Джон Ирвинг - Человек воды
— Пожалуйста, не беспокойся, Билл, — сказала она.
Так это тренер был Биллом!
— Я вовсе не волнуюсь, — возразил он и направился обратно к гостинице. — У тебя есть «Руководство для летних упражнений»? — спросил он.
— Ну конечно.
— Я должен написать твоим родителям, — сказал он.
— Я и сама могу это сделать, — возразила Бигги.
Билл остановился и повернулся к нам.
— Я не знал, что их двое, — сказал он. — Который из них?
Бигги показала на меня.
— Здравствуйте, — поздоровался я.
— До свидания, — ответил мне тренер по имени Билл.
Я и Бигги сели в машину.
— Мне нужно остановиться у гостиницы «Фореллен», — сказала она, — где живет французская команда.
— Au revoir? — спросил Меррилл.
— Во французской команде есть девушка, у которой я собиралась остановиться, — пояснила она. — Во Франции она должна была взять меня к себе домой.
— Какой восхитительный шанс выучить язык, — проворчал Меррилл. — Культурный шок, так сказать…
— Заткнись, Меррилл, — попросил я его. Бигги выглядела грустной.
— Ничего страшного, — сказала она. — Все равно эта девушка никогда особенно мне не нравилась. Я думаю, это было бы ужасно.
Так что нам пришлось подождать Бигги у «Фореллен» и быть подвергнутыми такому же пристальному вниманию со стороны мужской части французской команды. Они все перецеловали Бигги, когда она вошла в гостиницу, и теперь пристально разглядывали «Зорн-Витвер-54».
— Как сказать по-французски «Что это за машина?»? — спросил у меня Меррилл, но ни один из лыжников не приблизился к нам, а когда Бигги вышла на крыльцо, они все перецеловали ее снова.
Когда мы уже тронулись, Меррилл поинтересовался у Бигги:
— А как насчет итальянской команды? Поедем попрощаемся и с ними. Мне всегда нравились итальянцы, — но Бигги выглядела расстроенной, и я пихнул Меррилла в спинку сиденья.
Пока мы ехали через Зальцбург, он все время молчал; на автобане до Вены старенький «Зорн-Витвер-54» скользил легко, словно паук по стеклу. Бигги позволила мне взять себя за руку, при этом прошептала:
— Ты пахнешь странно.
— Это тобой, — прошептал я в ответ.
— Я знаю. — Но, видно, мы шептались недостаточно тихо.
— По-моему, это отвратительно, — заявил Меррилл. — Чтобы в такой старинной машине так воняло! — Поскольку мы не ответили на его реплику, он не открывал рта до самого Амстеттена. — Ну что ж, — произнес он, — надеюсь встретить вас в Вене. Может, мы даже сходим вечером в оперу, если у вас найдется время…
Я поймал выражение его лица в зеркальце обозрения, хватило быстрого взгляда, чтобы убедиться, что он говорил серьезно.
— Не болтай ерунды, Меррилл, — возразил я. — Конечно же ты будешь видеться с нами. Каждый день. — Но он молчал и, кажется, не поверил мне.
Бигги не могла спокойно видеть, как он впал в свойственное ему уныние. Она всегда отличалась отзывчивостью.
— Если ты снова намочишь свою постель, Мер-лл — сказала она, — ты всегда можешь прийти и погреться с нами.
— Да, кстати, насчет запаха, — сказал я.
— Да? — подхватил Меррилл.
— Когда ты примерзнешь к собственной моче, то мы отогреем тебя, Меррилл, — сказал я.
Я видел, как он встретился взглядом с Бигги в зеркальце.
— Если бы я об этом думал, то мочился бы каждую ночь, — буркнул он.
— Вы живете вдвоем? — спросила нас Бигги.
— Жили когда-то, — ответил Меррилл. — Но там слишком тесно, поэтому я буду уходить каждый вечер, чтобы оставлять вас вдвоем.
— Нам не надо быть вдвоем так часто, — сказала Бигги, наклоняясь вперед и дотрагиваясь до его плеча. Она обернулась ко мне немного напуганная, как если бы и вправду имела это в виду. Мы должны гулять толпой, быть вдвоем — слишком серьезно.
— С тобой не так уж и весело, — сказал мне Меррилл. — Ты ведь влюблен, — добавил он. — А это совсем не весело…
— Нет, он совсем не влюблен, — возразила Бигги. — Мы совсем не влюблены. — И она посмотрела на меня, словно искала одобрения, как бы спрашивая: «Ведь правда нет, да?»
— Конечно же нет, — сказал я, но я нервничал.
— Конечно же да, — проворчал Меррилл. — Ты несчастный недоумок… — Бигги посмотрела на него, пораженная. — Господи, и ты тоже, — сказал он ей. — Вы оба влюблены по уши. И я не хочу иметь с вами дело.
Слава богу, он сделал нам это маленькое одолжение — мы почти не видели его в Вене. Его шутки задели нас за живое: он дал нам понять, насколько фальшива наша игра в несерьезность. Потом он двинул в Италию на своем «витвере», чтобы встретить там раннюю весну; он прислал нам по почтовой открытке каждому. «Заведите интрижку, — гласили они. — Оба. С кем-нибудь еще». Но Бигги была уже беременной.
— Я думал, у тебя есть эта проклятая штучка, — сказал я ей. — IUD[21]?
— IUD? — повторила она. — IBM, NBC, CBS… [22]
— NCAA[23], — добавил я.
— USA, — отозвалась она. — Ну да. У меня она была, черт бы ее побрал. Но это была всего лишь штучка, не более того…
— Она что, выпала? — спросил я. — Они же не могут ломаться, верно?
— Я даже не знаю, как эта штуковина действовала.
— Она явно никак не действовала.
— Но ведь она там была.
— Может, она провалилась куда-то внутрь? — спросил я.
— Господи…
— Возможно, ребенок держит ее в зубах?
— Или она застряла у меня в легких. — Но позже она встревожилась: — Ведь она не должна повредить ребенку, правда?
— Я не знаю.
— Может, она застряла у него внутри, — сказала она. И мы попытались представить себе это: пластмассовая недействующая спиралька рядом с крошечным сердцем. Бигги начала плакать.
— Ну, зато малышка не забеременеет, — попытал-успокоить ее я. — Может, эта чертова штуковина послужит ребенку. — Но она не развеселилась; она на меня рассердилась. — Я только пытаюсь поднять тебе настроение, — оправдывался я. — Меррилл сказал бы что-нибудь в этом роде.
— Это не имеет к Мерриллу никакого отношения — заявила она. — Только к нам обоим, к нашей полбаной любви и нашему ребенку! — Потом она посмотрела на меня. — Ну ладно, — сказала она. — К моей любви, по крайней мере, и к ребенку…
— Разумеется, я тебя тоже люблю, — откликнулся я.
— Не говори этого, — сказала она. — Ты еще этого не знаешь.
Что было почти правдой. Хотя порой ее прекрасное длинное тело затмевало для меня все. И хотя мы уехали еще до того, как Меррилл вернулся из Италии — если он действительно там был, — мы не избежали его влияния. Его примера — может, всех примеров — по части добровольного самоистязания. Это произвело на нас огромное впечатление, и мы убедили себя, что хотим этого ребенка.
— Как мы его назовем? — спросила меня Бигги.
— Воздушный Бомбардировщик, — сказал я, шок от случившегося все еще не прошел. — Или как-нибудь попроще? Например, Мегатон? Или Шрапнель? — Бигги нахмурилась. — Тогда Зенитная Артиллерия.
Но после того, как отец лишил меня своих денежных субсидий, я подумал о другом имени, семейном. Брат моего отца, дядя Кольм, был единственным Трампером, гордившимся тем, что он шотландец: он ставил «Мак» перед своей фамилией. Если он приезжал на День благодарения, то всегда наряжался в килт. Грубый шотландец Кольм Мак-Трампер. Он громко пукал после ужина и высказывал предположения, что мрачные психологические проблемы моего отца заставили его заняться урологией. Он всегда приставал к моей матери с вопросом, есть ли какое-то преимущество в том, что она спит с таким большим специалистом, и всегда отвечал за нее сам: «Нет».
Моего отца звали Эдмунд, но дядя Кольм звал его Мак. Мой отец терпеть не мог дядю Кольма. К тому моменту, когда родился мой сын, придумать лучшего имени я не мог.
Бигги имя тоже понравилось.
— Оно похоже на звук, который хочется сделать в постели, — сказал она.
— Кольм? — спросил я, улыбаясь.
— М-м-м, — протянула она.
В то время я полагал, что мы еще много раз встретимся с Мерриллом Овертарфом. Если бы я знал, что это не так, то я бы назвал нашего ребенка Мерриллом.
Глава 16
ОТЕЦ & СЫН (ДВУХ ПОКОЛЕНИЙ), НЕЖЕЛАННАЯ НЕВЕСТКА & ДРУЗЬЯ, У КОТОРЫХ НЕТ ОТЦОВ
«Богус Трампер
918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
1 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дражайший папа & доктор! Я недавно заметил у себя все зловещие симптомы последнего Weltschmertz[24], и в связи с этим хотел бы узнать, не пришлешь ли ты мне немного пенициллина? У меня осталось еще кое-что из того, что ты давал мне когда-то, хотя я думаю, что со временем он утратил силу и свежесть и, наверное, больше не пригоден к употреблению.
Ты помнишь, когда ты давал его мне?»
