Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
В доме управляющего собралось много народу, прибывали в основном важные люди, и в первую очередь надсмотрщики — Заклат, Хамуда, Баракат, аль-Лейси и Абу Сарии. Все только и говорили, что о змеях. Абу Сарии сказал:
— Наверняка что-то случилось на горе, раз змеи расползлись по всей улице.
— Всю жизнь мы жили рядом с горой, но ничего подобного не было! — кричал Заклат, не зная, на кого выплеснуть свой гнев. То, что пострадал его сын, привело его в ярость. Хамуда до сих пор прихрамывал на ужаленную ногу. Остальными же просто овладел страх, и они покинули свои дома, утверждая, что для жилья они теперь непригодны.
Наконец пришел Габаль со своим мешком. Поздоровавшись со всеми, он остановился напротив управляющего и его жены, выразив им свое почтение.
Управляющий не мог даже смотреть на Габаля. Ханум же сказала:
— Говорят, Габаль, что ты можешь изгнать змей из наших домов.
— Кое-чему я научен, госпожа, — спокойно ответил Габаль.
— Я позвала тебя, чтобы ты очистил дом от этих гадов.
Габаль вопросительно взглянул на аль-Эфенди:
— А господин управляющий дозволит?
Сдерживая возмущение, аль-Эфенди выдавил из себя: «Да».
Подстегиваемый Заклатом вперед выступил аль-Лейси:
— А как же дома остальных? Как же наши жилища?
— Я готов оказать услуги всем, — ответил Габаль.
Раздались возгласы благодарности. Габаль внимательно вгляделся в лица собравшихся и сказал:
— Наверное, не нужно напоминать, что все имеет свою цену. Ведь так заведено на нашей улице?
Надсмотрщики недоуменно посмотрели на него.
— А чему вы удивляетесь? — спросил Габаль. — Вы берете налог за охрану улицы, а управляющий имеет свою долю с имущества.
Было очевидно, что надсмотрщики не в том положении, чтобы высказывать все, о чем так выразительно говорили их взгляды. Однако Заклат спросил:
— Чего ты хочешь за свою работу?
— Мне деньги не нужны, — ответил он. — Однако я возьму с вас слово чести, что вы будете уважать род Хамдан и признаете за ними право на имущество.
Наступила тишина. Казалось, сам воздух дышит затаенной злобой. Ханум не могла больше скрывать волнение, а аль-Эфенди опустил глаза в пол.
— Не думайте, что я вероломно что-то у вас отбираю, — продолжил Габаль. — Мы ваши братья, и мы ущемлены в правах. Страх, который выгнал вас из дома, — это лишь частичка того, что ежедневно испытывают ваши собратья, влача свое жалкое существование.
В их глазах сверкнули молнии гнева. Абу Сарии закричал:
— Я приведу вам заклинателя змей! Но придется пару дней ночевать на улице, его деревня далеко.
— Как же мы все будем ночевать на улице несколько ночей? — вмешалась ханум.
Аль-Эфенди нервничал, обдумывая свое положение и подавляя эмоции, бушевавшие у него внутри. Вдруг он обратился к Габалю:
— Даю тебе слово чести. Приступай к делу!
Надсмотрщики удивились, но в данной ситуации промолчали, скрыв свои мысли и опасения. Габаль же приказал всем отойти в дальний угол сада и освободить ему дом. Он разделся и стал таким же нагим, как в тот день, когда ханум подобрала его в канаве с дождевой водой. Габаль переходил с места на место, из комнаты в комнату, где-то тихо посвистывая, где-то нашептывая непонятные слова.
— Это он наслал змей на наши дома, — шепнул подошедший к управляющему Заклат.
Управляющий сделал ему знак замолчать, ответив только:
— Пусть выгонит этих тварей!
Змея, прятавшаяся в отверстии на потолке, покорно выползла к Габалю. Другую он вынес из кабинета, намотав ее на руку. Вернувшись в гостиную, он спрятал обоих гадов в мешок, оделся и встал, ожидая, пока все соберутся.
— Пойдемте, очистим ваши дома, — обратился он к ним и повернулся к ханум со словами: — Если бы не бедственное положение моего рода, я бы не ставил условий.
Подойдя к управляющему, он приветствовал его поднятой рукой и смело напомнил:
— Обещание благородного — долг!
Габаль вышел. Присутствующие последовали за ним.
40
На глазах у всех жителей улицы Габаль успешно очистил их дома от змей. Каждый раз, как змея сдавалась перед ним, раздавались радостные крики и песни, и новости проносились от Большого Дома до самой аль-Гамалии. Когда Габаль закончил свою работу и вернулся домой, юноши и ребятня встретили его аплодисментами и песней:
Габаль — защитник несчастных,Габаль — повелитель змей!
Пение и рукоплескания продолжались и после того, как Габаль скрылся за дверью, и это не осталось незамеченным надсмотрщиками. Как только сторонники Габаля вышли на улицу, Хамуда, аль-Лейси, Абу Сарии и Баракат обрушились на них с проклятиями и ругательствами, разогнав всех по домам пощечинами и пинками. На улице не осталось никого, только собаки, кошки да мухи. Люди спрашивали, в чем дело? Почему надсмотрщики наказали тех, кто восхищался добрыми делами Габаля? Сдержит ли управляющий данное Габалю обещание, или это станет началом его страшной мести? Все эти вопросы задавал себе и Габаль. Он собрал у себя Хамданов для того, чтобы решить все сообща. А в это же время Заклат, сжигаемый ненавистью, обращался к управляющему и его жене:
— Никого из них нельзя оставлять в живых!
Лицо аль-Эфенди выражало одобрение.
— А как же слово чести, которое дал управляющий? — спросила ханум.
Заклат помрачнел так, что его лицо перестало быть похожим на человеческое.
— Народ подчиняется силе, а не чести, — ответил он.
— Они будут сплетничать о нас и вернутся сюда, — проворчала ханум.
— Пусть говорят, что хотят. Когда они нас не обсуждали? Каждый вечер в кофейнях они ругают нас и смеются над нами, но стоит нам появиться на улице, как они пресмыкаются. Перед силой, а не от восхищения нашей честью.
Аль-Эфенди недовольно взглянул на жену:
— Именно Габаль напустил этих змей, чтобы диктовать нам свои условия. Все об этом знают. Кто же заставит нас держать слово, данное обманщику и наглому мошеннику?
— Госпожа, не забывайте, что если Габалю удастся вырвать у нас права рода Хамдан, то и остальные в квартале не успокоятся, пока не получат свою долю имения. Тогда оно будет для нас потеряно, пропадем и все мы, — предостерег Заклат, скривив уродливую мину.
Аль-Эфенди сдавил четки так, что они затрещали.
— Не оставляй никого из них в живых! — снова крикнул Заклат.
Надсмотрщиков пригласили в дом Заклата. Следом подтянулись их помощники. По кварталу разнесся слух, что Хамданам готовится страшная участь. Мужчины толпились на улице, женщины выглядывали из окон. Но у Габаля уже созрел план. Вооруженные дубинками и камнями мужчины рода Хамдан собрались во внутреннем дворе. Женщины засели в комнатах дома и на крышах. У каждого была своя задача, которую он должен был выполнить. Любая ошибка, если что-то пойдет не так, могла обернуться гибелью рода. Все заняли свои места вокруг Габаля. Заметив, что нервы у людей на пределе, Габаль еще раз напомнил им, что аль-Габаляуи поддерживает их и обещает успешный исход, если они покажут свою силу. Его слова возымели на Хамданов действие: кто-то поверил ему, а кто-то подумал, что терять-то уже нечего. Поэт Радван шепнул на ухо Хамдану:
— Боюсь, ничего из этого не получится. Не лучше ли закрыть ворота и атаковать с крыш и из окон?
Хамдан пожал плечами:
— Тогда мы окажемся в ловушке и умрем от голода!
Он подошел к Габалю с вопросом:
— Ворота оставлять открытыми?!
— Настежь! И отбросьте сомнения! — ответил Габаль.
Холодный ветер дул так, что был слышен его вой. Тучи быстро бежали по небу, будто их кто-то гнал. Все вопрошали: будет ли ливень? Собравшиеся снаружи шумели так, что заглушали собачий лай и мяуканье котов.
— Шайтаны идут! — предостерегающе выкрикнула Тамархенна.
Заклат, окруженный надсмотрщиками, действительно вышел из дома. За ними следовали их пособники с дубинками в руках. Они медленно миновали Большой Дом и свернули к кварталу Хамданов, где их с ликованием встретила толпа. В кричащей толпе были свои группировки — тех, кто приветствовал побоище и предвкушал кровопролитие, но их было меньшинство, и тех, кто завидовал Хамданам, претендовавшим на особое положение на улице. Но почти все питали ненависть к надсмотрщикам, затаив на них зло, и лицемерно выражали поддержку только из страха. Заклату не было до них никакого дела. Он шел уверенным шагом, пока не остановился у дома Хамдана и не выкрикнул:
— Если среди вас есть мужчина, пусть выходит!
Из окна ему ответил голос Тамархенны:
— Дай нам еще раз слово чести, что пальцем не тронешь того, кто выйдет!
Заклат разозлился: нищая Тамархенна высмеивает его слово чести.
— Что, никто, кроме этой потаскухи, мне не ответит?!
