Артур Хейли - Вечерние новости
В небольшом аналитическом отделе, находившемся рядом с “подковой” и являвшемся филиалом большой картотеки, с полдюжины людей спешно закладывали в компьютер биографию Кроуфорда Слоуна и то немногое, что было известно о его семье, — а известно было совсем мало, так как Джессика Слоун всегда отгораживала себя и Николаса от излишней шумихи.
Однако в картотеке где-то раздобыли фотографию Джессики, которую передавали сейчас на телестанцию по факсу, — рядом стоял редактор-художник, дожидаясь появления фотографии, чтобы превратить ее в слайд. А на соседнем компьютере принтер выдавал военную биографию Энгуса Слоуна, отца Кроуфорда. Его фотография тоже будет. Вот только фотографию Никки пока раздобыть не удалось.
Один из помощников схватил весь материал и помчался по лестнице вниз, в студию, куда только что вошел Кеттеринг. За ним следом появился посыльный от редактора внутриамериканских новостей с сообщением Берта Фишера из Ларчмонта, полученным от У-Си-би-эй. Кеттеринг сел за стоявший в центре студии стол и, отключившись от окружающего, стал вникать в материал. А вокруг него суетились техники, загорался свет. Кто-то прикрепил микрофон к пиджаку Кеттеринга. Оператор настраивал на него камеру.
Студия, откуда шла передача, была самой маленькой в здании — не больше скромной гостиной. В ней стояла всего одна камера, и пользовались ею в таких случаях, как сейчас, когда надо было мгновенно выйти в эфир.
Тем временем в затененной аппаратной, куда отправился сейчас Чак Инсен, женщина-режиссер села в центре, перед батареей телемониторов с освещенными и темными экранами. Справа от нее сел помощник с раскрытым блокнотом в руках. Операторы и монтажеры занимали свои места; последовала серия указаний.
— Приготовиться камере номер один. Проверить микрофон.
— Билл, сообщение идет живьем. Начинаем с: “Мы прерываем эту программу” и оканчиваем: “Продолжаем нашу программу”. О'кей?
— О'кей. Все ясно.
— У нас есть текст?
— Нет. Дон будет говорить по интуиции.
— Камера номер один. Покажите Кеттеринга. Ожило еще несколько мониторов, в том числе тот, что будет передавать в эфир. Экран заполнило лицо Дона Кеттеринга.
Помощник режиссера обратился к старшему монтажеру:
— Это горячая новость. Мы врежемся в передачу с сообщением. Будьте наготове.
— Спецслайд готов? — спросила режиссер.
— Вот он, — ответил чей-то голос.
На другом мониторе экран заполнили ярко-красные буквы:
НОВОСТИ СИ-БИ-ЭЙ.
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК.
— Держите картинку. — Режиссер повернулась на стуле к Инсену:
— Чак, мы готовы.
— Идем в эфир или нет? — спросил ответственный за выпуск.
Чак Инсен, прижав трубку телефона к плечу, ответил:
— Сейчас выясняю.
Он разговаривал с шефом Отдела новостей, находившимся в репортерской, где Кроуфорд Слоун умолял его подождать…
Часы показывали 11.52.
Когда через громкоговорители передали специальное сообщение, Кроуфорд Слоун находился на лестничной площадке четвертого этажа по дороге в репортерскую. Он хотел попытаться выяснить, что произошло в Ларчмонте.
Когда ожили громкоговорители, он остановился, чтобы выслушать сообщение, и потом, не веря своим ушам, еще какое-то время стоял оцепенев, в состоянии шока. Из этого транса его вывела одна из секретарш, которая видела, как он уходил с “подковы”, и сейчас кинулась за ним.
— Ох, мистер Слоун! — задыхаясь, произнесла она. — У вас на проводе ларчмонтская полиция. Они хотят срочно говорить с вами.
Он вернулся вслед за секретаршей к себе в кабинет и взял трубку.
— Мистер Слоун, говорит сотрудник сыскной полиции Йорк. Я у вас в доме, и у меня для вас весьма печальное…
— Я только что слышал. Скажите, что вам известно.
— Собственно, сэр, очень мало. Мы знаем, что ваша жена, отец и сын около пятидесяти минут назад выехали в супермаркет. В магазине, согласно показаниям свидетелей, к ним подошел… — Йорк продолжал излагать уже известные факты, включая то, что всех троих якобы насильно увезли на пикапе “ниссан”. — Мы только что узнали, — добавил он, — что специальные агенты ФБР находятся на пути сюда и кто-то из ФБР едет к вам. Мне велено сказать вам, что беспокоятся за вашу безопасность. Вам будет дана охрана, а пока вы не должны покидать здания, в котором находитесь.
Голова у Слоуна шла кругом. Снедаемый тревогой, он спросил:
— Есть предположения, кто мог это сделать?
— Нет, сэр. Все случилось неожиданно. Мы в полном неведении.
— А многие знают об этом.., о том, что произошло?
— Насколько мне известно — немногие… Чем дольше сохранится такое положение, — добавил Йорк, — тем лучше.
— Почему?
— При похищении, мистер Слоун, излишняя шумиха может повредить. Похитители, очевидно, дадут о себе знать — по всей вероятности, они прежде всего постараются связаться с вами. Потом мы — а скорее всего ФБР — начнем с ними диалог, вступим в переговоры. Нам ни к чему, чтобы весь мир знал об этом. Да и им тоже, потому что…
— Поговорим об этом позже, — прервал его Слоун, — а сейчас мне надо кое-что предпринять.
Заметив оживление на “подкове” и зная, что оно означает, Слоун хотел во что бы то ни стало помешать поспешной акции. Выскочив из своего кабинета, он крикнул:
— Где Лэс Чиппингем?
— В репортерской, — сказал один из старших выпускающих. И более мягко добавил:
— Кроуф, мы все очень сочувствуем, но, похоже, сейчас будет эфир.
Слоун едва ли дослушал его. Он кинулся к лестнице и быстро взбежал по ней. Вдали он увидел шефа Отдела новостей, совещавшегося с несколькими людьми у стола редактора внутриамериканской службы.
— А вы уверены, что этот ларчмонтский хроникер ничего не напутал? — как раз спрашивал Чиппингем.
— У-Си-би-эй говорит, что это их старый сотрудник — человек вполне надежный и честный, — ответил Эрни Ласалл.
— В таком случае надо давать то, что у нас есть.
В этот момент Слоун подскочил к разговаривавшим.
— Нет, нет и нет! Лэс, не надо. Нужно выждать. Полиция только что сказала мне, что похитители могут объявиться. А шумиха может повредить моей семье.
Ласалл сказал:
— Мы понимаем, Кроуф, каково тебе сейчас. Но это серьезное событие, и другие станции располагают информацией. Они не станут держать ее у себя. У-Эн-би-си…
Слоун затряс головой.
— Я все равно говорю — нет! — И повернулся к шефу Отдела новостей:
— Лэс, я тебя умоляю: повремени!
Воцарилась напряженная тишина. Все знали, что при других обстоятельствах Слоун первым потребовал бы выхода в эфир. Но ни у кого не хватало духу сказать: “Кроуф, ты непоследователен”.
Чиппингем взглянул на висевшие в репортерской часы: 11.54.
В этот момент позвонил Инсен. Ласалл выслушал его и сообщил:
— Чак говорит — все готовы. Он хочет знать: мы врезаемся в программу или нет?
Чиппингем сказал:
— Передай ему — я еще не решил.
Он колебался: может, следует подождать до полудня? На мониторах ему видно было, что передавалось по всем телестанциям. Си-би-эй передавала популярную мелодраму; когда она окончится, пойдет реклама. Если сейчас врезаться, это дорого обойдется. Неужели какие-то шесть минут могут что-то изменить?
В этот момент на нескольких компьютерах в репортерской раздалось “би-ип”. На экранах появилась яркая буква “Б” — сигнал срочного пресс-сообщения. Кто-то воскликнул:
— АП передает о похищении Слоунов.
На столе у редактора внутриамериканских новостей зазвонил телефон. Ласалл снял трубку, послушал и спокойно произнес:
— Спасибо, что сказали. — Повесил трубку и сообщил шефу отдела:
— Это из Эн-би-си. Они любезно сообщили, что у них есть информация о похищении. Они передадут ее в двенадцать.
Часы показывали почти 11.55.
Чиппингем решил:
— Выходим в эфир немедленно! — И, повернувшись к Ласаллу, добавил:
— Сообщи Чаку — пусть врезается.
Глава 17
В здании Си-би-эй, двумя этажами ниже уровня земли, в маленькой голой комнате сидели два оператора; перед ними была панель со сложной системой переключений, стояли компьютеры и телемониторы. Две стены комнаты были стеклянные, выходившие в унылые коридоры. Так что прохожие при желании могли заглядывать в комнату. Это была главная аппаратная, технический командный пост Си-би-эй.
Через эту комнату проходили все программы — развлекательные, новости, спорт, хроника, послания президента, игры на Капитолийском холме, передачи прямого эфира и заранее записанные на пленку, а также реклама. Как ни удивительно, этот электронный кровяной центр станции, несмотря на свое значение, находился в весьма непрезентабельном месте.
