Александр Кабаков - Московские сказки
Служба олигархической безопасности немедленно открыла огонь на поражение и действительно поразила всех тем, что совершенно не умеет стрелять, в результате чего был легко ранен лишь один прохожий, впоследствии скрывшийся из института Склифосовского в состоянии средней тяжести.
Работник частного охранного предприятия Профосов Н.П. отоварил ближайшего коллегу из чуждой структуры по загривку приспособлением, в протоколах называемым «РП», то есть резиновой палкой, не сданной после смены. От этого удара невидимый микрофон сделался видимым и улетел в далекую даль вместе с витым заушным шнуром и ушной переговорной вставкой, а сам охранный служащий клюнул вперед носом, как упомянутая нефтяная качалка, начисто тем самым своротив и нос свой об ларек со злосчастной шаурмой, и одновременно оный ларек.
Из милицейского джипа выпрыгнула полурота бойцов в дырчатых шерстяных шапках до плеч и пятнистых латах. Воины порядка залегли вокруг места действия и принялись поливать действующих лиц химическим поражающим веществом, однако без особенного эффекта. Только Анна Семеновна Балконская вдруг прослезилась, вспомнив, видно, что-то свое, да сами менты принялись неудержимо чихать, страдая, вероятно, сезонной аллергией.
Тогда состоявший на учете в психоневрологическом диспансере гражданин Капец Игорь Алексеевич вдруг вернулся своими неудержимыми мыслями в какую-то из горячих, некогда отмеченных его активным присутствием точек, отнял несколько гранат у растерявшегося и заливавшегося соплями спецназа, обвязался ими и с отчаянной советской песней «Еще не вся черемуха тебе в окошко брошена» пошел на штурм валявшегося на боку малого торгового предприятия.
Тем временем бывший продавец шаурмы, ныне работник надзорных органов, попытался надеть наручники на Илюшу Кузнецова, не распознав в нем гражданина государства Израиль, но принявши его в силу очевидной национальности за еще одного олигарха. В свою очередь Илья Павлович Кузнецов долго думать не стал, а мгновенно тормознул первого же бомбилу, через полчаса оказался в Шереметьеве и вылетел ближайшим рейсом неизвестно куда, но надеясь, что с возвратом — он уже твердо решил ни при каких обстоятельствах не покидать навсегда свою историческую родину Россию. Так, пересидеть где-нибудь, пока они тут все опять поделят и угомонятся…
Шаурмайор мгновенно осознал свою ошибку — как не перепутать, если отчества совпадают! — и метнулся было к Петру Павловичу. Но физически крепкий предприниматель встретил его хорошо отработанным с индивидуальным тренером (тренер преподавал богатейшим людям редкую систему единоборства, известную среди специалистов под названием «рабоче-крестьянское махалово») ударом промеж глаз, так что борец с крупным капиталом полностью потерял правосознание, отключился от связи с исполнительной властью и стал беспомощен.
Воспользовавшись этим, Петр Павлович кинулся спасать свою собственность, но пятак закатился черт его знает куда.
И пока богач ползал по асфальту в поисках неразменного личного состояния, его повязали подъехавшие из местного РОВД молодцы полковника Нерушимова.
В данном сочинении этот персонаж до сих пор не фигурировал, но вообще нашему испытанному читателю он известен. У полковника есть красавица жена Людмила, неплохой дом в ближнем Подмосковье и квартира в тоталитарной высотке на Котельниках, что, безусловно, должно вызывать уважение: вот ведь все говорят, что органы наши живут на нищенские зарплаты, а потому вынуждены брать деньги и с честных граждан, и с криминальных структур, полковник же Нерушимов полностью опровергает эти домыслы — и живет неплохо, и честен настолько, что это даже не обсуждается. Во всяком случае, в его нижнебрюхановском РОВД не обсуждается никогда… А в последнее время Нерушимов стал также известен более широкой общественности — благодаря своей непримиримой гражданской и даже вооруженной позиции по борьбе с последствиями хищнической приватизации.
Так что с Петром Павловичем нерушимовские ребята особенно не церемонились, примерил все же он наручники.
А таджики, конечно, разбежались.
Молодежи на досках и след простыл, только вдали раздавались беспечный грохот роликов и популярные матерные песни. Пара панков отчаянно билась под лозунгами национал-анархизма, но была повержена собственным алкогольным опьянением и заснула, обнявшись, в пыльных ближних кустах.
Лицо афроамериканской национальности без определенного места жительства с холодной усмешкой предъявило милиции паспорт гражданина США, охарактеризовало всех довольно справедливо мазафакерами и продолжило попрошайничать у соседнего ларька.
Анна Семеновна ушла, как всегда ближе к вечеру, в мир иной.
Колю Профосова менты — как своего — отпустили, только пару раз по почкам усовестили, чтобы знал, на кого тянуть.
Капец продолжил свой путь на норд-вест, и никто его не задерживал, чего взять с больного, тем более, что, говорят, к нему и сам товарищ Нерушимов хорошо относится как к ветерану.
Ну, и прибывшие автотранспортом разъехались все.
Только Петр Павлович уже который месяц содержится в двусмысленном состоянии предварительного заключения, и судьба его неясна. Во время задержания при нем был обнаружен контрольный пакет в газетной бумаге, содержимое этого пакета теперь исследуют эксперты. Некоторые из них считают, что в пакете лежат просто давно не имеющие хождения монеты советского образца, другие склоняются к тому, что найдены настоящие неразменные пятаки, а потому их владельцу следует предъявить обвинение в волшебстве, чернокнижии, умышленном сглазе, уклонении от уплаты налогов с означенных пятаков и попытке отмывания суммы в 5 (пять) копеек путем погружения ее в пролитое неизвестными пиво с целью дальнейшей покупки спецшаурмы. В связи с этим продавцу шаурмы секретным указом присвоено очередное воинское звание шаурманфюрера (шаурмаршала). Суд все откладывается, пока Петр Павлович читает том за томом полное академическое издание своего уголовного дела…
И что будет — никто не знает.
Ах, деньги, будь они прокляты!
Деньги.
Деньги.
Деньги.
Неужели мы-то с вами так никогда и не разбогатеем? Обидно. Кругом-то ведь буквально все, боже мой! А мы? Ё-моё…
Деньги. Да.
Чего только про них не говорят — и счастье, мол, не в них, и здоровье за них не купишь… Чушь все это. Пойдем от противного, как говорят ученые, даже от очень противного: предположим, что денег у вас нет. Ну, и как? Денег нет, за свет не плачено, а счастье есть? Или, допустим, вы заболели, не дай бог, конечно. Ну, хорошо болеть без денег? Сестре за укол, лекарства стоят немерено, с работы звонить перестали — больных теперь хоть и жалеют, но не любят…
Деньги. Деньги. Деньги.
ДВА НА ТРИ
А когда вновь наступила ночь, в очереди устроили перекличку.
Луна взошла над городом, сон спустился к праведным и грешным, к мужчинам и женщинам, к старым и молодым, все затихло под прекрасноликой луною, и даже собаки умолкли в посланной Всемогущим ночи.
Лишь у магазина №9 «Ковры и ковровые изделия» нижнебрюхановского райторга перекликались несчастные ловцы дефицита, которых в те древние времена немало было в удивительном городе Москве, да продлится его благоденствие вовеки.
Давно это было, еще Всеведущий и Всемилостивый и не думал орошать нашу святую землю живой влагой рыночной экономики, а экономика плановая — велик Великий и таинственны тайны Его! — еще терзала мирных жителей неурожаями носков, бритвенных лезвий, постельного белья, бюстгальтеров, толстых журналов, мебельных стенок румынского производства, кассетных магнитофонов «Весна» и других вещей, необходимых смертным. Среди которых не забудем назвать ковры и ковровые изделия.
И вот собрались люди с вечера возле магазина №9, чтобы утром, когда откроется чудесный этот магазин, быть первыми, словно коммунисты на расстрел, и купить себе ковров и ковровых изделий столько, сколько даст Непостижимый, да будет милосердие Его, в одни руки. Но проходила ночь за ночью, и прошли тысяча и одна ночь, а ковров все не было, и уж готовы были возроптать люди против Центрального и Ленинского…
Короче, хватит конопатить муму. Потому что так, через шахерезаду, можно долго тянуть резину, а дело-то простое: в 1975 году ковров было не достать, ни шерстяных производства Ленинаканского ордена Знак Почета коврового комбината, ни гэдээровских из натурального лавсана. Поэтому писались в очередь с ночи на всякий случай, а утром на грязные двери маленькой и всегда пустой торговой точки продавец приклеивал вечную надпись «Сегодня дешевых ковров не будет», и население спокойно расходилось по домам, чтобы, удачно позавтракав сосиской в целлофане, ехать на производство. А в продаже оставались исключительно недоступные в связи с заоблачными ценами чисто импортные ковры устаревшей ручной работы — голубые из догматического, будь он неладен, Китая и мелкоразноцветные из Ирана, вроде бы страдающего под игом проамериканского шахского режима. Однако за такие деньги пусть эту красоту себе на стенку шах и повесит, ковер почти как «Жигули» стоит, с ума сойти.
