Сильви Тестю - Девочки
«Он» в двух словах рассказывает нам, что встретил свою будущую жену в пятнадцать лет. «Она» была чуть помладше — четырнадцать; «Он» ждал ее четыре года. Еще через год они поженились. У них родилась дочка, и счастью их не было границ. Я видела их втроем на фотографиях. С рождением второй все усложнилось. Денежные проблемы тоже сыграли свою роль. Они развелись, когда она была беременна третьей.
Почему вы никогда не приходили? Это я веду параллельный допрос.
«Он» приходил. Я сама отвечаю на свои безмолвные вопросы. Вот они, его карты, открываются мне одна за другой.
Это он, тот самый человек, что стучался в нашу дверь. Злой волк который ест маленьких детишек — это он. От него, и муху не способного обидеть, нас «защищали» все эти годы. Его застращал мой крестный и отбил-таки охоту соваться к нам. А если бы никто его не пугал — явился бы «Он»? Грозила ли нам опасность в нашей квартирке? Вправду ли у него заостренные уши? Я смотрю на светловолосого мужчину. «Он» улыбается. «Он» отвечает на вопросы своих дочерей. Его кроткий взгляд смущает меня.
— У вас не было больше детей?
Пришел черед Жоржетты осведомиться о возможных братьях и сестрах.
— Нет.
После долгой, очень долгой паузы он снова смотрит на трех своих девочек — на нас. Не наши ли вытаращенные глаза заставляют его продолжить?
— Этот разрыв мне нелегко дался. Развод… в то время… Сейчас-то разводятся сплошь и рядом… А тогда, если женились, то думали, это на всю жизнь… Нет… Больше я не хотел…
Кто-то из нас троих должен откликнуться, но мы молчим. Это признание уводит на скользкую дорожку. Снова пауза, идут секунды…
— Я был… как бы это сказать… Я вырос в деревне…
Я почти слышу, как Коринна подтверждает про себя свою догадку: она же говорила, что «Он» — мужлан!
— В пятнадцать лет я приехал в Лион… И… я снял комнату… над квартирой ваших дедушки с бабушкой…
«Он» опускает голову.
Это похоже на проклятие. «Он» будто кается нам в своей самой большой ошибке.
Стало быть, самой большой ошибкой была комната, снятая в доме, где жили наши дедушка с бабушкой и где «Он» встретил ее. А «Она» — это Анна, наша мама.
— Это был совсем другой уклад… Итальянцы тогда… как бы это сказать…
«Он» словно по тонкому льду идет.
— Они… жили кланом… А я… там, где я вырос… мы… как бы это сказать… меньше зависели друг от друга… Вот и… ничего не вышло…
Я окидываю взглядом нашу группу за столом. Вдруг ловлю себя на мысли: а что было бы, войди сейчас Анна?
Вовсе не в нашей троице проблема этого человека, думается мне.
Войди сейчас Анна — это было бы землетрясение. Хаос. Коль скоро это «Он», его проблема — «Она». А мы сидим перед этим мужчиной — мы, превратно истолковавшие ситуацию. Мы не упоминаем маму. «Он» тоже. «Он» говорил о дедушке, о бабушке, о маминых братьях и сестрах, даже о моем крестном, которого «Он» до сих пор боится как огня. Но не о ней. Ни разу. Ни словечка.
Не для того, чтобы поиграть с нами, «Он» стучался в дверь! И не из-за крестного «Он» перестал приходить!
Я встаю так резко, будто краб вцепился клешней мне в зад. Эта последняя выложенная карта все во мне перевернула.
— Мне пора!
— И мне.
— И мне.
«Он» расстроен. Ну вот, ломает пальцы…
«Может, посидите еще? Недолго? Два часа — это так мало», — почти слышу я его мольбу.
«Он» ничего не говорит. Что помешало ему высказать эту просьбу, так ясно читавшуюся в его вдруг ставшем потерянным взгляде?
«Он» не посмел.
Светловолосый мужчина с фотографии надел свое кожаное пальто. От него повеяло холодом.
Мы вчетвером вышли на бульвар.
— Вы хоть весточки мне посылайте… Я буду рад…
Мы ничего не говорим. Нам всем неловко.
— От меня весточки не ждите. Я постоянно в разъездах. Пока найду открытку, ручку, марку и адрес, глядь — улетела…
Я нарушила молчание, надо сказать, грубо.
Коринна готова ударить меня, так возмутил ее мой ответ.
— Я, конечно, напишу вам, но только… но только… только у меня нет вашего адреса.
Услышав это, «Он» сразу посмотрел на меня.
Я самая защищенная. Я самая сильная, что бы там ни говорили. Я высказала свое предположение: скорее всего, я не напишу ему и не приеду больше. А хотела ли я получать письма от него?
— Я опаздываю, давайте быстрее.
Я тороплю сестер. Ситуация непростая, деликатная.
Не надо усугублять, все и так печально!
Вот теперь мне хочется завыть.
«Он» понял. Я прошу его уйти. В последний раз «Он» смотрит на нашу троицу. Фотографирует нас глазами. Запечатлевает наши лица. Почему он не уходит? Черт…
— Все-таки посылайте мне весточки иногда… — снова просит «Он», уже удаляясь.
Мои сестры не знают, в какую сторону идти.
И когда светловолосый мужчина оборачивается, я подаю сестрам знак за мной. Они не подвели. Остались рядом со мной.
Мы делаем вид, будто уходим. А сами, остановившись, смотрим, как силуэт светловолосого мужчины скрывается в метро.
* * *Черт-те что! Я черт-те что несла в ответ на все вопросы по телефону! Журналистка, верно, подумала, что берет интервью у дебилки. Я вообще не понимала, о чем она спрашивает. Меня одолел смех, когда девушка с ресепшена предупредила, что я закуриваю сигарету не с того конца. Мне хотелось одного — чтобы это кончилось. Я сидела, уставившись на чемодан. Грызла ногти. Аж до мяса на правой руке, говорила же — откушу. Отвечала невпопад. Я хотела домой. Подальше отсюда. Мой дом — за пятьсот километров. Скорей бы сесть в ТЖВ. Мой дом — моя крепость. Я стану другим человеком, как только ступлю на парижский асфальт. Мой поезд в восемь.
— Позвони маме, — сказала мне Жоржетта.
Я набираю мамин номер.
— Это Сибилла.
— Да?
— Я сегодня уезжаю… Если хочешь, можем выпить кофе где-нибудь возле твоей работы.
— Да.
— Ты в котором часу заканчиваешь?
— В полшестого.
— Договорились, я за тобой зайду.
Обошлось без скандала. И без излияний. Самое трудное позади. Светловолосый мужчина сел в метро. «Он» поехал домой. Куда? Мы не знали. Не успел «Он» скрыться, мы, Коринна, Жоржетта и я, ринулись обратно в «Брасери-дез-Эколь». Четыре стула были пусты. Никто не занял наши места. На столе остался стакан от лимонада — как свидетель.
Коринна плакала не переставая.
— До чего же грустно, — без конца повторяла она.
Я иду в направлении маминой конторы. Меня снова гложет сомнение. Правильно ли я поступаю, собираясь рассказать ей об этом? Не оставляет мерзкое чувство, что меня положили на лопатки. Я проиграла свою партию — станет ли это и маминым проигрышем? Играли мы в одной команде или нет?
— Ну что, вы довольны?
Один из двух телохранителей не знал, что моя старшая сестра плачет, когда она не очень довольна. Если она говорит: «Как грустно», значит, ей не хочется пуститься в пляс.
— А «Он» симпатичный, — добавил он.
Это была попытка вернуть краски нашим бледным лицам.
Коринна была зла на меня ужасно. Я отказала этому человеку в просьбе писать ему. Я отказала этому человеку в праве внедриться в нашу жизнь. А «Он»-то ждал от нас своего воскресения.
— «Он» ведь славный с виду, правда?
Второй телохранитель был не так уверен в успехе нашей встречи.
— «Он» хотел, чтобы мы писали ему время от времени. Знаете, что ответила Сибилла? «На меня можете не рассчитывать, я вам никогда не напишу!»
Оба парня были шокированы. «Да почему же, черт возьми, ты так ответила?» — из двух открытых ртов не вырвались эти слова, но я почти услышала их.
— Как чувствовала, так и ответила.
Мой ответ был им прекрасно известен, и вся ситуация тоже.
У меня не было желания обучать их покеру.
Я хотела избавиться от проблемы, которую сама же и усложнила. Надо было мне довольствоваться фотографией. Я доставала ее время от времени из кармана. Потом убирала, и она спокойненько себе лежала. Она была такой, как я хотела. Меня это устраивало… А «Он»… Им было сложнее управлять.
— Что тебе мешает встретиться с ним еще…
Я готова была избавиться от этой обузы. «Он» ваш, забирайте, а я оставлю себе фотографию. Невозможно. Если одна из нас отвергла этого человека, две другие к ней присоединятся.
— Давай возьми с собой детей, с которыми он не изъявил желания познакомиться!
Я засмеялась. Не знаю почему, но засмеялась.
— Привет, дедуля, пойдем на карусели? Ха-ха-ха!
Старшая сестра была раздавлена моими насмешками. Я топтала цветы нежных чувств, которые могли бы распуститься в кафе.
— Неужели трудно протянуть руку?
Моя старшая сестра тупела на глазах.
— Да могу я, могу протянуть ему руку! С четырьмя пальцами! Мы как четыре пальца одной руки! Ха-ха-ха!
