Джеймс Олдридж - Горы и оружие
Кюмон прервал их разговор, протянув руку за стаканом Мак-Грегора, и тот понял, что не убедил французов в своей военной некомпетентности.
— Спасибо, больше не наливайте, — сказал он, отдавая Кюмону пустой стакан.
Кюмон прислушался на момент к какому-то пению, шуму за окном. Затем спросил Мак-Грегора:
— Знаете ли вы, где сейчас все купленное курдами военное имущество?
Мак-Грегор ответил, что не знает.
— Оно стоит, груженное в швейцарские товарные вагоны, на сортировочных путях в Лионе, — сказал Кюмон, — и этот простой обходится Стронгу и Сеелигу тысяч в десять франков еженедельно. Не мудрено, что им не терпится завершить сделку с вами.
— Не терпится получить деньги, — уточнил Мак-Грегор.
— Вот именно, — сказал Кюмон. — Но в этом аспекте ситуация весьма щекотлива.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мак-Грегор.
— Операция, проделанная банками для удержания денег, противоречит французским законам, — произнес Кюмон с брезгливым жестом. — Собственно говоря, мы можем принять меры к возврату этих денег вашему Комитету.
Сказав это, Кюмон встал и подошел к окну взглянуть, что там за шум внизу на улице. Затем кивком пригласил к окну Мак-Грегора и Шрамма. Около сотни школьников в коротких плащиках и туристских куртках шли маршем по улице с флагами и плакатами. Судя по надписям на флагах, они собрались из лицеев Бюффона, Кондорсе, Поля Валери и Карла Великого, а судя по скандированию, по крикам, они бастовали, протестуя против занятия полицией Сорбонны.
— К этому ли звал Андре Жид! — горько сказал Кюмон вслед лицеистам, удалявшимся по улице Константина. — Если так будет продолжаться, то молодое поколение окажется сплошь состоящим из интеллектуальных уродов.
Они вернулись к золоченой кушетке.
— Итак, вы можете обеспечить возврат денег Комитету? — спросил Мак-Грегор Кюмона, понимая, что разговор коснулся уже главного.
— При определенных условиях, — ответил Кюмон.
— Каких именно?
— Нам нужно прежде установить, кто в действительности представляет курдов в этом деле…
— Курдов представляю я, — решительно сказал Мак-Грегор.
Такая неожиданная folie (безрассудная выходка (франц.)) вызвала у Кюмона улыбку.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Кюмон. — Но нам важны надлежащие документы.
— Думаю, что мои документы вас удовлетворят, — сказал Мак-Грегор.
— Они при вас? — спросил Кюмон, сведя вместе большие пальцы своих изящных желтых рук.
— Нет.
— Где же они?
— У меня дома.
Шрамм с Кюмоном переглянулись.
— Вам не мешает быть поосторожнее с курдскими документами любого рода, — сказал Кюмон. — Вы ведь знаете, что случилось с тем курдским юношей.
— Знаю, но не в деталях.
— Он заболел брюшным тифом, однако обнаружить источник заражения нам так и не удалось.
— Я знаю, что он умер в Лионе и что французская служба безопасности передала его документы туркам.
— Неправда, — сказал Кюмон неожиданно сердито. — Этот турок Сероглу твердит, что документы были отданы ему полицией. На деле же они были похищены. И к сожалению, мы не можем принудить полковника Сероглу вернуть их нам, если не хотим вызвать дипломатический инцидент.
— Понятно, — произнес Мак-Грегор ироничнее, чем сам того хотел.
— Но мы, собственно, не нуждаемся в тех бумагах, коль скоро вы располагаете надлежащими документами, — сказал Кюмон и встал, завершая этим разговор.
— И что же в том случае, если они вас удовлетворят?.. — спросил напоследок Мак-Грегор.
— Франция осуществляет свою собственную средиземноморскую политику, мосье. Это важнейшая зона, включающая и наши интересы по периферии — в Иране, Ираке, в Турции и в Персидском заливе. Конечно же, сюда относятся и курдские районы.
— Вы имеете в виду нефть? — сказал Мак-Грегор, провожаемый уже к дверям.
— Мы сможем обсудить все это, когда рассмотрим ваши полномочия…
Обмен рукопожатиями, и теперь уже сам Шрамм провел его наружу через передние комнаты, мимо чиновников к полицейскому «ситроену». Во дворике Шрамм сказал Мак-Грегору по-курдски: «Мир — это сад роз. Не проходи его один, без друга». Мак-Грегор невольно рассмеялся.
— Кто вас этому научил? — спросил он.
— Курд один… — И, цепким взглядом оценивая производимый эффект, Шрамм продолжал выкладывать весь свой курдский запас познаний. — Поганый гриб, грязный подол, козодой, утроба, бычий пузырь, хахаль, хныкса, — перечислял он. — Вам, я думаю, знакомы все эти слова.
— Да. Так ругаются курды.
— Забавный язык, — сказал Шрамм, захлопнул дверцу, помахал сидевшему в машине Мак-Грегору, и шофер выкатил из ворот так уверенно, словно не могло тут оказаться никого ни спереди, ни по сторонам, ни сзади машины.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Было двенадцать, когда он вернулся домой, — время французского ленча. Кэти дома не оказалось, тетя Джосс не окликнула его. Она узнавала домашних и так, по шагам, по отзвуку камня и дерева, и он прошел через холл молча. Странно все-таки, что никто не встречает, если учесть, что утром он покинул их, увозимый французской полицией куда-то в неведомое будущее. Только записка лежит на обеденном столе, где приготовлен для него прибор. «Еда в холодильнике. Откупорь себе бутылку вина…»
Поев, он решил прогуляться на правый берег Сены, на площадь Согласия — к банку, куда он перевел из Тегерана всю свою валютную наличность. Банк был американский, и Мак-Грегор с удовольствием бывал там. Ему нравился американский банковский метод, в этом методе ощущалась уверенность в себе и своих деньгах. Поставив сейчас подпись на одном из пятисотдолларовых, голубых с изнанки чеков, он спрячет затем полученные франки во внутренний карман, чтобы оплатить часть домашних расходов на продукты, бензин, на приемы гостей — часть, какую только и позволяла Кэти ему оплачивать.
— Здравствуйте, мистер Мак-Грегор, — встретил его служащий банка, американец из ливанских греков, любивший обменяться с Мак-Грегором последними иранскими новостями, перекинуться словом о Бейруте или потолковать об альпинизме, которым он увлекался. Но сегодня, подняв указательный палец, грек потер свои густые черные брови, точно делая Мак-Грегору тайный знак. — Так и думал, что вы зайдете. Надеялся, что зайдете.
— А что? Случилось что-нибудь?
Не нагибаясь доверительно и не принимая чересчур загадочного вида, грек вполголоса сказал Мак-Грегору:
— Хоть не положено сообщать вам этого по службе, но скажу по дружбе. Кое-кто наводит справки относительно вашего счета у нас, и уже имел место обмен телекс-депешами с Тегераном, Вашингтоном и Лондоном. Я подумал, вам стоит об этом знать.
Мак-Грегор поблагодарил его.
— Это, видимо, обычная проверка платежеспособности в связи с одной намеченной мною операцией, — сказал он.
Грек кивнул в знак понимания, звучно кладя пачку пятидесятифранковых купюр. Отсчитал бумажками и мелочью остаток и, кончив, громко сказал:
— До свидания, мистер Мак-Грегор. Рад был вас видеть.
Обходя разлив автомобильного потока на площади Согласия, Мак-Грегор хмуро гадал, кому бы это понадобилось совать нос в его банковский счет. Он понимал, что это, вероятно, всего лишь очередной нажим на него, но на душе стало скверно и не хотелось возвращаться домой в таком настроении. Он пошел правым берегом, разглядывая витрины. Сел за столик в кафе напротив Лувра и стал прикидывать в уме процент загрязнения воздуха на парижских улицах. При нынешнем уровне закись азота, доставленная в нефти из Ирана и Аравии, убьет в конце концов все живое в Европе — взрослых и детей, деревья и цветы. Но в своем нынешнем настроении он только пожал плечами: и поделом, по справедливости…
Когда он пришел домой, Кэти, запершись в ванной, уже готовила себя к званому ужину у Жизи Марго. Она крикнула ему через дверь, что пора одеваться.
— Ты не забыл?
— Нет, нет, — солгал он.
Кэти явилась из ванной свежая и душистая. Она не стала спрашивать, куда его возили и зачем.
— Ты была где-нибудь? — спросил он ее.
— Я ведь говорила тебе вечером. Мы с Ги ездили на знаменитый здешний ипподром, катались там на лошадях. Нелепейшее место. Опилки, кривоногие конюхи-французы в английских картузиках и конюшенные собаки с кличками Боб и Джок.
Уезжая с Герэном, он оставил ее в беспокойстве и тревоге. Куда же теперь девалась вся тревога?
— А где я был, ты и не спросишь?
— Я и так знаю, — сказала Кэти. — Тебя увезли, я тут же позвонила Ги. Я не могла иначе. Он сказал, что все в порядке, что с тобой хочет поговорить один его приятель. Кюмон, не так ли?
— Я сказала Ги, что решила уж — тебя забрали, так зловеще все выглядело. Но он только рассмеялся и сказал, что это просто идиотская французская манера вести дела. Чего хотел от тебя Кюмон? Чтобы ты помог им столковаться с курдами?
