Владимир Высоцкий - Роман о девочках (сборник)
В фильме «Война под крышами» идет речь о первых днях войны – поток беженцев, партизаны, оккупация. В Белоруссии символ покоя в доме – это гнездо аиста, свитое на крыше или на дереве во дворе. И вот началась война – и опустели гнезда, разлетелись аисты, несмотря на лето. Может быть, они полетели вслед за хозяевами – на Восток, или – в леса, к партизанам.
В фильме «Вертикаль» звучала песня «Ведь это наши горы». Песня положена на кадры хроники – бой наших бойцов со стрелками горной немецкой дивизии Эдельвейс. Но не только потому, что герой вспоминает в самый трудный момент, как здесь в 1942 году он сражался с немцами, и эти воспоминания помогают ему дойти, обессиленному и смертельно усталому. Есть в альпинистских буднях что-то, напоминающее военные действия, вернее, иногда приходится им вести себя, как в бою. И еще мне рассказывали бывалые альпинисты, как во время боя встречали они среди врагов бывших своих напарников по восхождениям – альпинистов-немцев, которых они до войны учили лазать по скалам, иногда даже спасали их от гибели, – а теперь встретили в бою как врагов[12].
У альпинистов горы – это препятствие, которое надо преодолеть. Горы – это достойный противник. Его надо покорить – ловкостью, смелостью, хитростью. У гор тоже свое оружие – камнепады, обвалы, отвесные стены. Но в войне… ведь это наши горы – они должны помогать. А все их козни – для незваных гостей. Известен случай, когда в 1942 году в бою за перевал один наш боец поднялся вместе с небольшим облаком наверх, прошел буквально под носом у немцев и, взорвав снежный козырек, вызвал обвал и погреб под ним фашистов. Ведь это наши горы[13].
В период съемок фильма «Я родом из детства» мне приходилось встречаться с бывшими фронтовиками – я ведь играл вернувшегося из госпиталя танкиста. Они даже принимали участие в моем внешнем облике, не говоря уже о содержании роли, – советовали, какой мне сделать шрам или след ожога, рассказывали о своих военных делах и о ранениях и госпитале. Разные несчастья, разные люди, только у всех на уме одно – чтобы выжить, встать в строй и снова сражаться. И правда, лучше – «если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой». Тогда я написал песню о госпитале, скорее, это даже небольшая зарисовка[14].
Всегда трудно понять, что чувствует человек, теряя того, с кем бок о бок прожил несколько лет. А если это несколько военных лет?! Когда кажется, что их не два, а один, когда делится все поровну – поровну еды, сна, боев, опасности. И когда вдруг одного нет! Может быть, песня получилась слишком грустная, но ведь это вовсе не веселое дело – война. В день двадцатилетия окончания войны я был на Красной площади, и с тех пор 9 мая каждый год прихожу туда. Потому что такого больше не увидишь: не увидишь слез на лицах взрослых мужчин, слез радости от встречи с однополчанами и святых слез печали о погибших[15].
Одно время модно было говорить «проблема поколений»… Конечно, существует проблема, хотя бы потому, что одним – двадцать, а другим – пятьдесят, только мне кажется, что нет конфликта, или есть мелкие конфликты в семье, на работе. Но ведь они не только между отцами и детьми. И несостоятельны упреки молодых пожилым, что, дескать, «вы уже ничего не понимаете; ну да, вы воевали ради нас, поклон вам за это! Ну а теперь…» и т.д. Несостоятельны – наоборот – и такие разговоры: «Мы за вас жизни отдавали, а вы такие-сякие! Поглядеть бы на вас в бою…» и т.д. Ну что ж – можно и поглядеть: будни пограничников, космонавты, ежедневный подвиг советской молодежи. А отцы и матери? То же можно сказать и о них. Так что нет никакой неразрешимой проблемы. А если иногда и слышишь подобный вздор, то ведь – люди разные. [У меня, например, с отцом подобных разногласий нет. У меня отец – военный, прошел войну, и мы прекрасно общаемся.][16]
Может показаться, что в этой песне – они не очень поняли друг друга. Да ведь за столом в ресторане и одногодки не часто друг друга понимают. Но мне кажется – эти двое поняли. А вот еще песня, это песня – мгновение, которое прошло с момента, когда осколок попал в грудь, до смерти. Называется песня «Сыновья уходят в бой»[17].
На конец я оставил одну из самых любимых моих песен. Песня о подводной лодке. Опять – я никогда не погружался в лодке, тем более не всплывал в минных полях, – я только слышал как-то историю, как лодку, которая израсходовала боеприпасы, немцы хотели захватить, и как ее направили на форт и разбили о причал, чтобы она не досталась врагу. Я не могу, к сожалению, долго теоретизировать по поводу песен. Если нужно объяснять, о чем она и какая ее идея, тогда лучше не писать песен, а написать большое исследование, вроде «Подводный бой в условиях минных заграждений». А это уже написано, так что совсем худо. Нет, всегда интереснее про людей, про сильных людей в минуту наивысшего напряжения сил и нервов[18].
И совсем на конец… Песня. Ее нельзя назвать военной. Война давно кончилась, но она никогда не будет в забвении, она оставила в истории и в душах несмываемый след. Недаром мы так часто говорим сейчас: «как в бою», «как на войне»… Конечно, есть и в наших буднях что-то, похожее на бой, – минуты и дни, требующие предельного напряжения, как в атаке, мгновенных решений, как в бою, полной отдачи сил, как на войне[19].
<1970, до лета>
Текст для ведущего передачи мексиканского телевидения
Владимир Высоцкий – актер, работает в Москве, в Театре на Таганке – одном из интереснейших театров СССР – под руководством Юрия Любимова.
В 1961году Владимир Высоцкий закончил Школу-студию МХАТ в Москве.
Владимир Высоцкий сыграл в кино более двадцати ролей, среди которых – Ибрагим Ганнибал В »Сказе про то, как царь Петр арапа женил» по Пушкину и фон-Корен в «Плохом хорошем человеке» по Чехову. В театре он сыграл Галилея в «Жизни Галилея» Брехта, Лопахина в «Вишневом саде» Чехова и роль Гамлета в пьесе Шекспира.
В 1976 году труппа получила Гран-при за представление «Гамлета» на фестивале /в/ Б<итеф> в Югославии.
Высоцкий пишет слова и музыку песен, которые исполняет сам, аккомпанируя себе на гитаре. Его песни-баллады очень разнообразны по тематике – лирические, политические, шуточные. У него их больше шестисот. Высоцкий записал пять сорокапяток в СССР и две большие пластинки в Париже.
Темы баллад разнообразны. Война, спорт, сказки… Здесь есть и песни протеста, но сам автор говорит, что он старается писать об общечеловеческих проблемах. В своих стихах он размышляет о жизни, смерти, о судьбе, о ненависти, о любви, о несправедливости, о героизме, о страдании, о свободе, о дружбе.
Высоцкий не является официальным поэтом, то есть его тексты не печатаются. Но стихи и баллады используются в кино. Он поет перед студентами, рабочими, на заводах, в университетах, в различных организациях<, а так>же исполняет свои песни со сцены и с экрана. «Я не пишу для определенной категории зрителей и слушателей, – говорит он, – я пытаюсь затронуть души людей, независимо от их возраста, профессии и национальности. Я не поклонник развлекательных стихов и песен и не люблю, когда на моих выступлениях отдыхают. Я хочу, чтобы публика моя тоже работала со мной – мыслила и нервничала. Поэтому, вероятно, и выработалась такая манера исполнения – почти крик».
Баллады Высоцкого – это монологи различных людей, но он всегда поет от первого лица, являясь как бы участником всего, о чем поет, и пытаясь влезть в «шкуру» своих героев, жить и умирать вместе с ними.
«Я считаю, – говорит он еще, – что для поэзии не существует границ, что проблемы, которые меня беспокоят, – волнуют также всех. Я хотел бы познакомить публику еще с одной гранью творчества в моей стране – с авторской песней. Хочу также надеяться, что языковой барьер – не слишком большое препятствие для понимания. Больше всего я люблю петь для друзей, каждую новую песню показываю сначала друзьям – надеюсь найти их и здесь. Это необходимо любому человеку, который работает в искусстве, – показать свою работу и впитывать, вдыхать незнакомое, новое – повсюду. Театр мой в ноябре будет в Париже, надеюсь, когда-нибудь – и в Мексике».
Роман о девочках
Девочки любили иностранцев. Не то чтобы они не любили своих соотечественников. Напротив – очень даже любили, но давно, очень давно. Лет шесть-семь назад, например, одна из девочек, Тамара, которая тогда и вправду была совсем девочкой, любила Николая Святенко, взрослого уже и рослого парня, с двумя золотыми зубами, фантазера и уголовника, по кличке Коллега. Прозвали его так потому, должно быть, что с ним всегда хорошо было и надежно иметь любые дела. В детстве и отрочестве Николай гонял голубей, подворовывал и был удачлив. Потому что голуби – дело опасное, требует смекалки и твердости, особенно когда «подснимаешь» их в соседних дворах и везешь продавать на «конку» с Ленькой Сопелей (от слова «сопли» – кличка такая). Сопеля, компаньон и одноделец, кретин и бездельник, гундосит, водку уже пьет, – словом, тот еще напарник, но у него брат на «Калибре» работает. И брат этот сделал для Леньки финку с наборной ручкой, а лезвие – закаленной стали, из напильника. И Ленька ее носит с собой. С ним-то и ездил Коллега Николай на «конку» продавать «подснятых» голубей: монахов, шпанцырей, иногда и подешевше – сорок, чиграшей и прочих – по рублю, словом, каких повезло. А на рынке уже шастают кодлы обворованных соседей и высматривают своих голубей и обидчиков, и кто знает – может, и у них братья на «Калибре» работают, а годочков им пока еще до шестнадцати, так что больших сроков не боятся, ножи носить – по нервам скребет, могут и пырнуть по запарке да в горячке.
