Ник Хорнби - Мой мальчик

После вручения подарков состоялся обед, на который подали круглую штуку с дыркой посередине, похожую на большую пышку, только из сдобного теста, с вкусным сливочно-грибным соусом в середине; еще был рождественский пудинг с запеченными в него пятипенсовыми монетами (в куске Маркуса оказались аж две). Потом они повзрывали хлопушки и надели карнавальные шляпы — все, кроме Уилла, который снял свою почти сразу. Сказал, что от нее у него чешется голова.

Потом они посмотрели по телевизору обращение королевы — никто, кроме мамы Линдси, смотреть не хотел, но, как Маркус уже успел убедиться, пожилым людям обычно позволяется делать все, что они захотят. После этого Клайв решил скрутить косяк, и тут разразился небольшой скандал. Линдси разозлилась на Клайва за то, что он делает это в присутствии ее мамы, которая, собственно, и понятия не имела, что происходит, пока все вокруг не стали об этом кричать, а Фиона разозлилась на Клайва за то, что тот делал это в присутствии Маркуса, который уже миллион раз видел, как он крутит косяки.

— Да он сто раз видел, как я это делаю, — напомнил Клайв. Но, как оказалось, говорить этого не стоило, так что Маркус был рад, что промолчал.

— Уж лучше бы ты не говорил, — сказала Фиона. — Меня это не слишком обрадовало.

— Ты что, думала, я бросил курить травку в тот день, когда мы расстались? С какой стати?

— Тогда Маркус был еще маленький. И ты всегда курил только после того, как он ложился спать.

— Мам, но я никогда не курил. Папа бы мне не разрешил.

— А, ну тогда другое дело. Если сам ты эту дрянь не куришь, тогда я ничего не имею против того, чтобы твой папа потворствовал своей наркотической зависимости в твоем присутствии.

— Ха-ха, — сказал Маркус. Все в комнате посмотрели на него, а потом продолжили скандалить.

— Ну, я бы не стал называть пару затяжек травкой наркотической зависимостью.

— А я бы стала, потому и назвала.

— Может быть, поговорим об этом в другой раз? — попросила Линдси. Ее мама пока еще ничего не сказала, но явно заинтересовалась происходящим.

— Почему это? Потому что здесь твоя мама? — Маркус никогда прежде не видел, чтобы Фиона злилась на Линдси, но сейчас она была явно зла. — К сожалению, всякий раз, когда я хочу поговорить с папой Маркуса, при этом присутствует твоя мама по причинам, о котрых я могу только догадываться. Так что тебе, черт возьми, придется потерпеть.

— Слушай, я спячу травку, хорошо? И мы все успокоимся, посмотрим "Международный приз"[52] и забудем обо всем.

— Будут показывать не "Международный приз", а "Индиана Джонс и Храм Судьбы"[53], — поправил Маркус.

— Маркус, это не имеет значения.

Маркус ничего не сказал, но внутренне был не согласен: конечно, это не самое важное, но уж точно имеет значение.

— Я знаю, что он наркоман, — внезапно высказалась мама Линдси. — Я же не идиотка.

— Я не… наркоман, — возразил Клайв.

— А как это называется? — спросила мама Линдси.

— Это не наркомания. Это… обычное дело. Наркомания — нечто другое

— Вы что, думаете, он покуривает один? — сказала Фиона маме Линдси. — Думаете, ваша дочь просто сидит и смотрит на него.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, мама. Мне кажется, у Клайва родилась замечательная идея. Давайте забудем об этом и поиграем в шарады или во что-нибудь такое.

— Я ничего не говорил про шарады. Я предложил посмотреть "Международный приз".

— Сейчас будут показывать не… — начал было Маркус.

— Замолчи, Маркус, — сказали все хором и рассмеялись.

Но ссора изменила атмосферу вечера. Клайв и Фиона решили, что им нужно как-нибудь серьезно поговорить насчет травки, Фиона и Линдси обменялись парой колкостей, и даже Уилл как будто изменился: вел себя так, словно все происходящее его не касалось. Маркусу показалось, что Уиллу до этого было очень даже весело, однако после перепалки он стал отстраненным, хотя до того вел себя как член семьи. Как будто их стычка показалась ему смешной: Маркус не понял почему. А потом, после ужина (на ужин для мясоедов было холодное мясо, и Маркус съел немного только для того, чтобы посмотреть на реакцию мамы), зашла Сьюзи со своей девочкой, и теперь настал их черед посмеяться над Уиллом.

Маркус не знал, что Уилл не виделся со Сьюзи с тех пор, как Фиона рассказала ей историю с Недом, вступлением в ассоциацию "ОРДА" и так далее. Никто не говорил ему обратного, но Маркус по-прежнему жил с уверенностью, что после того, как он уходит в школу или идет спать, взрослые делают много чего такого, о чем ему не докладывают; но теперь он начал подозревать, что все обстоит не так и что те взрослые, которых он знал, не вели ровным счетом никакой тайной жизни. Когда Сьюзи вошла в комнату, наступил неловкий момент, в особенности для Уилла: он встал, потом сел, потом опять встал, весь покраснел, сказал, что ему нужно идти, а Фиона попросила его не быть смешным, и он снова сел. Единственный свободный стул оказался в углу, где сидел Уилл, поэтому Сьюзи пришлось сесть рядом с ним.

— Как прошел день, Сьюзи? — спросила ее Фиона.

— Хорошо. Как раз возвращаемся от бабушки.

— А как бабушка? — спросил Уилл. Сьюзи повернулась к нему, открыла рот, чтобы ответить, но передумала и решила его проигнорировать. Это было самое захватывающее зрелище из того, что доводилось видеть Маркусу в реальной жизни, и уж точно самое захватывающее из того, что когда-либо происходило в его собственной гостиной. (Мама и лужа рвоты в "День дохлой утки" не считались. Ничего захватывающего в этом не было. Это было просто ужасно.) Ему показалось, что Сьюзи проявила пренебрежение. Он много раз слышал о пренебрежении, но никогда не видел воочию. Это было здорово, правда, немного страшновато.

Уилл поднялся и снова сел. Если бы он действительно хотел уйти, никто не смог бы его удержать, подумал Маркус. Хотя, конечно, удержать его они могли бы — если бы все сидящие в комнате повалили его и уселись сверху, то уйти бы ему не удалось. (Маркус улыбнулся про себя, представив маму Линдси, оседлавшую Уилла.) Но удерживать его они бы не стали. Так что же он сидит, а не направляется к выходу? Или то вскакивает, то садится? Может, в пренебрежении есть нечто такое, о чем Маркус еще не знает. Может, существуют правила пренебрежения и, согласно им, следует просто сидеть и терпеть, пока тобой пренебрегают, даже если тебе это не нравится.

Меган вывернулась, слезла с маминых колен и направилась к елке.

— Меган, может быть, там для тебя подарок? — спросила Фиона.

— У-у-у-у, Меган, подарки! — протянула Сьюзи. Фиона подошла к елке, взяла в руки один из оставшихся свертков и протянула ей. Меган стояла, сжимая его, и смотрела по сторонам.

— Она раздумывает, кому бы его подарить, — объяснила Сьюзи. — Сегодня она с одинаковым удовольствием и получала подарки, и дарила их.

— Как мило, — сказала мама Линдси. Все смотрели и ждали, что Меган решит: можно было подумать, что малышка разбирается в науке пренебрежения и затевает что-то недоброе, потому что она прошагала к Уиллу и протянула ему сверток.

Уилл не пошевелился.

— Ну возьми же, болван, — рассердилась Сьюзи.

— Это же, черт возьми, не мой подарок, — сказал Уилл. Молодец, подумал Маркус. Теперь твоя очередь проявить пренебрежение. Но в сложившихся обстоятельствах выходило, что Уилл пренебрег не Сьюзи, а Меган, а Маркус считал, что нельзя проявлять пренебрежение к лицам, моложе трех лет. Какой смысл? Меган вроде было все равно, и она стояла, тянула руку со свертком до тех пор, пока он его не взял.

— Теперь что? — спросил Уилл сердито.

— Открой его вместе с ней, — велела Сьюзи. Она сказала это уже терпеливее — казалось, гнев Уилла ее немного успокоил. Если она и намеревалась поругаться с Уиллом, то явно не здесь, в присутствии всех.

Уилл и Меган разорвали бумагу и обнаружили какую-то пластиковую игрушку, которая играла разные мелодии. Меган посмотрела на нее и помахала ею перед носом у Уилла.

— А теперь что? — спросил Уилл.

— Поиграй с ней, — ответила Сьюзи. — Господи, сразу видно, что у него нет детей.

— Знаешь что, — сказал Уилл, — сама с ней играй (он сунул игрушку Сьюзи), если уж я такой бестолковый.

— Может, тебе следовало бы подучиться, чтобы не быть таким бестолковым? — поинтересовалась Сьюзи.

— Чего ради?

— Мне кажется, в твоей работе тебе пригодилось бы умение играть с детьми.

— В твоей работе? — вежливо переспросила Линдси так, будто это был обычный разговор в обычной компании.

— Он нигде не работает, — сказал Маркус, — его папа написал песню "Суперсани Санты", и теперь он зарабатывает миллион фунтов в минуту.

— Он притворяется, что у него есть ребенок, вступает в общество родителей-одиночек и цепляет одиноких мамочек, — поправила Сьюзи.