Дмитрий Липскеров - Демоны в раю
— Ты объясни! — потребовал Чмок.
— Салом тебя буду лечить, — приговорил Ветеринар. — Курдючным. Только от него вылечишься!
— Как это! — не понял начлагеря. — У меня своего сала два центнера!
— Клин клином выбивать буду! — пояснил селекционер. — Будешь есть жир — выздоровеешь!
Здесь Чмок заподозревал что-то нехорошее. Подумал, что этот хитрый зек просто со света сжить его желает, а потому прошипел:
— Я тебя в карцере сгною!..
— Как хочешь, хозяин…
— Сволота ты поганая!!! Да я слово молвлю, тебя зеки на пики поднимут!
— Как скажешь, хозяин! — покорно продолжал соглашаться Ветеринар.
Иван Чмок с невероятным трудом поднялся с пола, причем выражение его лица походило на физиономию разозлившегося сумоиста. Заключенный Рюмин по сравнению с ним казался маленькой овцой перед гиппопотамом.
— Сам задушу! — решил Чмок и двинул свои бескрайние телеса на жертву. И здесь оба услышали тихое:
— Прекрати, Ваня…
Чмок тотчас утерял воинственный дух, от неожиданности пустил громоподобные газы и в секунду сгорбился, будто со страху.
— Что? — спросил он почти тенором.
— Поверь этому человеку, Иван. Он тебе поможет.
Она была прекрасна, эта Ирэна Петерсон. Ветеринар много слышал о необыкновенной любви хозяина к зечке и о ее редкой красоте, доставшейся чудовищу на заклание. Но сейчас, наблюдая латышку воочию, ее прекрасную бледность, почти прозрачность лика, фигуру, словно извлеченную гением из мрамора, Ветеринар и сам осознал, какой бриллиант достался жирному борову. Лишь одну женщину в своей жизни видел Станислав прекраснее, чем эта прибалтийская жемчужина, — свою жену Елену Рюмину, родившую ему шестерых детей. А еще селекционер наблюдал глаза Ивана Чмока, эти крохотные лужицы на огромной морде, из которых изливался наружу такой истинный свет любви, что никак нельзя было не прийти этому свету на помощь!
И в небесных глазах латышки Ветеринар увидел многое, а оттого и понял еще больше. Он чуть было не растрогался оттого, как может женщина любить невозможное, как красавица жалеет мучающееся чудовище, сколько глубокой печали в глазах этой женщины… Прямо «Аленький цветочек»!
Она еще раз велела Чмоку верить зеку, а затем укрылась в своей комнате.
Он стал покорней, чем дворняга, бегающая но тюремному двору. И взгляд у него сделался такой же, как у лагерной псины.
— Сколько баранов нужно? — только и спросил.
— Двадцать, — определил Рюмин.
— Будут…
Баранов достали через два дня. Реквизировали с выставки животноводства, проходящей в Сургуте под ЭГИДОЙ ВДНХ. Отдали взамен сотню свиней, выращенных на зоне. Еще прибавили толику живыми деньгами…
Рюмин велел Чмоку, чтобы с овощного склада прикатили весы, на которых завешивали мешки с картошкой, а также мясные туши. На них завесили и тушу Чмока. Определили, что в ней двести двенадцать килограммов веса. Почти как в самом большом хряке по кличке Ирод на скотном дворе. Когда-то Хряк был замечен в поедании своих детей…
Охрана с преогромным интересом наблюдала, как зек по кличке Ветеринар расправляется с бараном.
Животное сильно нервничало, его бросало из стороны в сторону, но, привязанное веревкой к железной балясине, оно лишь тихонько блеяло и сыпало на землю дерьмом, похожим на спелые оливки, словно предчувствуя, что конец его бытия близок.
Рюмин подходил к барану с улыбкой, пряча за спиной одну руку, вооруженную остро заточенным ножом, а другую, с кусочком хлебного мякиша, тянул к перепуганному животному.
Баран нервно шевелил ноздрями, хлеба не хотел, но глядя на руку селекционера, уже не шугался в сторону, а покорно стоял на дрожащих ногах…
Вся охрана чувствовала этот бараний страх. Точно так же и с людьми происходит, когда их ведут на расстрел. Некоторые из когда-то оставшихся на сверхсрочную имели опыт по расходу, означенному смертным приговором, и сейчас сравнивали человека с животным. Одна байда. Никакой разницы…
Среди охраны, наблюдающей за действиями Ветеринара, был и сержант срочной службы по фамилии Кранов. Странный для сослуживцев парень, замкнутый, сильный, как медведь, косой, как Крамаров. Кранов был много старше всех из своего призыва и на вопросы «чего так задержался?» никогда не отвечал. Его не переспрашивали…
Сержант Кранов отношение имел ровное как к сослуживцам, так и к заключенным и на вопрос замполита Рогова, есть ли разница между зеком и вольным, всегда отвечал:
— Есть.
— Какая? — пытал замполит.
— Они первые сидят…
— Не понял? — удивился Рогов.
Кранов не пояснил, и у замполита осталось некое неприятственное отношение к этому молодому бугаю с погонами «ВВ». Он и хотел было его прессовать, но что-то внутри подсказывало, что делать этого не стоит, и этим «что-то» было не что иное, как страх…
Зека Рюмин приблизился к барану вплотную и свободную руку положил животному на морду. Ветеринар выждал несколько минут, потом легонько отвернул голову барана в сторону и молниеносным движением правой руки перерезал жертве горло. Он сделал это настолько мастерски, что животное, рухнувшее на деревянный настил как подкошенное, лишь пару раз дернуло копытами, а затем издохло. В глазах барана погасло, словно свет выключили.
А затем началось настоящее искусство. С необычайной ловкостью Ветеринар подвесил умерщвленную тушу на заготовленный крюк и начал работать ножом, как писатель пером. Пятьдесят секунд — и баранья шкура была отделена от туловища. Затем несколько точных взмахов тесаком, и внутренности из бараньей туши перекочевали в эмалированное ведро. Субпродукты — сердце, печень, почки и яички — были разложены на белой свежевыстроганной доске. Здесь же лег и необходимый для лечения начлагеря курдючный жир. Затем Рюмин разделал голову, в которой, как оказалось, много полезного. Убрал в отход только глаза, хотя пояснил, что и на них любители есть, снял рога, поведал, что после обжига из них водку пить хорошо, а остальное отдал кухарке Рыбиной для холодца. Ей же пошли и копыта…
Вертухаи от созерцания такой красоты в работе хотели было зааплодировать Ветеринару, но тут вспомнили, что зек — всегда враг, прикинули возможность такой же расправы над собой, а потому остались молчаливыми.
— Что с мясом делать? — спросил селекционер.
— На персональский обед! — распорядился замполит Рогов.
Здесь вертухаи дали волю эмоциям, захлопали и заулюлюкали. Баранины они давно не пробовали, только свинина и мороженая говядина иногда попадали в пищу.
— А может, страдальцам немного? — вопросил Рюмин.
Теперь перед охраной стоял не виртуоз своего дела, а точно враг. Враг первобытный, желающий отобрать у них законное мясо.
— Пшел в зону! — со злобой приказал Рогов. — Ты — баран!
Кто-то кашлянул, и все разом обернулись.
В пяти метрах, широко расставив огромные ноги, возвышался всем своим объемом начлагеря Чмок. Хозяин шумно дышал, даже скорее синел и при том оглядывал собрание совсем недобро.
— Все по местам! — скомандовал он негромко.
Вертухаи и весь остальной персонал рассыпались по сторонам, лишь замполит остался на месте, да и Ветеринар при мясе.
— Ты меня не слышал, баран! — злобно сверкнул глазами комиссар.
Рюмин было побежал, но услышал в спину хозяйское:
— Останься!
Селекционер остановился как вкопанный.
Слушаюсь, гражданин начальник!
— Ты, Рогов, при мне не командуй! — с отдышкой произнес Чмок. — Меня нет — командуй!
— Тебя почти никогда нет, — заметил замполит.
— Привык?
— А-то, Вань!
— Отвыкай! — Иван Чмок поднял руку и жирным пальцем указал на зека. — Человека не трогай, мясо и все остальное ко мне!
— Я людям обещал! — расстроился Рогов.
— А кто ты такой, чтобы что-то обещать?
— Что же вы, товарищ начлагеря, при осужденном? Не по-офицерски!..
— Извини, Рогов… Мясо ко мне! Все понятно?..
— Понятно, — ответил комиссар, отводя в сторону глаза, полные трусоватой ненависти.
И Чмок стал принимать лечение.
Зека Рюмин варил желтоватый курдючный жир в большой кастрюле, слегка присаливал и придавал блюду запах лавровым листом. Приготовленное месиво Ветеринар выкладывал на тарелку и ставил ее перед начлагеря. Цокал, довольный, языком.
— Приятного аппетита! — желал.
От одного запаха этого варева выворачивало так, что давление зашкаливало до смертельных высот. Сосуды в глазах лопались, но Чмок, вспоминая взгляд Ирэны, зачерпывал расплавленное сало ложкой и глотал его, сдерживая очередные рвотные позывы.
— Ты хоть хлебушка дай! — умолял Чмок.
— Никакого хлебушка! — не разрешал Ветеринар.
— Капустки квашеной! — плакал Хозяин.
— В этом и лечение состоит! — объяснял барановед. — Ничего, кроме жира!..
