвердевший на холоде сосок.
