Паскаль Брюкнер - Дом ангелов
Добравшись наконец до места, усталый и голодный, Антонен увидел, что жилище Фредо окружено заградительной лентой. Он громко позвал его, спросил по-английски тамилов, которые, смутившись, отвели глаза. И тут из машины без опознавательных знаков, припаркованной неподалеку на тротуаре, выскочили двое — два типа в штатском с повязками на левой руке.
— Антонен Дампьер?
— Это я.
— Судебная полиция. Вы арестованы за убийство Фредерика Делавуа.
Не успел он и слова сказать, как на нем защелкнули наручники и втолкнули в машину.
Глава 17
Свободное падение
Антонена привезли в комиссариат на авеню Домениль. Факты были таковы: Фредо нашли вчера вечером задушенным электрическим проводом. На месте преступления были обнаружены отпечатки пальцев Антонена. Их часто видели вместе: это делало его главным подозреваемым. Его заперли в темной камере с лужицами крови на полу и следами рвоты на плинтусах. Ему было не привыкать. С обтрепанной страницы эротического журнала, валявшейся на полу, смотрел огромный сосок, разъеденный сыростью.
Против всяких ожиданий арест его воодушевил. Вернулась былая блажь. Ему хотелось быть виновным — не прошло и часа, как он признался в преступлении. Он так хотел уничтожить Фредо, что мог без труда взять его убийство на себя. Невероятная гордость наполнила его, смягчив горе от потери друга. Наконец-то он пребывал на высоте своих чаяний. На первом же допросе он признал вину, раздуваясь от сознания собственной внезапной значимости. Он был так точен в деталях, что и сам в конце концов поверил в свой вымысел. Инспекторы сменяли друг друга, удивляясь такой готовности сотрудничать. Морщась от запаха, они поглядывали на него с насмешкой. Видок у него был, конечно, подозрительный. Все по очереди выслушивали его версию, и он старался придерживаться каждый раз одной и той же. Его кололи по всем правилам. Но ему это было не нужно. Попроси его, он признался бы и в геноциде.
Кое-какие детали не сходились. Антонен утверждал, что задушил Фредо спящим в спальном мешке, а тело было найдено в траве неподалеку со следами борьбы. Когда его спросили о времени преступления, он наобум назвал девять вечера, в то время как вскрытие показало, что смерть наступила около полуночи. На вопрос о мотиве он ответил:
— Фредо распустился, пришлось его проучить.
Он так путался в показаниях, что вызвал подозрения офицера судебной полиции. На следующий день ему назначили адвоката. Это был парень моложе Антонена, почти мальчишка, в сером плаще под Богарта, прятавший свою юность под натужной серьезностью. Неопытность сквозила за каждым его шагом. Он был хорошо воспитан, то запинался, то иронизировал. Он уговаривал Антонена отказаться от своих показаний, советовал не подписывать протокол. Тот смотрел на него свысока: это его преступление и он не откажется ни от одного слова. Адвокат вспылил, вежливости не хватило:
— Если вы кого-то покрываете, то будете отвечать за дачу ложных показаний, если же несете вздор — это из области психиатрии. Как я могу вас защищать, когда вы и мне лжете?
Он пригрозил, что больше не придет. Антонен его не удерживал и твердо стоял на своем. Полицейские ему тоже не верили, но убийство бомжа представляло мало интереса, и готовый виновный их устраивал. Его передали следственному судье, секретарь записывал показания. Судья, женщина лет сорока с длинными черными волосами и запавшими глазами, заставила Антонена трижды повторить его версию и поинтересовалась, имеет ли он выгоду от признания себя виновным. Отчаявшись что-то из него вытащить и за неимением других ниточек, она решила отправить его в тюрьму Френ.
Несколько дней Антонен прожил в эйфории. Печаль по Фредо компенсировалась сознанием выполненного долга. Он сидел с убийцами, с крутыми парнями в татуировках, с налетчиками без чести и совести и гордился тем, что принадлежит к братству отверженных. В камере он спал на полу, отвыкнув за столько месяцев на улице от кровати. На него смотрели как на мелкую сошку, шпану, из-за сомнительной гигиены его сторонились и прозвали Вонючкой. Ему было плевать. Судьба его свершилась. Будь жив его отец, он гордился бы им. Он послал длинное письмо Изольде де Отлюс, подробно признался ей во всех своих планах. Рассказал о снизошедшем на него откровении людской мерзости, о своей метаморфозе в пророка истребления, о своих неудачах и наконец о победе — убийстве Фредо. Он даже планировал, добавил он в постскриптуме, взять ее в союзницы, уверенный, что вместе они совершат великие дела. Он ни о чем не жалел — разве только о том, что больше никого не прикончил. Зная, что все письма в тюрьме читают, он надеялся убить двух зайцев: вернуть уважение этой женщины и придать достоверности своему запротоколированному рассказу. Она, разумеется, не ответила. Через два дня пришел адвокат.
— Мсье Дампьер, у меня хорошие новости, вы свободны.
— Как?
— На пустыре близ Венсенского леса, возле Порт-Доре, нашли девочку, задушенную тем же способом. То же орудие убийства, электрический провод, каким задушили Фредерика Делавуа. Смерть наступила через два дня после убийства бродяги. Это снимает с вас подозрения, так как в это время вы уже находились под арестом.
— Кто эта девочка?
— Цыганочка из табора, лет двенадцати-тринадцати, не больше.
— Как ее зовут?
— В том-то и дело, что никак не зовут, у нее были только клички. Дайте глянуть в досье. Ее знали под множеством прозвищ: Гудеа, Эппл, Одеон, Грасия, Самсунг. И вот еще: Мария Каллас.
— О нет, только не она…
— А что, вы ее знаете?
— Конечно, она бывала в «Доме ангелов». Поверить не могу, нет, этого не может быть. Кто мог это сделать? Вы уверены? Проверьте. Мария Каллас, как певица?
— Есть предположение, что она была свидетельницей убийства бомжа и ее убили, чтобы не болтала лишнего. Задушили ее через два дня, вы были уже в тюрьме. Ее тело было наспех прикрыто ветками в трехстах метрах от места первого преступления. Ее нашли прохожие, привлеченные лаем собаки.
Антонен обхватил голову руками, потом вдруг поднял ее, просияв, точно его осенила гениальная идея:
— А если… если я скажу, что это я ее убил, как вы думаете, мне поверят?
Во взгляде юного адвоката промелькнула печаль: он мечтал о гениальных мошенниках, об отважных гангстерах, а ему достался жалкий мифоман!
— Вы и вправду больны, старина, с головой не дружите. Большинство подозреваемых кричат о своей невиновности, вы же берете на себя все преступления. За что только коллегия подсунула мне такого идиота?
Назавтра Антонена выпустили, вернее, с позором вышвырнули на улицу: он только запутал дело и следователи потеряли из-за него драгоценные дни. Сокамерники свистели ему вслед. Он присвоил себе титул, которого не заслуживал. Мадам де Отлюс, вызванная в качестве свидетельницы, подтвердила, что ее бывший сотрудник психически неустойчив и склонен к насилию. Но на действия она считала его неспособным. Он — жалкий, бесхарактерный тип.
Это подкосило Антонена.
Тюрьма могла бы его спасти — свобода доконала.
Он потерял двух людей, имевших для него значение — трогательного бродягу Фредо и Марию Каллас, веселую кроху, которую ему хотелось спасти от нищеты. А мадам де Отлюс, его муза и вдохновительница, с презрением отвернулась от него.
Несколько дней он бродил по Большим бульварам, питаясь из мусорных контейнеров, ставших для него настоящим рогом изобилия. Он подбирал фрукты, в основном бананы, слегка почерневшие, но вполне съедобные. Ошивался вечерами у ресторанов и магазинчиков, поджидая ящики с неликвидом и оспаривая их содержимое у таких же бродяжек. Он довольствовался объедками, очистками, требухой и обрезками протухшего мяса. Однажды в метро, на линии 4, молодой человек в хорошем костюме обратился к пассажирам:
— Здравствуйте, я хорошо зарабатываю на жизнь, ни в чем не нуждаюсь, провожу отпуск на Лазурном берегу летом, в Альпах зимой. Я собственник моей квартиры, не имею детей на иждивении, ужинаю каждый день в ресторане. Если вы так глупы, чтобы дать мне один-два евро, я, пожалуй, соберу. Заранее спасибо.
Пассажиры зааплодировали, щедро зазвенела мелочь. Антонена эта тирада привела в ужас.
И тогда он скрылся в подземельях города. Добрые люди подсказали ему, как спуститься в канализацию, — через незакрытый люк на улице Шарль-Фурье в XIII округе, возле приюта «Крошка хлеба», где он провел несколько ночей. Под блестящей поверхностью Парижа, под его оживленными улицами существует сложнейшая сеть подземелий, лабиринт линий метро и катакомб, переплетение газовых труб, телефонных и электрических проводов. А еще ниже, под этим лабиринтом коридоров и туннелей, раскинулся колоссальным полипом целый пейзаж провалов и проемов, настоящий муравейник, не нанесенный на карты, каменные бездны, темные пещеры с узкими горловинами, подземные озера, промытые в известняке, гипсе, песчанике. Париж похож на чемоданчик фокусника или контрабандиста, это город с двойным, с тройным дном. В этом царстве теней живут призраки-полулюди, пещерные дикари, враждующие племена и одиночки, бежавшие от мира. Украв фонарик, Антонен неделю блуждал по городскому нутру, боясь, что его раздавит бремя темноты. Он шлепал в грязи, ориентируясь по надписям на каждом ответвлении коллектора, день был под собором Парижской Богоматери, другой под Оперой. Увидев полустертую табличку «Вандомская площадь», он сказал себе: надо же, я ночую в «Ритце». Он наблюдал издалека за бригадами рабочих, одетых, как водолазы, в тяжелые сапоги до бедер, в дыхательных масках, и видел в них воплощение своих замыслов: они прочищали трубы от сточных вод, грязи, тяжелых металлов. Он тоже хотел вычистить мир от дерьма, он провозгласил себя Великим Ассенизатором, Принцем Уборки — и вот теперь копошился, как червь, под землей. Он встречал диковинную фауну: огромных крыс, тысячи тараканов, от полчищ которых, казалось, колыхались стены, пауков, летучих мышей, мертвыми плодами висевших под потолком.
