Одри Ниффенеггер - Соразмерный образ мой
Кевин потянул вниз складную стремянку, вынул фонарь и, ворча себе под нос, вдавился в квадратное отверстие. Роберт и Мартин слышали, как тяжелые сапоги грохочут от балки к балке. От одного вида открытого лаза Мартину стало дурно. Не ровен час, оттуда могла выскочить какая-нибудь тварь. Как пить дать, блохастая; да еще Кевин на себе принесет блох. Сколько можно копаться на чердаке? Мартину сделалось совсем тошно. Роберт сказал:
— Чего тебе тут мучиться? Ступай в кабинет, покури. А я его подожду.
Мартин помотал головой. Сапоги теперь грохотали издалека: шаги кружили по периметру.
— Ты сам-то на чердак поднимался? — спросил Роберт.
— Марика поднималась, когда мы только сюда переехали. А потом крыша стала протекать, но ты вселился позднее. Там ведь только доски и рубероид, больше ничего. — Мартин думал лишь о том, как уговорить Кевина снять сапоги, прежде чем спускаться с крыши. «Это, конечно, вряд ли выйдет».
Шаги над головой стали приближаться; Кевин заполнил собой весь лаз и ступил на стремянку. Мартин вперился взглядом в его сапоги. Роберт спросил:
— Что-нибудь нашли?
— Ничего там нету, — сообщил Кевин. — Под стрехой все чисто.
— Вот так раз, — сказал Роберт. — Значит, они сверху бегают, а не под стрехой.
— Это да, это бывает.
Проводив его до садового крыльца, Роберт снова поднялся на третий этаж. Мартин драил пол в гардеробной.
— Что скажешь? — спросил Роберт.
— Вопрос, конечно, интересный, — ответил Мартин.
— Мой дед так говорил.
Тут Мартин полюбопытствовал:
— Почему ты до сих пор не познакомился с племяшками Элспет? Они здесь уже полтора месяца.
Прислонясь к дверному косяку, Роберт поразмыслил.
— Сам не знаю. Дел много. Зато я у них ремонт организовал. — Понаблюдав за действиями Мартина, он посоветовал: — Ты воды столько не лей, а то затопишь им гардеробную — все туфельки Элспет погибнут.
— Девочки прелестны. Точнее, одна из них. Другую еще не видел. А эта — в Элспет пошла.
— В каком смысле?
— Та же обезоруживающая прямота. Элспет, конечно, более тонко использовала это качество; Джулия, по-моему, слегка развязна. Но при всем том — милейшее создание. Бояться нечего.
Роберт невнятно фыркнул; Мартин профессионально перевел это как «слушай, отцепись».
— Насчет этих шумов. Ты уверен, что там живые твари? Я заметил, что самый большой дуб нависает прямо над крышей. Не вызвать ли нам садовника, чтобы ветви подпилил? Это в любом случае не повредит.
— Согласен.
У Мартина не было сомнений, что под крышей кишат паразиты, но он прекрасно понимал, что сейчас, после ухода крысобоя, который не обнаружил ничего подозрительного, ему лучше помалкивать. Мартин был убежден в существовании двух миров: вещественного и чувственного. Раньше он пытался втолковать это Роберту, но тот не проявлял понимания и всякий раз советовал ему подлечиться, да еще напускал на себя суровый, едва ли не заносчивый вид. Мартин приостановил работу, внимательно посмотрел себе под ноги и сверился со своими чувствами относительно этого пола. Позыв к чистоте был удовлетворен. Мартин выпрямился в полный рост, а потом подхватил ведро и щетку.
— Как продвигается диссертация? — осведомился он у Роберта.
— Прекрасно. Сегодня иду в Королевское медицинское общество. Надо помочь доктору Джеллиффу — он пишет брошюру о врачах, похороненных на Хайгейтском кладбище.
— Надо же, как интересно, — мечтательно протянул Мартин.
Среди тех радостей, которых он был лишен в своем затворничестве, одно из первых мест занимало посещение самых обычных библиотек. Роберт открыл было рот, чтобы ответить, но передумал.
— Ну, привет доктору, — сказал Мартин. — И обязательно зайди познакомиться с близняшками.
Роберт загадочно улыбнулся:
— Обязательно. Прямо сейчас.
Выйдя от Мартина, он стал спускаться по лестнице. На площадке второго этажа задержался у двери, на которой сохранилась карточка Элспет. Его рука уже поднялась, чтобы постучать, но тут же опустилась, и он пошел к себе.
ПРИМРОУЗ-ХИЛЛ
День был пасмурный, холодный. Пахло дождем. Джулия с Валентиной брели вверх по Примроуз-Хилл.[56] Они закутались, чтобы не простыть, и разрумянились от ходьбы в горку. Джулия на ходу заглядывала в «Суперминисловарь британского сленга», купленный в «Оксфаме».
— «Пузодер», — вычитала Джулия.
Валентина задумалась.
— Что-то из еды. Пирог с мясом и почками?
— Нет, пирог с мясом и почками так и будет «пирог с мясом и почками».
— Ну, рагу какое-нибудь.
— «Блюдо из остатков отварной капусты и картофеля, обжаренных на сковороде», — прочла Джулия. — А вот еще: «порожняк».
— «Ерунда, пустой разговор».
— Отлично. «Эттапять» нашей Мышке. Теперь ты меня поспрашивай. — Джулия передала книжечку Валентине.
Они поднялись на вершину холма. Под ними, как на ладони, простирался Лондон. Им было невдомек, что в годы Второй мировой войны как раз на этом месте нередко останавливался Уинстон Черчилль, обдумывая стратегические планы. Близняшек разочаровала панорама города. Вот в Чикаго действительно был обалденный вид: поднимешься на башню Центра Джона Хэнкока[57] — и голова кружится, повсюду небоскребы, огромное озеро. А с Примроуз-Хилл виднелся по-февральски унылый Риджентс-парк в окружении нескончаемых приземистых домишек.
— Холодно, блин, — сказала Джулия, запрыгав на месте и обхватив себя за плечи.
Валентина нахмурилась.
— Не говори «блин». Это ругательство.
— О'кей. Здесь весьма прохладно. Колотун. Холодрыга чертова.
Джулия пустилась в пляс. Она кружилась, подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Валентина, сложив руки на груди, следила за ее ужимками. Сестра то и дело на нее натыкалась.
— Давай, Мышь. — Джулия потянула Валентину за варежку.
Взявшись за руки, они стали отплясывать тустеп, но через пару минут Валентина выдохлась. Она уперлась руками в коленки и захрипела.
— Тебе плохо? — встревожилась Джулия.
Валентина покачала головой, и у нее слетела шапочка.
Джулия подняла ее и натянула Валентине на голову. Вскоре Валентина отдышалась. Джулия подумала, что могла бы десять раз сбегать по этой горке вверх-вниз и не выбиться из сил, как Валентина после двухминутного танца.
— Получше стало?
— Ага. — Они пошли вниз. Ветер, как по заказу, прекратился. Валентина почувствовала, что стеснение в груди отпустило, — Надо узнать, как тут вызывают врача.
— Ага.
Некоторое время они шагали молча и думали об одном и том же: «Мы обещали маме сразу же найти врача, не дожидаясь, пока у Валентины начнется приступ. Но мы тут всего полтора месяца, это считается „сразу“. И потом, если спуститься с Хайгейтского холма, внизу есть больница; случись что — обратимся в отделение скорой помощи. Но у нас даже страховки нет, так что все равно придется маме с папой сказать. А как подступиться к Национальной службе здравоохранения? Может, адвокат тети Элспет посоветует».
— Надо позвонить мистеру Рошу, — выпалили они хором и рассмеялись.
Джулия сказала:
— Вот невезуха.
— Мне уже лучше, — отозвалась Валентина.
В этот миг у нее — не в первый раз за последнее время — возникло такое ощущение, будто за ней следят. Нельзя сказать, что оно ее не покидало: на вершине холма она ничего такого не чувствовала. Валентина огляделась по сторонам: на улице никого не было, только молодая женщина с коляской, в которой спал ребенок. Равнодушные узкие фасады смотрели занавешенными окнами. Близнецы спустились по ступенькам к Риджентс-каналу; вода была спокойной, по берегам тянулись широкие дорожки. Дома виделись отсюда в странном ракурсе: они нависали где-то сверху, образуя прозрачную улицу. С неба то и дело падали холодные, тяжелые капли дождя. Валентина все время оглядывалась. Откуда-то появился мальчишка-подросток на велосипеде; он проехал мимо, не удостоив их взглядом. Но кто-то шел с ними в ногу по нависающей улице. Валентина слышала хруст гравия.
От Джулии не укрылось ее волнение.
— В чем дело?
— Сама знаешь.
Джулия собиралась повторить то же самое, что твердила ей днями напролет: «Не сходи с ума, Мышь». Но вдруг она тоже услышала эти шаги. И подняла голову. Ничего особенного: стена, перила, домишки. Она остановилась, Валентина тоже. Шаги скрежетали: раз, два, три, четыре, потом прекратились. У воды любой звук усиливался, но теперь усилилось отсутствие всяких звуков, и только канал лизал свои бетонные бока. Джулия и Валентина стояли лицом друг к дружке и прислушивались, склонив головы набок. Они выжидали — и шаги выжидали точно так же. Близнецы развернулись и заспешили в обратную сторону. Шаги помедлили, а затем продолжили свой путь, стихая по мере удаления.
