Ромен Гари - Пожиратели звезд
На втором этаже было несколько комнат – их предоставляли в распоряжение самых отчаянных гринго, отважившихся подняться сюда с девицей, или тех, кто заказывал частный показ, чтобы чувствовать себя спокойнее. Они заставили его подняться по лестнице. Избивать его они не стали: не стоило труда. Великий маэстро прекрасно понял, с кем имеет дело. У Пепе определенно были самые увесистые кулаки в стране, а Арзаро так накачался героином, что зрачков у него практически не было.
– Не пугайте меня, – дрожащим голосом произнес маг, сражаясь с воротничком, который, похоже, душил его. – Не прикасайся ко мне, иначе я ничего не смогу для тебя сделать.
Он уже чувствовал себя увереннее. Лицо его приняло лукавое выражение. Они не посмеют трогать его. Он хорошо знает этих грязных индейцев – они глупы, суеверны и даже не умеют читать; ему известно, до какой степени его «власть» производит впечатление на эти инфантильные создания. Их наивность была практически безгранична. Нередко они поджидали его у дверей «Эль Сеньора», чтобы коснуться его одежды, что, по их мнению, принесет им счастье, или умоляли его вылечить их, сделать богатыми, дать им детей. Даже в Боливии, в те времена, когда профсоюзы Лешона особенно активно вели кампанию по просвещению, они приходили просить его. Ему это очень нравилось. В такие минуты он почти верил в собственное могущество.
Хосе отступил на шаг.
– Скажите ему, чтобы пришел, – произнес он. – Я хочу поговорить с ним.
Маг уже полностью овладел собой. Он подмигнул бандитам, и громкий смех сотряс его мощную грудь.
«Прекрасно, сейчас ты увидишь его, гаденыш», – подумал он.
Гипнотизеров, способных на такое, было немного. Из тех, кто мог исполнить подобный фокус, он знал лишь немца Крюгера. Вообще даже лучшие специалисты не могли обойтись без слов, громко произнося то, что они намеревались внушить субъекту гипноза; но они с Крюгером, оба будучи учениками француза Белладонна, не нуждались в этом. В некоторых случаях – естественно, тут необходима способность очень быстро оценить степень впечатлительности гипнотизируемого – они не произносили ни слова. Одержимые сами все делали, нужно было лишь отдать их на волю их собственного воображения.
Он поднял руки, затем отступил на шаг и посмотрел на Хосе.
Молодой индеец стоял перед ним, сжав кулаки, – тело напряжено, глаза закрыты, голова запрокинулась. Дыхание его стало прерывистым.
– Ты видишь его, не так ли? Он здесь. Ну же, поговори с ним. Скажи ему, зачем ты хотел видеть его… Почему просил его явиться? Чего ты хочешь?
В горячечных, сбивчивых словах индейца зазвучала вся вековая горечь, вся история его расы, ее надежд и непроглядной тьмы. Сам того не ведая, Хосе Альмайо произносил свою первую политическую речь, выражая всю боль народа, видевшего на своем веку лишь нищету; он говорил куда яснее авторов всех книг, посвященных условиям жизни этого народа, написанных языком цифр и раскрывавших факты: недостаток школ, самый низкий в мире уровень жизни, власть, принадлежащая разъезжающему в «кадиллаках» богатому меньшинству, темное невежество основной массы народа.
– Меня зовут Хосе Альмайо, – заговорил юноша срывающимся голосом. – Может быть, ты слышал обо мне. Чтобы тебе понравиться, чтобы получить от тебя талант, я сделал все, что смог придумать. Сделаю и больше. Научусь. Но мне нужно помочь. Я всего лишь кужон.
Чтобы подняться к вершинам, мне нужна твоя поддержка. Никогда еще не было индейца на вершине власти, никогда. Правительство, армия, полиция всегда бдительно следили за тем, чтобы этого не произошло. Ты всегда оказывал им содействие, и я не оспариваю их заслуг, я знаю, как они развращены и жестоки. Мне прекрасно известно, что народ добр, что он по-страшному вкалывает, но это не его вина, он просто не понимает. Ему сказали: это есть Господь – вот он в него и верит; эти голодранцы такие невежды. Но я-то знаю. У меня были хорошие учителя, которые объяснили мне это. Я повидал мир. Я понял. Знаю, что нужно делать. И готов к этому.
Пепе и Арзаро, чуть не обкакавшись со страху, смотрели на него. Даже сам маэстро несколько опешил. Он достал из жилетного кармана зубочистку и принялся ее жевать, в некотором замешательстве разглядывая мощную квадратную фигуру, руки со стиснутыми кулаками и словно высеченное из гранита лицо, почти угрожающе воздетое к небу. Все это ему отнюдь не нравилось; ну совсем не нравилось. Этот балбес стал вдруг похож на один из тех плакатов Сикейроса, которые ему довелось в свое время видеть в Мексике. Неудивительно, что Сикейроса упрятали за решетку. Такие люди способны подорвать весь мир. Вот так – сжав кулаки и воздев глаза к небу – стоят миллионы индейцев на всей протяженности Южноамериканского континента; тот день, когда они наконец обратят свой взор на землю, ничего хорошего не сулит. Славненькие начнутся дела, стоит только им догадаться совместно пустить в дело свои кулаки. К счастью, они еще слишком глупы и не знают, где истинный источник власти: в их кулаках. Они слишком невежественны, суеверны, совсем как этот молодой кужон, который пытается заключить сделку с Дьяволом – простеньким порождением своего примитивного разума – предлагая продать ему душу.
"Задумывался ли ты когда-нибудь о том, стоит ли она чего-нибудь, твоя грязная душонка?
– размышлял великий маэстро, поигрывая зубочисткой во рту. – Да никто ее у тебя не купит, дурачок. Некому покупать. К тому же и рынок перенасыщен – никакие хитрости тебе не помогут. Можешь оставить ее при себе. Можешь засунуть ее себе в задницу. Она и так у тебя из дерьма слеплена".
Когда Хосе вышел из транса, маг уже предусмотрительно улизнул. Двое других индейцев даже не заметили, как он исчез. Пепе, стуча зубами, обливаясь потом, не сводил глаз со своего шефа, а Арзаро так струхнул, что, поддавшись простому защитному инстинкту, выставил перед собой нож.
– Где он?
Индейцы дружно сглотнули слюну:
– К… к-к-к-то?
– Где колдун? Как вы позволили ему уйти?
Они изумленно огляделись. Они не видели, чтобы он уходил. Должно быть, щелкнув пальцами, он просто растворился в воздухе. К тому же в комнате стоял странный запах – пахло горелым. Все трое вполне определенно почувствовали это.
Сигара мага прожгла ковер.
Хосе бросился наружу и рванул прямиком в «Эль Сеньор», но маг туда и не заглядывал.
Второпях забрав из гостиницы вещи, он уже катил к аэродрому. Срок ангажемента еще не совсем истек, но артист не был сумасшедшим и не собирался расстаться со своей шкурой в этой грязной стране. Тем не менее он надолго запомнил, как юный индеец, исполненный веры, сжав кулаки, стоял посреди комнаты с выражением мрачной решимости на лице. И не испытывал ни малейшего желания встретиться с ним вновь.
Великий маэстро произвел на Хосе столь сильное впечатление, что парень начисто забросил свой порнобизнес в кино и попытался найти работу в среде артистов, обладавших истинным талантом и необычайным дарованием, – в смутной надежде найти среди них кого-нибудь, кто смог бы помочь восстановить прерванный контакт. Он проявлял такую активность, что владелец «Эль Сеньора» послал его на поиски в провинцию, потом – в Санто-Доминго и на Гаити, где он и обнаружил неразлучного со своим барабаном Малыша Луи. Почти каждую ночь ему снился сон. Какие-то фигуры во фраках и цилиндрах, словно намереваясь его обследовать, склонялись над его изголовьем и проникали в самые глубины души, дабы убедиться в том, что у него есть все, что необходимо, в том, что у него есть дарование и он заслуживает места среди сильных мира сего. Он по-прежнему занимался торговлей наркотиками, и теперь на него работало пять девочек, но конкурентов было слишком много и начинающему приходилось туговато. Время от времени он по-прежнему наведывался в магазинчик исторических документов, расположенный за площадью Освободителя, и серьезными, полными уважения глазами буквально пожирал фотодокументы, портреты всех крупных деятелей национальной истории, политиков, генералов, снискавших славу своей жестокостью и жадностью и сумевших в этой жизни преуспеть. Уже тогда он решил стать великим.
Он стал уделять большое внимание бушевавшей в ту пору антиамерикански пропаганде, и Соединенные Штаты живо заинтересовали его. На рынках он всегда останавливался, чтобы послушать политических агитаторов, объяснявших индейцам, что представлять себе Дьявола с рожками и раздвоенными копытцами – детская глупость: нет, Дьявол сидит за рулем «кадиллака» , курит сигары – это крупный американский делец, империалист, владеющий той самой землей, на которой крестьяне надрываются от работы, ценою долларов он вечно пытается купить души людей, их совесть, их пот и кровь, подобно тому как «American Fruit Company» монополизирует сбыт бананов и получает их чуть ли не даром. Такие речи производили на Хосе сильное впечатление; он стал иначе, с особым уважением, относиться к американским туристам и даже сумел вступить в контакт с одним молодым гринго из «American Fruit Company».
