Игорь Голосовский - Алый камень
Дверь кабинета открылась, выглянул Лебедянский. Он хотел, наверно, позвать Зою Александровну, но взгляд его упал на Егорышева. Лебедянский первый заметил Егорышева и громко сказал:
— Ага. Наконец-то изволили прибыть. Прошу вас зайти ко мне.
В комнате стало тихо, Зоя Александровна перестала печатать. Сотрудники приподняли головы от столов и уставились на Егорышева. Долгов вздохнул. Егорышев вошел в кабинет и увидел в кресле у стола парторга Федорова.
— Здравствуйте, — сказал Егорышев. Федоров кивнул и нахмурился.
Лебедянский зажег свет, задернул шторы и, усевшись за стол, прищурился. Несколько секунд прошло в молчании.
— Ну, — негромко сказал Лебедянский. — Может быть, вы объясните, почему совершили прогул?
— Это теперь не имеет значения… Хотя, конечно, я должен был приехать вовремя…
— Вот как! Для вас прогул уже не имеет значения! — удивился Лебедянский. — Ну, знаете! — Он развел руками и покосился на Федорова. — Я просто не представляю, как при создавшейся ситуации вы мыслите себе работу в нашем отделе…
— Я не собираюсь тут оставаться, — устало сказал Егорышев. — Я прошу дать мне расчет.
— Куда же вы теперь? — помолчав, спросил Лебедянский. В голосе его звучало облегчение.
— Буду работать! — тихо ответил Егорышев и глубоко вздохнул,
— Что ж, не стану чинить препятствий… Не хочу портить вам личное дело… Оформим по собственному желанию, хотя за прогул я мог бы… Ну, не будем вспоминать прошлое… Все-таки странные вы люди, нынешняя молодежь! Вы согласны со мной, товарищ Федоров? Ничего они не ценят, ничем не дорожат… И вот с такими мы должны построить коммунизм!
— Прежде чем коммунизм строить, вы сначала дачу верните! — глухо сказал Егорышев.
— Какую… дачу?! — беспомощно спросил Лебедянский. Лицо его стало серым.
— Ту самую, которую вы продали, отняв у детей покойного Гольдберга. Наследники-то настоящие они, а не вы…
— Я… я не знал, — пробормотал Лебедянский.
— Всё вы прекрасно знали, потому и отпуск мне не хотели давать, боялись, что в Красноярске раскроется все… Не бойтесь, я на вас доносить не пойду, а Леночке и Косте дача не нужна. Дачи нужны таким, как вы! Пользуйтесь! Живите в своих дачах, продавайте их, копите деньги на книжках, разъезжайте на машинах. Не так-то уж вас много. Только о коммунизме не говорите!
Егорышев вышел из кабинета. Рабочий день окончился, и комната была пуста. В коридоре топтался Долгов.
— Плохо? — сочувственно спросил он. — Как же это ты так, брат?
— Да вот так, — ответил Егорышев.
— Хворал, что ли? — поинтересовался Долгов. — Бледный, как стенка. Ты сейчас куда? Домой?
Егорышев пожал плечами и стал спускаться по лестнице.
— Поехали ко мне, — предложил Долгов, поравнявшись с ним. — Выпьем, закусим, ты все расскажешь… Правда, меня там Танька дожидается, но она будет тебе рада…
— Все равно, — ответил Егорышев.
Он вспомнил расписание самолетов и решил, что завтра, пожалуй, не успеет улететь. Нужно еще оформить расчет, взять деньги из кассы взаимопомощи и зайти к маме.
Электричка остановилась возле мокрой, пустынной платформы и, загудев, умчалась.
Была поздняя осень. Опавшие листья устилали деревянные тротуары. Березки стояли голые, дача Долгова выглядела сиротливой и обнаженной без зеленого убора деревьев.
Окна были открыты, там горел свет и слышалась музыка проигрывателя.
— Скучать не любит! — с усмешкой сказал Долгов.
Таня обрадовалась, увидев Егорышева, но ничего не сказала, только взмахнула накрашенными ресницами. Долгов достал из кармана бутылку водки и кивнул Тане:
— Сообрази-ка!
Таня накрыла на стол и откупорила бутылку. Расставляя тарелки, она с интересом поглядывала на Егорышева.
На том месте, где висела картина Строганова, на стене было темное, скучное пятно.
— Ну, с возвращением! — сказал Долгов и поднял стакан.
— Я не буду пить, — ответил Егорышев.
— Напрасно. Как раз тебе сейчас нужно выпить… Его с работы уволили, — объяснил Долгов Тане.
— Не надо ему пить, — негромко сказала она, — и не приставай к человеку…
— Пожалуйста, у нас полная демократия! — обиделся Долгов.
Он осушил стакан, с шумом выдохнул воздух и сказал Тане:
— Поставь-ка пластиночку, которую я в прошлый раз купил.
Таня включила проигрыватель. Послышалась тихая, медленная музыка.
— Да не эту!—с досадой сказал Долгов. — Я тебя просил мексиканскую…
— Отстань, чурбан бесчувственный!—сердито отозвалась Таня.
Егорышев вышел на крыльцо, сел на ступеньку и прислонился к перилам… Была ночь. Пахло сыростью. На желтой траве лежали квадраты света. Деревья шуршали голыми ветками.
Егорышев сидел долго, слушая тишину. Гудела электричка, шлепали по грязи лошадиные копыта, тарахтела телега. В доме негромко играла музыка. Потом она стихла и раздался голос Тани:
— Пора спать!
Егорышев не ответил, и свет погас. Ветер взметнул с земли мокрые листья. Прогудела электричка. Егорышев продрог. Он встал и вынул из кармана пачку папирос… За забором что-то зашуршало, скрипнула калитка, и серая тень метнулась к крыльцу.
Это была Наташа.
Она бросилась к Егорышеву, обняла его и принялась целовать в глаза, нос, губы… Ее лицо было мокрым от слез.
У Егорышева подкосились ноги. Он сел на крыльцо, а Наташа опустилась рядом, взяла его руку и прижала к своей щеке.
— Боже мой! — захлебываясь от слез, сказала она. — Родной, дорогой мой Степан! Почему же ты ушел? Куда ты ушел от меня? Ты решил, что я хочу тебя оставить? Но разве может женщина оставить такого человека, как ты? Глупый, я же люблю тебя… Я раньше ничего не понимала, я не знала тебя… Вставай, вставай скорее, пойдем, ты весь замерз, мой родной…
Егорышев погладил ее по волосам и закрыл глаза.
— Ты не хочешь идти? — с отчаянием сказала Наташа. — Ты мне не веришь! Ты знаешь, я любила Матвея… Матвей — это моя юность, это самое светлое и радостное воспоминание в моей жизни… Судьба подарила мне такое счастье, что я еще раз увидела его… Я увидела его и поняла, как бесконечно дорог мне ты! Вся моя жизнь связана с тобой! Ты моя совесть, мой разум, мой дом… Ты мой маленький, нежный, мой самый любимый!.. Не прогоняй же меня, скажи что-нибудь. Лада… Мальчик мой дорогой!
У Егорышева захватило дыхание.
— Я не могу пойти с тобой, — прошептал он. — Многое изменилось.
— Что изменилось? Что?
— Я ведь должен уехать, Наташа…
— Куда?
— Туда, где я нужен…
— Глупый… Я поеду с тобой!
— Ты архитектор… Там нет городов.
— Я все равно поеду с тобой.
— Ты хочешь бросить свои проекты? Отказаться от своей мечты?
— Я поеду с тобой!—сказала Наташа, смеясь и плача. — Ничего мне не нужно! Мои проекты — это мое сердце, пока оно бьется, я буду мечтать о прекрасных дворцах… Пойдем, мой родной, я все равно больше никогда, никогда не отпущу тебя одного!..
— Да встаньте же, наконец, злой, каменный вы человек! — раздался за спиной Егорышева негодующий голос Тани. Она стояла в дверях, придерживая на груди халат. Губы ее дрожали.
— Как вам не стыдно! — сказала она. — Ведь вас любят, любят!
Егорышев встал со ступенек, взял Наташу за руку и повел ее к электричке.
Вагон был пустым. За окном грохотала ночь.
Они поднялись на свой десятый этаж. Вдвоем им не было тесно в узкой кабине лифта.
Наташа открыла дверь, и они вошли в квартиру.
В столовой горел свет.
Наташа заглянула в спальню, обернулась к Егорышеву и тихо сказала:
— Вот мы и дома.
Егорышев снял кепку и спросил:
— А Матвей? Где же Матвей? Он ушел?
— Он не захотел остаться, — тихо ответила Наташа. — Он посидел немного… Мы поговорили… так спокойно, точно виделись недавно… И он ушел. На пороге обернулся, протянул мне вот этот камень… И дверь закрылась… Он не мог поступить иначе. Ведь это Матвей!
Егорышев подошел к столу.
Посреди стола лежал Алый камень. Он был не алый, а зеленовато-бурый, как простой булыжник, но это был Алый камень. Настоящий Алый камень.
Матвей оставил его им на память…
…Рано утром раздался звонок. Наташа открыла дверь. На пороге стоял человек в синей милицейской шинели с портфелем под мышкой. Взяв под козырек, он вежливо сказал:
— Извините за беспокойство. Вы запрашивали насчет гражданина Строганова. Гражданин Строганов Матвей Михайлович проживает в городе Улуг-Хеме на Центральной улице в доме номер шестьдесят восемь.
— Мы навсегда запомним этот адрес, — сказал Егорышев и взял Наташу за руку. — Мы запомним его!
Вот и вся история об Алом камне — камне будущего.
Он придает особую прочность стали.
Он не может принадлежать двоим. Каждый должен сам найти его для себя… Его нельзя купить и достать по знакомству…
Матвей и Егорышев нашли свой Алый камень. Нашла его и Наташа. Найдете ли вы?.