Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза
Впервые увидев Лепешку, Атом решил, что этот не умеющий говорить робот наверняка сломан. Однако профессор Сэмбэй, изучив приведенного Атомом робота, заявил, что он отнюдь не сломан.
— Просто в нем отсутствует разговорное устройство.
Закончив детальнейший осмотр Лепешки, профессор глубоко вздохнул.
— Этот робот отвратителен! И однако, тебе, впрочем, этого не понять, этот робот в самом своем отвратительном более всего восхитителен. Бедный доктор Марсилито!
Робот был сделан из самых отвратительных деталей. У доктора Марсилито не было ни денег, ни времени на то, чтобы купить качественные детали. Большая часть дня у него уходила на то, чтобы шпионить за профессором Сэмбэем, поэтому детали он преимущественно тащил с мусорной свалки. Но поскольку приличный мусор первыми разбирали нищие бродяги, доктор Марсилито смог использовать лишь оторванную голову старой куклы, разбитые тарелки, выпотрошенный телевизор, колоду карт, из которой были вытащены все картинки, короче, никому не нужный хлам.
Если бы доктор Марсилито не растрачивал впустую времени и прилагал все силы к тому, чтобы изобрести что-нибудь по своему разумению, то, полагал профессор Сэмбэй, из него, пожалуй, вышел бы более выдающийся изобретатель, чем он сам. Действительно, профессор Сэмбэй много раз пытался через мегафон вразумить доктора Марсилито. Но чем больше он увещевал, тем подозрительнее становился Марсилито. Профессор Сэмбэй взялся соорудить для несчастного робота какое-нибудь разговорное устройство. Чего он только не перепробовал, но, в результате, совершенное творение доктора Марсилито вообще перестало двигаться. Потратив уйму времени на бессмысленную схватку с этим отвратительно-восхитительным созданием, профессор стал даже склоняться к мысли, что, быть может, такие способности, как говорить, считать, летать или спускаться под землю, для робота не столь уж и необходимы. Не обращаясь ни к кому конкретно, он пробормотал себе под нос:
— Ну как это называется! Я всегда полагал, что могу отремонтировать самую что ни на есть отвратительную машину, но в этом случае оказались руки коротки. Напротив, стоило мне приложить их к роботу, как он вообще перестал двигаться! А все потому, что этот робот необыкновенно совершенное творение. Взгляни! Вот плата искусственного мозга. А ведь это коробка из-под бутербродов! И как он только ухитрился это сделать, понятия не имею!
Профессор Сэмбэй, в соответствии с этикой ученого, до самого последнего момента прилагал все силы, чтобы невозможное сделать возможным. Но в конце концов вынужден был признать, что этот робот — существо, которое не дается ему в руки.
— Ну тогда мы пойдем поиграть, ладно? — спросил Атом.
— Как хотите!
Через оставленную открытой дверь профессор Сэмбэй проводил взглядом убегавших, взявшись за руки, робота-мальчика и робота-девочку, и только когда они скрылись в чаще, покачав головой, прикрыл дверь.
— Что ж, пора приниматься за изобретения! — бодро воскликнул профессор, стараясь себя подстегнуть, и вернулся к столу, вокруг которого были навалены болты, гаечные ключи и масленки. Однако голова его затуманилась, он перестал что-либо соображать.
— Что же это такое, что же это такое со мной? Разве это я?..
Как будто желая отогнать туман, профессор Сэмбэй стал размахивать перед глазами чертежом, нарисованным еще несколько дней назад, и швырнул на стол валявшиеся под ногами детали.
Учительница узнала, что есть нечто гораздо более восхитительное, чем проводить занятия со ста пятьюдесятью одним учеником. А именно — быть рядом с Суперменом. Учительница до сих пор еще ни в кого не влюблялась. Она была уверена, что мужчины и женщины обнимаются и нашептывают друг другу «я тебя люблю» исключительно в придуманных от начала и до конца романах. Поэтому, когда, шагая бок о бок с Суперменом, она случайно коснулась его, и ее щеки запылали, точно охваченные огнем, а на ладонях выступил пот, она решила, что у нее что-то не в порядке со здоровьем. Однако во время занятий, носясь на роликовых коньках, она слышала, как ученики говорили: «Шагая бок о бок, случайно коснулась его…» Второклассница сказала: «Щеки запылали, точно охваченные огнем, пот выступил на ладонях, должно быть со здоровьем не в порядке…» На что бывший рядом шестиклассник заметил: «Просто ты в него втюрилась!» И тогда учительница догадалась, что она, подобно второкласснице, попала в сети любви. Но, увы, учительница не имела возможности признаться в своем открытии. Дело в том, что Супермен не был создан для любви.
Глубоко погруженный в свои мысли, Супермен находился в постоянном движении. У него не было определенного местожительства, не было работы. Его плащ, который по слухам изначально был предназначен для полетов, теперь превратился в лохмотья, ботинки протерлись до дыр, отросшие волосы и борода делали его похожим на нищего бродягу. В сопровождении уток, диких коз, белок и ворон Супермен расхаживал по деревне. Внезапно он останавливался и стоял неподвижно, сколь угодно долго, невзирая на то, лил ли дождь или пекло солнце.
— Что ты делаешь? — шепотом спросила учительница Супермена, который, опустившись на колени, уставился в землю.
— Смотри! — сказал Супермен, не отрывая глаз от земли. — Я дал всем этим муравьям имена. Это — Унё, это — Ниня, это — Сисю, это — Думё, это — Мися, это — Тале, это — Цунё. С тех пор как я начал наблюдать, Унё три раза нырял в норку, вытащил наружу две песчинки и втащил один сухой листик. Ниня также нырнул в норку три раза, вытащил оттуда две песчинки и втащил кусочек какого-то помета. Сисю нырнул в норку два раза. Каждый раз, прежде чем нырнуть, он обходил норку кругом. Он вытащил одну песчинку, а другую песчинку втащил. Думё ничего не нес и, нырнув в норку только один раз, вытащил сухой листик, который принес Унё. Мися все это время находился возле норки. Сказать по правде, он там со вчерашнего вечера. Но это не значит, что он умер. Больше о нем пока ничего сказать не могу. Тале уже десять раз входил и выходил из норки. Вынес две песчинки, но не это было его целью. Скорее всего, своими передвижениями туда-сюда, он отвлекает внимание Мися. Хотя, у меня еще нет оснований утверждать это наверняка. Я уверен, что Тале и Цунё — двойняшки. Их роли строго распределены: обязанность Тале — вытаскивать песчинки, обязанность Цунё — втаскивать сухие листья и кусочки помета. Согласовав время входа и выхода, они выдают себя за одного и того же муравья.
Супермен вел подробнейшие наблюдения над всеми муравьями Пингвинки, число которых достигало двухсот шестидесяти миллионов, но это было лишь малой частью производимых им наблюдений. Будь то флора или фауна, Супермен наблюдал за всем, что только может видеть глаз, вплоть до волосинки, вплоть до листочка.
— Кто это? Кто это? — шагая, спрашивал себя Супермен. Учительница, которая держалась сзади на определенном расстоянии вместе с утками, дикими козами, белками и воронами, посмотрела вокруг, но никого не увидела.
— О ком ты говоришь?
— Ветер, — Супермен сощурил глаза и широко развел руки. — Я думал, кто — этот ветер. Может, Бануму? Вчера, он дул приблизительно в это же время… Или Дуохо? Но сейчас он должен вместе с Нюйнюем дуть на задворках управы. В таком случае, может быть это тот самый Тиоря, что три года назад унесся из деревни на запад?
Как-то раз учительница спросила у Супермена, наблюдающего, лежа на животе, за слизняком:
— Что можно узнать, ведя наблюдения такого рода?
— Ничего. Разумеется, кроме того, что через несколько секунд лосось Анья будет съеден зимородком Тятя.
Не успел Супермен ответить, как на глазах учительницы из пруда выпрыгнул лосось, с неба стрелой упал зимородок и, подхватив лосося, улетел прочь. Супермен, похоже, разбирается во всем, что происходит в мире, — подумала учительница.
— Вовсе нет. Я почти ничего не знаю, — сказал Супермен, ни на секунду не отрываясь от наблюдения.
По мнению Супермена, мир состоял из бесчисленных крохотных частиц, тесно связанных друг с другом, поэтому, чем пристальней ведешь наблюдение, тем лучше узнаешь связанные с нашим миром далекие миры. «Наблюдая передвижения муравьев, след, оставленный слизняком, рост хвоща, — сказал Супермен, — я понял, что за пределами Пингвинки есть другой, более обширный мир». Этот мир зовется — Пекин, Нью-Йорк, Харадзюку, там живет в десятки раз больше людей, чем в Пингвинке, это райские кущи, там есть такая штука, называется телевидение.
— Телевидение, что это такое?
— Что-то связанное с лучами. Я понял только, что оно разбивает детские сердца, но чтобы узнать больше, я должен продолжать наблюдение за муравьями.
Вот так, затаив в душе пылкие думы, все дни напролет учительница следовала за Суперменом, но пришла она в конце концов в реальную Пингвинку, в свое совершенно запущенное жилище. Несмотря на то, что Парзан столько раз предостерегал ее об угрозе заразы, обуявшей снящуюся Пингвинку, учительница стала пленницей снов. Она перестала заботиться о своей наружности и большую часть дня проводила в пижаме. Лишь изредка она вспоминала, что нужно есть, ходить в туалет. Неизвестно почему, но по сравнению со снящейся Пингвинкой время здесь тянулось как будто дольше, и она старалась почти не вылезать из постели. С тех пор как она потеряла возможность бывать в Пингвинке сновидений, она сделалась раздражительной и стала принимать снотворное. Но снотворное вызывало не Пингвинку сновидений, а не имеющие с ней ничего общего, самые обыкновенные сны.
