Алексей Колышевский - Афера. Роман о мобильных махинациях
– Вот и прекрасно, – улыбнулся трижды глупец Штукин. – Своди ее там куда-нибудь. Там, говорят, бывает весело. Я разрешаю.
– Благодарю, – поклонился Картье, чуть не заорав от нахлынувшего предвкушения невероятного счастья. – Там, кажется, есть этот, как его? Парк Гауди? Договорились. В таком случае мне надо узнать у Лены данные ее загранпаспорта. Я… могу быть свободен?
– Да-да, – уже рассеянно, утратив интерес к теме, промямлил Штукин, – удачно тебе съездить. Привези оттуда что-нибудь новенькое для «Smart-soft» и вообще свежих впечатлений побольше.
– Я буду очень стараться, – честно ответил Картье и крепко пожал мягкую, безвольную руку своего босса. Такое рукопожатие бывает только у тех, кто считает себя на вершине мира, вполне доволен собой, но не знает, что уже обречен. Когда Виктор затворял за собой дверь, он бросил последний взгляд на своего институтского друга. Тот сидел за столом и напоминал отчего-то крота в костюме. Сходство было настолько поразительным, что Картье поймал себя на мысли, что он хочет стащить с ноги ботинок и запустить им в сторону этого подслеповатого и самоуверенного флегматика. Как хорошо, что он такой. А она совсем другая.
5
Между ними еще ничего не случилось. Они еще ничего не сказали друг другу, что уж говорить о большем. Картье и Лена вели себя, словно дети, обмениваясь несмелыми взглядами, в которых читалось сомнение (любит ли?), желание, мгновенная готовность броситься навстречу друг к другу, и лишь тонкая пелена условности отделяла их от первого страстного поцелуя, с которого начинается все остальное. Он видел поток, тот самый, в который он увлек ее, он понимал, что должен сделать первый шаг, украсть у жизни то самое особенное мгновение, в которое все и происходит между двумя влюбленными. Мгновение, когда все немедленно становится на свои места и вспыхивает с невероятной силой. Момент взрыва подлинной страсти. Однако их служебный роман, еще не начавшись, сразу же обрастал огромным числом невозможностей. Следовало опасаться всего, что могло привести к нежелательным слухам и сплетням, столь ценимым злобным офисным народцем. Теперь, накануне командировки, необходимо было конспирировать пусть и не начавшиеся еще отношения особенно тщательно. Все могло рухнуть в один момент, и Картье прекрасно отдавал себе в этом отчет. Поэтому, когда он вышел из кабинета Штукина, то первым делом не помчался к Лене просить номер ее паспорта, а, напустив на себя вид полнейшего флегматика, попросил у офисной секретарши разузнать, что и к чему, и отправить всю необходимую информацию в «World Mobile Congress».
– Некогда мне всей этой бюрократией заниматься, – поделился с секретаршей Картье, что называется, «по-свойски». – Теперь еще оказывается, что по распоряжению господина Штукина я еду в командировку вместе с его супругой. Не доверяет, – вздохнул Картье, – оно и правильно. Вы тогда попросите Елену Марковну, чтобы она вам продиктовала все необходимые данные, а то мне как-то неловко ее об этом спрашивать. Робею, – улыбнулся Витя.
Секретарша с пониманием кивнула, мол, «как же, понимаю вас, Виктор Иванович. Все сделаю, не переживайте». Секретарша эта была чуть ли не главной сплетницей офиса, поэтому именно к ней обратился хитрющий Картье. Его маневр имел успех: охочая до пересудов барышня прониклась к нему сочувствием, и опасной сплетне не суждено было родиться. Конечно, посудачили немного в курилке, но все как-то свелось к тому, что «ну едут и едут. Нам-то что? Тем более босс сам так распорядился. А Картье этот нормальный в принципе парень. Нос не задирает, со всеми вежлив. Наш человек».
Лена узнала о том, что ей предстоит лететь на выставку вместе с Виктором от своего мужа. Тот позвонил по внутреннему телефону:
– Поедешь с Витей в Барселону, я так решил. Кроме тебя, послать некого, а у меня дела. Заодно развеешься и вообще… Я его проинструктировал, что и как. Сходите в ресторан, в музей, на экскурсию какую-нибудь там… Словом, он тебе культурную программу и сопровождение обеспечит. – Штукин немного помолчал и неожиданно прибавил: – Устал я…
– От меня? – почти равнодушно спросила Лена, не осознав еще, что ее ожидает в самое ближайшее время.
– Ну о чем ты? Нет, разумеется. Но мне кажется, что небольшое расставание пойдет нам на пользу. Поскучаем друг без друга, хи-хи. – И дуралей Штукин повесил трубку.
Любил ли он ее? А вот, между прочим, да. Но весьма и весьма «по-своему». Штукин считал, что раз семья у них, бизнес совместный и отсутствие скандалов, то этого вполне достаточно, чтобы это назвать любовью и на том успокоиться. К жене своей он привык так же, как привыкают к коврику в ванной. Он должен всегда быть под ногами, чтобы не было холодно пяткам от кафеля. Коврик в ванной – это очень удобно. Но коврик и не замечают, покуда он лежит там, где ему лежать положено. Его спохватываются лишь тогда, когда он вдруг исчезает, подвергнутый стирке прилежной домработницей. Но, возвращаясь к отношению Штукина к Елене, следует отметить, что до исчезновения было еще далеко. Верней до полного ее исчезновения. Штукин и в мыслях не имел, что она могла ему изменить, серьезно кем-то увлечься. Он вообще был далек от вещей такого рода. Мир он воспринимал в соответствии с собственными ощущениями, а сам он был человеком не блядовитым, серьезных сторонних увлечений не имел. Штукин был занудой, а это самое ужасное, что может открыть женщина в своем избраннике. Что же может предложить зануда в обмен на чистый порыв, на искреннее женское желание любить его? Да вот только и может, что свое занудство. Этакий package ощущений и чувств, в который непременно входит пятиминутный секс без намека на желание доставить женщине пиковые наслаждения (зануда не знает, что у женщин тоже бывает оргазм, и сильно удивляется, когда, наконец, узнает об этом в солидном уже возрасте и по случаю. Впрочем, он тут же и забывает об этом. К чему ему знать лишнее о ком-то? Его интересует только он сам). Штукину казалось, что жизнь его протекает чудесно, он был всем очень доволен, считал, что жена его никогда и никуда от него не денется, и проводил свободное время за компьютерными играми, сетевыми путешествиями и чтением бизнес-литературы. Помимо этих занятий современного джентльмена Костя посещал дорогой спортивный клуб, где подолгу ходил по дорожке, имея на голове белую махровую повязку «Nike», и считал, что это невероятно круто и мудацкая повязка делает его брутальным фитнесистом. Он был трижды скучен, скучен, скучен! Ничего не было в нем острого, забористого, но и духовного в нем ничего не наблюдалось. Так… Юности честное зерцало, переросшее в, как уже и говорилось выше, занудство, возведенное в степень самолюбования: «Смотрите, какой я хороший!» Да хороший ты, хороший… Только до чего же ты скучен, старина. Возьми-ка ты с вешалки свое пальто и проваливай из нашей истории до поры до времени. Отпустил жену вместе с Картье? Ну и попрощайся с ней. Ты ее навсегда потерял.
6
Неделя именно что «пролетела», так как по-другому скорость, с которой прошло время между решением о поездке вдвоем и последним днем в офисе, назвать по-другому было бы неправильно. В течение всего этого времени Картье держался с Леной чуть официальней, чем обычно, так было на людях. Если же они оставались наедине, то на самое короткое время, и Картье всеми силами таких встреч старался избегать. Всякий раз он делал Лене «страшные глаза»: мол, «ты же все сама понимаешь. У нас почти есть эта тайна, у нас почти начались отношения, так давай не дадим шансов Разлуке сделать свое пакостное дело в самом начале». Отчего-то Виктору казалось, что она должна понимать его без слов, чего, конечно же, не случалось. В конце концов, Лена оказалась мудрей: просто зашла в его кабинет, закрыла за собой дверь и уселась на подоконник, сразу став похожей на сердитую, нахохлившуюся синицу.
Картье ощутил жжение в груди и приятную дрожь пальцев. Он молча посмотрел на Лену очень проникновенным, с хитринкой, взглядом. Потом, словно опомнившись, закрыл лицо ладонями и с силой провел ими вниз, вдавливая пальцы, отчего кожа пошла красными полосами, а нижние веки оттянулись, обнажая глазные яблоки в кровяной сетке сосудов. Неприглядное зрелище, что и говорить.
– Пугаешь? – усмехнулась Лена. – Что происходит-то? Сказал «а», так и говори дальше, не то я начну думать, что ты такой же, как он, и я тебе попросту безразлична.
– Безразлична? Вот как?! – Картье взмыл в воздух, словно в теле его не было веса, легко перемахнул через стол и приземлился возле подоконника. Недолго думая, схватил Лену, поднял ее на руках, словно вальсируя, закружил и… впился губами в ее губы. Никакого сопротивления он не встретил, да и откуда было ему взяться? Она давно была к этому готова. Да что к этому? Она была готова отдаться ему тут же, прямо на столе, на подоконнике, где угодно. Умом понимая, что так нельзя, что опасно, но сердцем своим горячим, истосковавшимся по страстям, словно вена наркомана по дозе, Лена хотела любить и быть любимой, и, конечно же, совсем не платонически. Когда ты молода, красива, сексуальна и видишь, какими взглядами провожают тебя мужчины, когда твой муж месяцами не проявляет к тебе ни малейшего интереса, то в женщине накапливается такая концентрация чувств, что только спичку поднеси. Рванет – мало не покажется! Взрывной волной сметет все прежние барьеры, выставленные в надежде на то, что жизнь в браке удалась и посторонним мужчинам проход и проезд категорически воспрещен. Женщине вполне достаточно одного-единственного мужа, от которого она так и мечтает получить все, в чем нуждается ее душа, ее прекрасное женское «я»: любовь, надежность, секс, заботу, ласку, нежность, нужные слова в нужные моменты жизни и постоянное внимание. Не получая этого от мужа в той мере, в которой она ожидает, ее «недополучение» перерабатывается во внутреннее вещество с весьма сильным взрывным потенциалом. И тут возможно два варианта с разным процентным соотношением.
