Максим Кантор - Учебник рисования
Как правило, на депутатские должности попадали люди молодые и прыткие (если не брать, разумеется, в расчет проверенные временем кадры, вроде Середавкина), но сделавшись членами парламента, эти молодые люди отчего-то рано старились. То ли безмерная ответственность давила, то ли избыточные возлияния, то ли страх потерять место — но избранники народа быстро приобретали тяжесть черт, красноту лица и грузность в походке. Так плод, назначенный природой на медленное вызревание, попадает в специальную климатическую оранжерею, где наливается соком за один лишь месяц. Усталость в депутатских лицах объяснялась и обилием внеурочной работы: мало кто из избранников народа удовлетворился в деятельном порыве своем депутатскими обязанностями. Не то время, знаете ли, чтобы от забот увиливать. Так, всякий депутат имел по две или три коммерческие фирмы, числился консультантом в банке, почетным председателем совета директоров корпорации, главой инвестиционного фонда. То, что подчас фонды эти были зарегистрированы на жен, положения не меняло — работать приходилось все-таки самому депутату. И от работы не отлынивали, нет! Возможно, именно повышенной занятостью объяснялось то, что пустых прений на парламентских заседаниях сделалось меньше, никто не обличал более кровавую бойню в Чечне, фальшивые социальные идеалы и прочую ребяческую чушь. Давно миновали те бурные и нелепые времена, когда парламентарии голосили с трибун, требуя общественной справедливости. Да и где они, те депутаты восемьдесят седьмого года? Спились давно на пенсии, в малогабаритных своих хрущобах — кому они теперь нужны. Вот был такой правдолюбец Черниченко, реформ алкал в далекие годы, кричал — и где он теперь? Лишь редкие зоркие орлы законности, вроде первого московского мэра Попова, те, что уже тогда уловили направление развития, они не канули в Лету. Именно первый московский мэр, пионер депутатского движения, прозорливо указал на необходимость узаконить получение чиновником взятки — в качестве коррелянта социальных нужд. И хоть и не был данный проект принят к исполнению, но самый дух проекта парламент усвоил, тем более что сие предложение воскрешало вековые российские традиции, — а не эти ли растраченные социализмом ценности и есть самое дорогое для общества? Нынешние, преданные трутни капиталистического улья, борений с властью не искали, но и выгоды своей не упускали. С течением времени круг депутатских обязанностей и интересов определился в обществе совершенно — и уж не конфликты с правительством входили в круг этих интересов. Иной наивный наблюдатель мог бы воскликнуть: для чего же депутатам бояться власти — они сами и есть власть! Но депутаты, в отличие от наивного наблюдателя, знали слишком хорошо, что с ними сделают, если захотят. Уже то было недурно, что власть смотрела сквозь пальцы на зарубежные виллы, яхты, подмосковные дворцы, приобретенные на депутатскую зарплату. Никто отныне не старался скрыть того, что депутат Калининградской области обладает монополией на всю иллюминацию праздничной Москвы, что депутат от Самары монополизировал краевые удобрения. Если жена депутата владела сетью продуктовых магазинов (модельных агентств, фитнес-центров, ювелирных лавок), никто даже и не удивлялся, откуда у двадцатилетней барышни такие средства. Вот же он, ее супруг — недреманное око закона, вот он — седовласый, краснорожий борец за порядок! Вот ему, рыцарю справедливости, закованному в костюм от Бриони, возбужденные избиратели доверили блюсти право в отчизне нашей — так отчего же удивляться, коли у его супруги есть сеть продуктовых магазинов? Все логично. Ответственный за права человека и религиозные свободы депутат Середавкин свободное время посвящал развитию дальневосточного рыболовства, и вовсе не скрывал тот факт, что в качестве хобби является консультантом японской компании по производству рыболовных траулеров. Что же делать, если хобби такое у человека? По должности — права человека, для души — рыболовные траулеры, где противоречие? Было официально известно, что большинство депутатов низовой палаты парламента, т. н. Государственной Думы, — миллионеры; про их состояния с умилением рассказывали журналисты. Чуть только размер состояния подходил к миллиарду, как депутаты делегировались в палату верхнюю, то есть в Совет Федераций, где им уже полагалось управлять регионами и отвечать за области. Если в низовой палате еще можно было встретить идеалиста, который не владел алмазными шахтами и не играл на бирже, то в палате верхней люди подбирались заслуженные и опытные. Вот какую вертикаль власти имели в виду правители государства Российского — они боролись за внятную иерархию коррупции. Следовало установить раз и навсегда, что кому положено, сколько крепостных душ кому отписано, какого размера взятки у заместителя председателя, а какого — у самого председателя. Положено тебе по чину брать сотнями миллионов — тогда изволь, батюшка, управлять алюминиевым краем, а коли сидишь, служака, на сотнях тысяч — ну, тогда не обессудь: вот тебе Бауманский район нашей столицы, разбирайся, братец, с банями и казино. Были еще и стажеры — депутаты мелких областей, микрорайонов, прошедшие в парламент не от партий (распределявших блага среди верных), но по одномандатному принципу (оболванив стайку пенсионеров в райцентре). Эти депутаты еще только приглядывались к налаженной вертикали управления страной, прикидывали, где бы что отгрызть. Установление четкой системы кормлений — это и было в воровской стране основной заботой парламента. Иерархия, закон и порядок в системе распределения благ меж хозяевами земли русской — вот за чем обязаны были приглядывать депутаты, вот что доверила им страна. И в этом вопросе их деятельность была бесперебойной.
Немаловажным в работе парламентария являлся также статус депутатской неприкосновенности — поскольку подвергнуть аресту или обыску избранника народа было невозможно, те из российских миллиардеров, кто хотел подстраховать свои сбережения, немедленно делались депутатами области или края. Механика выборов была проста: в край завозилось необходимое количество наличных денег и раздавалось населению, одновременно следовало заинтересовать администрацию президента, чтобы та не чинила препятствий. Последнее выходило дороговато, но, по слухам, быстро окупалось. Так, банкир Арсений Адольфович Щукин числился депутатом от ненецкого автономного округа, Ефрем Балабос был представителем округа эвенков, Тофик Левкоев пользовался доверием чукотских избирателей. И если спрашивали Тофика Мухаммедовича знакомые, как так получилось, что, будучи чеченцем, он представляет интересы чукчей, Тофик рассеянно отвечал: «А, чукчи, чеченцы, какая разница? Помочь надо людям, отказать не могу. Помоги, говорят, Тофик. Мне жалко, что ли?» И Тофик помогал. Правда, поговаривали уже боязливые люди, что намерен-де президент ввести прямые назначения на пост губернаторов, собирается он вовсе прямой сделать вертикаль власти, и размеры взяток тогда утроятся. Отныне, говорили люди ушлые, этот хапуга Слизкин, глава администрации, будет не один миллиард просить, а все три. А ему что? Скушает, не подавится. Да куда ж он их все девает, прорва ненасытная? Ах, вовсе не демократичен был этот обещанный маневр власти, и суетились избранники народа по коридорам: в ожидании болезненных реформ надо было протолкнуть еще закончик, еще провести маленькую, но нужную поправочку: есть у знакомых интерес к сталелитейному Липецкому комбинату, так, может быть, пора банкротить?
Суетливые люди не произвели на Семена Струева положительного впечатления, видимо, он тоже никому не понравился — его попросили не задерживаться в коридоре. Зря время теряю, подумал Струев. Впрочем, сам виноват, не надо было лезть в эту историю. Впрочем, свяжешься с женщиной — время так или иначе потеряешь. Женщины твое время съедят, не упустят. Сэкономишь на встречах, они наверстают на проводах. Никуда не денешься.
VIСтруев встречался с Инночкой только тогда, когда ему было удобно. Одно предположение, что какая-нибудь женщина станет решать, как ему проводить вечера, было нестерпимо. Всякий раз, как Инночка просила о встрече, Струев отказывал. И несмотря на то что иначе и быть не могло, Струева раздражало то, что Инночка приняла свое положение, как неизбежное и правильное — точно рассчитывать ни на что не могла. Ты занимайся своими делами, говорила Инночка покорно, а я поеду к Оксане (Вале, Зине, Кате). Легко было вообразить ее религиозных подруг, таких же беспомощных, незамужних, нищих женщин, живущих по окраинам города. И быт их загадки не представлял — убогие однокомнатные квартиры, обои в цветочек, кошки, бумажная иконка на бетонной стене. И встречи их представить было несложно — унылые вечера с жидким чаем и душеспасительными беседами. Впрочем, так повелось от века, и не ему менять порядок вещей.
