Александр Беатов - Время дня: ночь
— Володя, а почему ты не ругаешься матом? — спросил Сашка дворника, неожиданно для себя сделав это открытие.
— Матом? А зачем? Русский язык и без мата достаточно богат. Так я считаю! — ответил Володя и добавил: — Ведь надо же как-то противостоять! Иначе засосёт!
— Что засосёт?
— Как что? — удивился дворник. — Жизнь!
— Значит материться — это жизнь, и ты противостоишь жизни?
— Наоборот. Без мата — нормально. А мат — это первобытный век, когда человек не умел или не умеет нормальными человеческими словами выразиться.
— Так-то оно так, — согласился Саша, — Но с матом как-то веселее! Можно пошутить послаще. К примеру, взять какой-нибудь анекдот. Хотя бы этот: Сидит Петька на рельсах, а к нему подходит Чапаев и говорит: "Что, твою мать, расселся?! А ну, подвинься!" — Сашка засмеялся. — Как же тут можно без мата, а? Будет не смешно.
— Почему — не смешно? Ты хотя бы понимаешь соль этого анекдота?
— Соль? Так, ведь, вся соль-то как раз в матерных словах: "твою мать…" и прочих!
— Эх! Старик! Ничего ты не понимаешь! Это же очень старый анекдот! И соль в нём вовсе не в матерных выражениях, а в том, что тут показывается тупость Василия Ивановича: зачем Петьке двигаться?
— Как зачем? Чтобы Чапаев сел рядом с ним.
— Зачем, спрашивается, двигаться — если рельсы — длинные?
Сашка задумался.
— А ты — прав! — согласился он, — А я об этом как-то и не думал… Наверное и тот, кто рассказал мне этот анекдот, сам не понимал этого… — Сашка вспомнил, как Славка Потапкин когда-то давно рассказывал этот анекдот, и все в Подвале дружно смеялись над матерными неологизмами.
— Вот и получается, старик, — продолжал Володя, — Мат занимает главное место, затмевая собою суть! А вообще-то, насчёт анекдотов ты — прав! — Володя остановился, чтобы прикурить. — Например, вот такой анекдот: Носильщик на вокзале видит, что кто-то без его ведома нагрузил на его тележку целых десять чемоданов, и кричит: "На хрена до хрена нахреначили?! А ну, расхреначивай нахрен к хренам!" Вот тебе пример выразительности русского языка, пусть и матерного, в данном случае!
— А как насчёт другого анекдота? — подхватил Сашка, окончив смеяться.
— Сидит на террасе князь, с бокалом вина, — начал рассказывать Сашка, — . "Князь, не хотите ли чашечку кофе?" — спрашивает графиня…
Володя перестал курить. Анекдот был ему незнаком.
— Ну? А дальше? — не удержался он, видя, что Саша нарочно испытывает его терпение, сделав паузу.
— А разве ты не знаешь этот анекдот? — как бы нарочно удивился Саша и продолжил:
— Князь, не желаете ли вы чашечку кофэ?" — спросила снова графиня, подходя ближе.
— Отнюдь! — ответил князь, отодвинул в сторону бокал, после чего оба быстро удалились в другую комнату.
А в это время на дворе кузнец Иван ковал болванку…
— Не желаете ли выпить со мною чашечку кофэ? — спустя час спросила графиня пожилого барона, сидевшего на террасе и вдыхавшего свежий воздух.
— Отнюдь! — ответил барон, после чего оба быстро удалились в другую комнату.
На дворе кузнец Иван продолжал ковать болванку.
На террасе сидел герцог и курил сигару. К нему приблизилась графиня и прошептала:
— Герцог, не хотите ли чашечку кофэ?
— Отнюдь! — ответил герцог, поднялся, бросил с террасы недокуренную сигару, после чего оба быстро удалились в другую комнату.
Сигара, подхваченная порывом ветра, попала кузнецу прямо в лицо и больно обожгла его. Он выпустил болванку и уронил кувалду себе на руку. Болванка упала с наковальни и угодила кузнецу по пальцу босой ноги. Он ухватился другой рукой за больную ногу, начал прыгать на одной ноге и кричать:
— Ах! Мать твою на-Десять! Перемать тебя в корыто и надвое-раз-два! И туда вас всех в душу нать-пинать!! Ах ты-растать! Туды вас, гать-и-мать, растуды и всех туда белева-голова-ан-да-и-мунда!
Сашка выдал скороговоркой набор нецензурной брани и только когда задохнулся ругаться, остановился, что означало неожиданный конец анекдота. Володя не удержался и от души рассмеялся. Смеялся долго, до слёз.
— Ну, старик, молодец! — похвалил он своего приятеля, — Где же ты раскопал такой анекдот?
— Да сам придумал, — скромно ответил Сашка. — Я какой-то фильм смотрел про господ, помещиков и крепостных. А потом у меня в голове созрел этот анекдот… Сам собой как-то созрел… Ты первый его понял. Другие не находили в нём ничего смешного. Так что: как же — без мата? Никакой соли не будет!
— Анекдоты — это особая вещь! — Володя двинулся дальше по тротуару, где друзья, прогуливались, встретившись после работы. — Но жизнь — это не анекдот… Ведь, к примеру, почему ты не ругаешься при женщинах? — Потому что ругаться — неприлично, — сам себе ответил Володя. — Так почему ж это неприлично при женщинах, и прилично при мужчинах? Нет! Это всегда неприлично! Впрочем, ты можешь ругаться при мне. Я тебя за это не осуждаю. Это твоё право. Но и моё право — не ругаться, хотя бы из моего уважения к тебе.
Володя закончил своё нравоучение. Сашка задумался. В словах дворника была доля истины.
— Пойдём в кафе! — предложил Саша.
22. Верное средство
Чтобы не тратить лишних денег, друзья купили бутылку портвейна и отправились в "стекляшку" — кафе, светившее издали большими окнами, завлекавшими проходивших мимо мужиков. Днём оно служило обыкновенной столовой, куда приходили рабочие и служащие, школьники, женщины, дети и красивые девушки. А вечером в кафе открывался буфет, и к нему стекались мужики, по шесть — по восемь человек занимали небольшие столы, передвигали стулья, вытесняя ещё не успевших доесть свой поздний обед или ужин трезвых людей. Входил в полупустое кафе какой-нибудь трезвенник, становился в очередь за едой, и когда отходил от прилавка с нагруженным подносом, то был немало удивлён произошедшей перемене, долго искал место, где бы съесть свой остывающий ужин.
После некоторых поисков и ожиданий молодым людям удалось занять угол стола и найти два стула. Для видимости пришлось взять в буфете по 150 грамм портвейна и по тарелке закуски: холодца с хреном.
— Ты в армии служил? — спросил Саша, когда друзья выпили по пол стакана.
— Нет. Я всегда ненавидел военных, — ответил дворник. — Хотя мой отец и был военным.
— А как тебе удалось избежать службы?
— Это — целая история! Чего я только ни перепробовал!
— Расскажи мне, пожалуйста, — попросил Сашка, — Ведь меня должны скоро забрать, ты понимаешь…
— Что тут рассказывать! Сначала я пробовал поступить в ВУЗ. Поступил на вечернее отделение. Тогда с вечернего не брали, хотя и могли всё же взять после окончания: но это было лучше, чем ничего. Тогда я стал "тянуть резину". С одним приятелем мы нарочно "завалили" экзамены и остались на второй год. Но это не помогло. Вышло постановление, что с вечернего можно брать в армию. И тогда я начал "косить". Попробовал со зрением — не вышло. Кто-то посоветовал — и я начал пить эфедрин — он повышает давление — и жаловаться на сердце. Положили в больницу. Мой товарищ продолжал мне передавать в больницу эфедрин. Конечно, я здорово себе навредил со здоровьем. Но всё равно… Оказалось, что и сердечников у нас забирают в армию. Так что никак мне не удавалось отвертеться!
— Что же ты сделал? — не выдержал Сашка, пока Володя молчал, чтобы промочить горло.
— А ничего! Всё оказалось очень просто… для меня… Надо было просто знать законы! Ведь они рассчитывают, что ты — лопух, и ничего не знаешь. И сами никогда тебе не сообщат о твоих законных правах… У нас по соседству один военный в отставке жил, приятель моего покойного отца. Он мне и подсказал… Прихожу я однажды по повестке в военкомат. Мне говорят: так-мол-и-так, завтра — с вещами. А я им на стол справку — бац! А там сказано, что я — единственный кормилец престарелой матери. У них так и отвисла челюсть! Не ждали! Недобор! Надо срочно кого-то другого искать, чтобы норму выполнить… Что поделаешь, тут — как на войне: каждый за себя: хочешь жить — умей вертеться! Знать бы мне сразу — не губил бы здоровья!
— Здорово! — воскликнул Сашка. — Повезло тебе! Как же мне-то быть? Может посоветуешь что?
— Да… Это дело непростое! — вздохнул Володя. — Но есть одно верное средство! Самое верное…
— Да ну?! Что же это такое?
— Тс-с… — Володя наклонился к Сашиному уху. — Могут услышать! Ишь, один мужик, напротив, пасёт… Я давно заметил… На стукача похож…
Друзья начали разговаривать тихо, то и дело приближаясь ртом к самом уху.
— Так что ж это такое за средство? — Сашка сгорал от нетерпения узнать секрет.
— Психушка, — прошептал дворник ещё тише прежнего, отдёрнулся от Сашки, осматриваясь вокруг, затем снова наклонился к самому уху юноши и прошептал:
— Тот самый приятель, что помогал мне косить, смог отвертеться только через неё.
