Тауфик аль-Хаким - Избранное
— Она была здесь?
Заннуба хотела солгать, но встревоженный Мухсин подошел к ней и до тех пор ласково уговаривал тетку, пока она не призналась:
— Да, она была здесь. Знаешь зачем? Я скажу тебе по секрету, Мухсин. Только не проболтайся!
Она говорила так таинственно, словно поверяла ему тайну. Мухсин серьезно ответил:
— Не беспокойся, тетя! Рассказывай!
Заннуба еще поколебалась, но все же наклонилась к Мухсину и шепотом поведала ему новость: мать Саннии пришла сказать, что в руки доктора Хильми, ее мужа, попало письмо Селима-эфенди к их дочери. Доктор очень расстроился, но решил не разглашать этого, чтобы сохранить дружбу с соседями, и просто отослал письмо обратно с первой же почтой. Доктор Хильми ничего не сказал дочери о письме, он только попросил жену осторожно предупредить Саннию, чтобы она не давала повода к таким недопустимым вещам.
Мухсин опустил голову и задумался. Его радужное настроение померкло. Значит, Санния не знала о письме Селима и это не она возвратила его, не приписав ни слова? Кто знает? Возможно, она и не вернула бы письма, попади оно прямо ей в руки, а дала бы самый благоприятный ответ?
Это предположение огорчило мальчика, но, вспомнив о том, что только что произошло, он отогнал эту мысль. Разве Санния не говорила ему, что с тех пор, как она его увидела на крыше… разве она не плакала вместе с ним? А ее поцелуй… Нет, у него не должно быть таких мрачных мыслей. Он не имеет права сомневаться в Саннии, ведь теперь она его богиня…
— Клянусь пророком, я уже давно ожидала этого. Вот увидишь, Селим еще причинит ей много неприятностей, — злобно усмехаясь, прошептала Заннуба.
В тот день, когда пришло письмо от Селима, доктор Хильми, как всегда, сидел после обеда перед аптекой аль-Гавали. Попивая кофе, принесенное из ближайшей кофейни, он что-то рассказывал. Его окружало несколько человек; судя по их возрасту и внешнему виду, они, как и доктор, были чиновниками на пенсии. Все с интересом и удовольствием внимали его речам.
Доктор повествовал о том времени, когда он служил военным врачом в Судане. Этот рассказ, несомненно, являлся заключительным звеном целой цепи других приключений, о которых доктор Хильми поведал своим слушателям на предыдущих «собраниях».
Рассказчик на минуту умолк, чтобы отпить глоток из своей чашки и собраться с мыслями. Рассеянным взором окинул он шумную, полную движения площадь Ситти Зейнаб. Ни один из слушателей не проронил ни слова: все взирали на доктора, с Нетерпением ожидая возобновления прерванного рассказа.
Воспользовавшись перерывом, один из присутствующих вытащил из кармана своего старомодного сюртука табакерку и молча протянул ее соседям. Захватив небольшую понюшку и сунув ее в нос, он громко чихнул и воскликнул:
— Аллах!.. Аллах!.. Аллах!..
Сидевший около него заведующий городской аптекой обернулся и недовольно спросил:
— Ты еще долго будешь чихать, Шабан-эфенди? Мы хотим дослушать рассказ доктора.
Шабан-эфенди, бывший секретарь судебного архива, вынул из кармана большой платок и высморкался.
— Конечно, эфенди! Продолжай, пожалуйста, доктор, — сказал он.
Доктор поставил чашку на блюдце, стоявшее около него на стуле, и посмотрел на присутствующих, как бы спрашивая, на чем он остановился. Один из слушателей — в прошлом инспектор здравоохранения Эшмунского округа, а теперь помещик — поспешно сказал, перебирая янтарные четки, которые носил из старческой религиозности, а возможно и просто для важности:
— Ты рассказывал про мудирийю Бахр аль-Газаль[43].
— Да, Бахр аль-Газаль… — мечтательно повторил доктор Хильми.
Он помолчал и снова окинул взглядом площадь с рассеянным видом человека, погрузившегося в воспоминания о далеком прошлом.
— Это верно, доктор, что одна мудирийя Бахр аль-Газаль величиной с весь Египет? — спросил Шабан-эфенди, борясь с желанием чихнуть.
Доктор не ответил и обернулся к присутствующим, собираясь продолжать рассказ. Все молчали, устремив на него глаза и приготовившись ловить каждое его слово. Рассказчик поднял хлопушку с ручкой из слоновой кости, которой отгонял от блюдца мух, и сказал:
— Я расскажу вам про Бахр аль-Газаль. Ах, Бахр аль-Газаль… Судан…
Он произнес слово «Судан» с глубоким вздохом и задушевной печалью. Казалось, в этом слове заключен весь мир, вся жизнь старого военного, долго пробывшего в этой стране.
Проникновенно и торжественно начал доктор свой рассказ об египетской экспедиции в неисследованные области Бахр аль-Газаля.
Поздним вечером они раскинули лагерь в девственном лесу. Утром солдаты выстроились с чашками в руках, а он обходил их, наливая каждому в его чашку порцию раствора хинина, как принято делать в этих местах, чтобы уберечься от лихорадки. Взвалив на плечи свои пожитки, палатки и бурдюки с водой, солдаты двинулись дальше, пробираясь сквозь густую чащу и заросли. Впереди шел проводник, негр-туземец. По ночам, после тяжелого перехода, они останавливались и разводили костры, чтобы к ним не приближались лесные хищники. При свете костра, сложенного из сухого хвороста, они часто видели бродивших поодаль львов и пантер. Глаза хищников сверкали в темноте каким-то таинственным, загадочным огнем.
Ночи были знойные, лунные, прекрасные в своем глубоком безмолвии, которое нарушало только рычанье голодных львов, претендующих на свою долю лосей и диких буйволов, жарившихся на солдатском костре. Доктор Хильми был среди солдат, которые сидели на корточках, жадно глядя на мясо. Некоторые на случай нападения хищников держали в руках ружья. Это были тревожные минуты, но сознание опасности доставляло доктору Хильми наслаждение. Он жаждал увидеть, как лев бросается на людей и падает, сраженный пулей.
Он сказал об этом желании своему денщику-суданцу, и тот ответил, что, когда отряд придет в Тонгу, доктор сможет увидеть и более интересное зрелище. Там туземцы убивают льва короткими копьями.
Экспедиция быстро продвигалась в глубь страны. Во время перехода солдаты добывали себе пропитание охотой: в тех местах водилось много пернатой дичи, жирных лосей и упитанных буйволов. В погоне за хорошей добычей доктор часто удалялся от отряда. Как всякий человек, впервые получивший ружье, он без разбора палил в первого попавшегося зверя или птицу. Денщик-суданец заметил это и предостерегающе сказал:
— Бей в этом лесу любого зверя, кроме обезьяны. Чтобы не случилось беды со всем отрядом, остерегайся причинить вред обезьяне… Не трогай обезьян в этой чаще.
Отряд шел уже много дней, запасы воды иссякли, солдаты изнемогали от усталости. Проводник сказал, что вода будет не раньше, чем через три перехода, когда дойдут до колодца. Иногда лес похож на пустыню: в нем можно найти все, кроме питьевой воды.
Солдаты приближались к колодцу, у которого их ждали отдых и вода. От изнурительного перехода по жаре и жирной пищи жажда стала нестерпимой. За несколько сот метров до колодца доктор решил опередить отряд и незаметно для всех пройти более коротким путем между зарослями, чтобы добраться до воды раньше других. Он сейчас же осуществил это намерение, ничего не сказав даже своему денщику. Подойдя к колодцу, доктор остановился, пораженный: около него неподвижно стояла огромная обезьяна.
Доктор растерялся и замахал на обезьяну руками, но она не шевельнулась. Тогда он поднял камень и бросил его в обезьяну, но она не двинулась с места. Доктор направил на обезьяну ружье, но она только пристально посмотрела на человека. Не зная, что делать, он решил выстрелить в этого диковинного зверя и спустил курок. Обливаясь кровью, обезьяна, не издав ни звука, упала в колодец.
Подойдя к колодцу, доктор опять замер от удивления; на дне колодца копошилось множество обезьян.
Он ничего не понимал. Зачем все эти обезьяны спустились в колодец? Что они там делают?
Но когда доктор вгляделся, он все понял. Удивительно! Животные пришли к колодцу, чтобы напиться. Добраться до воды, находившейся на значительной глубине, было трудно, поэтому большая обезьяна встала у колодца и взяла за руку другую, которая спустилась в него. Ко второй прицепилась третья и спустилась ниже ее, к третьей — четвертая, и таким образом одни обезьяны устроили из своих тел лестницу, по которой другие могли спуститься в колодец и опять подняться наверх.
Удивленный доктор думал о том, как развито у этих животных чувство взаимопомощи, какую жертву принесла остальным большая обезьяна. Она не шевельнулась, когда он бросил в нее камень и прицелился из ружья, потому что за нее держались другие, спустившиеся в колодец. Застыв на месте, она твердо встретила смерть. А ведь, увидев человека, она могла мгновенно умчаться в лес и спастись.
Доктор огорчился, что убил обезьяну, но в этот момент его волновала мысль гораздо более важная. Скоро подойдет изнуренный отряд, и солдаты бросятся к воде. Но колодец выпачкан кровью, и в нем множество обезьян, а до следующего колодца еще очень далеко. Чтобы добраться до него, потребуется несколько суток. Сможет ли отряд продолжать путь без воды? Кто виноват в случившемся? Кто ответит за то, что уже произошло и может еще произойти, когда измученные, обессилевшие солдаты подвергнутся опасности? По военным законам порча и отравление колодцев — величайшее преступление. Что же будет, если обнаружится, что виновник — военный врач, человек, которому поручена охрана здоровья солдат, у которого нет другой заботы, кроме их благополучия.
