Збинек Кованда - Палец на спуске
— Не кажется ли вам, что три чрезвычайных происшествия в течение одного дня — это слишком много?
В ответ, как и следовало ожидать, прозвучал вопрос:
— Почему три? Нам известны только два.
Некуда усмехнулся. Пока все шло хорошо. Он ожидал именно этого вопроса, сам заставил его задать. В этом сказалось его умение вести дискуссию. И, полный уверенности в себе, Некуда ответил:
— Третье ЧП — недисциплинированность подполковника Пешека. По неизвестной причине он вчера покинул часть. Без всяких на то оснований. И как раз в то время, когда ему следовало бы руководить подготовкой к сегодняшним полетам!
Майор Винарж про себя усмехнулся: наконец-то этот гусь проговаривается! Кажется, он высказал правду. Дело не в аварии самолета и не в помятом баке, а в подполковнике Пешеке! А точнее говоря, в его отце Якубе и выступлении старика по радио. Спасибо вам, товарищи из политуправления округа! Теперь-то я за ним присмотрю. Интересно, что он предпримет.
Начальник штаба майор Марван после слов Некуды вначале расстроился, понимая, что за такие беспорядки и ему не поздоровится. Но Марван был пусть не летающей, но стреляной птицей. Он подавил в себе злость, опустил глаза и спокойно ответил:
— Действительно, подполковник Пешек уехал неожиданно и не по плану, но он действовал при полном одобрении со стороны командира полка.
Некуда понимал, что сейчас ему не стоит высказывать замечание в адрес командира полка. Он не может, допустим, заявить, что из-за таких глупостей, как всякая там болтовня по радио, старших офицеров из части отпускать не положено. Поэтому майор решил ответить таким образом, как привык это делать в последнее время в своем дискуссионном клубе:
— Допустим. Однако командира полка здесь нет, чтобы все это подтвердить.
Но его словесный трюк не удался. Напротив, после этого майор Марван потерял всякое уважение к гостю и тем не менее спокойно произнес:
— Одним словом, кругом беспорядки! — И с любезной улыбкой на лице продолжал: — Кто вас вообще уполномочил, товарищ майор, проверять правильность решений нашего командира? Насколько мне известно…
В этот момент вошел командир полковник Каркош.
Все три офицера встали. Полковник махнул рукой, хотя присутствие двух посторонних майоров ему не понравилось. Было бы неплохо оставить их в положении «смирно» и заставить доложить, что здесь они делают, о чем рассуждают и вообще, что им тут нужно.
На помощь ему пришел майор Винарж, сохранявший в течение предыдущего разговора полное молчание.
— Вы пришли как нельзя кстати, товарищ полковник. Майор Некуда пытается тут убедить нас в том, что вчера у вас произошло три ЧП. Причем третьим он считает ваше согласие на отъезд подполковника Пешека из части в то время, когда ему полагалось руководить подготовкой к полетам.
Боясь проиграть, майор Некуда был вынужден, не попросив разрешения говорить, перейти к прямой атаке.
— Действительно, где находился ваш подполковник Пешек? Неужели его отъезд был так важен? Глубоко сомневаюсь. Если вы всегда так поступаете, тогда нет ничего удивительного в том, что у вас одна авария следует за другой. — Прижав правую ладонь к груди, он продолжал: — Я уполномочен вышестоящими органами проверить все это на месте и навести порядок. Прошу вас, товарищ полковник, собрать днем — скажем, часов в пятнадцать — совещание на надлежащем уровне. Вы согласны?
Полковник Каркош, в обращении с людьми человек простой и открытый, после этих слов вспомнил о том, ради чего он вот уже двадцать восемь лет держится за жизнь. Жизнь без родных людей, потому что нацисты казнили его жену и троих детей, когда он шел от Бузулука до Праги. Он подумал о боях на Дукле и произнес:
— Нет.
Полковник не посчитал нужным давать какие-либо пояснения. Майор Марван поправлял в это время складки на брюках, а майор Винарж безучастно разглядывал часы.
— Разрешите узнать почему? — спросил наконец майор Некуда топом петуха, оказавшегося в плотном окружении кур.
— Во-первых, если вас уполномочили вышестоящие инстанции, то я об этом должен был бы знать. Я полагаю, что вы не первый день в армии, товарищ майор. Во-вторых, подполковник Пешек вскоре заступает на боевое дежурство. Если вам не ясно, что это означает, я вам скажу: у нас боевое дежурство заключается в охране западной границы и суверенного пространства от империалистических нарушителей. Все остальное для нас имеет второстепенное значение. Для нас, товарищ майор, все остальное имеет второстепенное значение. Вы поняли меня, товарищ майор?
Майор Некуда от злости позеленел:
— Хорошо! Но я надеюсь, что вы выполните мое пожелание. Крайний срок — завтра, то есть двадцать первого августа, товарищ полковник. Мне необходима ясность. В противном случае я буду вынужден доложить, и тогда не исключено, что сюда приедет более многочисленная группа, которая, видимо, будет более любознательной.
Полковнику Каркошу захотелось крикнуть: «Проваливай!», но он, вроде бы невпопад, только и проговорил:
— Вы можете идти, товарищ майор…
Майор Винарж долго раздумывал, прежде чем решил, что было бы неправильным оставить Вацлава Пешека в неведении. Хотя Вацлав и заступает на дежурство и ему не следует волноваться, но он, в конце концов, не ребенок.
Когда майор встретил его накануне дежурства, они радостно похлопали друг друга по плечу. Винарж извинился за вчерашнее вторжение на квартиру Вацлава, а потом рассказал о миссии майора Некуды и о любопытной беседе в кабинете начальника штаба.
Вацлав поблагодарил и если и проявил некоторое удивление, то не потому, что у него зашалили нервы, а оттого, что пятнадцать минут назад существенную часть этой беседы изложил ему сам полковник Каркош, а затем отдельные пикантные детали всей истории пересказал ефрейтор Полачек, который второй день, как хорек, ходил по следам Некуды в полку и в штабе.
Около половины одиннадцатого утра в бржезанский трактир вошел заведующий почтой Ванек. Хотя он около часа специально ждал, чтобы не оказаться первым, трактир был еще пустым. Не беда! Настало великое время, и дела в маленьком почтовом отделении и без него идут своим чередом. Разве он виноват, что среди ящиков, полок, телефонов и барьеров ему плохо думается? А подумать есть о чем. Вчера перед трактиром Пепик Шпичка сказал ему:
— Ищи свое место, чернильная душа, и не воображай, будто тебе, если у тебя сегодня улыбка до ушей, достаточно будет твоих слов, чтобы наша песенка оказалась спетой. Подумай, на чьей ты стороне. Времени для этого у тебя немного.
Ванек знает, что Шпичка способен в течение дня наговорить целую кучу подобных фраз, но он умеет и молчать, и тогда уж не вырвешься из его цепких лап.
Но с чего, собственно, Ванек должен начать свои размышления? Может быть, с того, что он тоже принадлежит к интеллигенции? Весной, когда он впервые осознал это и подписался на газету «Литерарни листы», ему казалось, что туман над бржезанской речкой рассеивается и, словно в сказке, появляются очертания Градчан[7]. Да, тяжелая задача, сам черт не разберет!
Вскоре в трактире появился Ладя Панда, разодетый на этот раз, как пижон. Но толку от этого мало, с ним о дельных вещах все равно не поговоришь.
Минут через пятнадцать пришел учитель Ержабек. Сейчас еще продолжались каникулы, и этот черт здорово устроился, вроде старого холостяка: заявится в трактир часов в одиннадцать, закажет зельц с луком, и вряд ли кто возьмется утверждать, что у него хватит сил просидеть до обеда без пива.
И сейчас учитель выпил первую кружку до того, как подали зельц. Потом стал аккуратно отрезать по небольшому кусочку, сосредоточенно накладывал на них колечки лука и молча жевал.
О, как хотелось Ванеку узнать, что говорил Ержабеку вчера возле трактира этот жук Шпичка! Впрочем, для чего Ванеку все это вдруг понадобилось? Ванек был зол сам на себя. «Во-первых, что особого Шпичка мог сказать учителю? Наверное, все то же самое. Ну, а если и сказал что другое, так на то он и учитель. Хотя вряд ли этот Шпичка способен на многое. Во-вторых, и это главное, с какой стати Шпичка так меня занимает? Почему я вообще принимаю всерьез этого болвана, который даже считать как следует не умеет?»
Шпичка, конечно, умел считать. По примеру своего отца он по окончании школы работал на керамической фабрике, где ежедневно через его руки проходили тысячи облицовочных плит. Но после недавних выборов эта профессия опротивела Шпичке.
Совет национального комитета и комитет партийной организации имели в своем составе по девять членов. Но, как это часто бывает на селе, избраны в эти органы были одни и те же лица. Один человек был только членом национального комитета, а другой — только комитета партийной организации. На совместном заседании, таким образом, присутствовали одиннадцать человек. Шпичка, как председатель, руководил совместным заседанием. Вначале с нетерпением, а затем и с раздражением он ожидал, пока соберутся эти одиннадцать человек.
