Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Вот эту вопросительную интонацию в конце только и помнил достоверно Пирошников, вся же остальная фраза, по всей вероятности, была придумана им сейчас самостоятельно.
Так или иначе, но начало нити нашлось, и молодой человек осторожно, чтобы не оборвать, начал вытягивать ее из памяти и распутывать клубок. Последними своими словами женщина, как ему хотелось верить, приглашала его ответить или, во всяком случае, как-то продолжить разговор, причем, как ни странно, в ее словах Пирошникову почудилась доброжелательность. Он было подумал, что она… словом, он подумал нехорошо, будто у женщины были какие-то свои намерения, когда она так отвечала, но Пирошников отогнал эти мысли, тем более что дальнейший ход беседы их никаким образом не подтверждал.
Пирошников вспомнил свой ответ, назвав его сейчас с усмешкой монологом; впрочем, досады на себя за этот монолог он не испытал, наоборот, — впервые, кажется, его слова были просты и шли от сердца, находя сочувствие (он замечал его), хотя и не предназначались для сочувствия специально.
— Погодите, постойте здесь! — говорил Пирошников. — Постойте здесь и выслушайте меня. Я вовсе не хочу ничего дурного, поэтому останьтесь и, ради бога, не обращайте внимания, что я пьян. Понимаете, я часто думаю, что вот пройдут еще пять лет, десять лет — я не знаю сколько, — и все! Ничего больше не нужно будет, понимаете, не нужно — ни любви, ни славы, ни цели никакой, потому что человек, я думаю, умирает рано, задолго до той смерти, которую одну и боятся. А что, если так и скиснешь, перебродишь весь, никого не встретив и не сделав ничего? Понимаете, сделать-то можно только вместе. Я хочу сказать, что Сначала нужно повстречать кого-то, а потом уже все, на что ты способен и ради чего живешь — да! да! не смейтесь! — оно выплеснется само… Я так бессвязно говорю, простите, но вы не можете знать, сколько раз я обманывался, а теперь не хочу!.. Я сегодня почувствовал что-то странное — с вами случалось? — вдруг представилось, что все уже было, и не один раз. И лица те же, и разговоры, и мысли… Очень странно показалось, и я ушел. Я вам это говорю не для того, чтобы заинтересовать, увлечь. Я так именно никому не говорил, а вот увлекать пытался, но не вышло! Не вышло один раз, потом другой, потом понял, что есть во мне нечто, не устраивающее женщин, — я над этим размышлял и пришел к выводу, довольно скверному для себя. Я… а что это я все про себя? Про меня вы и сами поймете, если уже не поняли…
Произнесши такую речь, Пирошников, кажется, повернулся и зашагал вниз с моста, не оборачиваясь. Зачем он это говорил? Добро бы, говорил на трезвую голову, тогда и поверить можно, но пьяному языку верить — в этом свою собеседницу Пирошников заподозрить не мог, поэтому он удивился и обрадовался, когда услышал, что женщина идет за ним. Тут снова дурные мысли полезли в голову, и уже представилась этакая небывалая по легкости победа; представилась, конечно, не без сожаления, что опять ошибся, опять не ту встретил… одним словом, все зря было, пусть хоть так кончится!
Он уже почти был готов поверить этому и уже прикидывал, должно быть, куда можно в такой час повести свою спутницу — домой ли к себе или к приятелю на Фонтанку, потому что до Фонтанки как-никак ближе… но здесь, догнав его, поскольку он замедлил шаг, женщина сказала несколько слов, которых оказалось достаточно, чтобы молодому человеку стало стыдно своих мыслей. Но что же она сказала? Опять провал! Кажется, некую простую и глубокую (на его вчерашний взгляд) мысль. Может быть, она сказала так:
— Если нужно ладить с соседями, которых видишь-то не каждый день, то, наверное, прежде нужно ладить с собой. Ведь вы с собой всю жизнь, и всю жизнь мучаетесь! Так нельзя! Не относитесь к себе плохо, тогда и другие…
Короче говоря, что-то в этом роде она сказала Пирошникову, и дело было совсем не в словах, а в голосе, в тех необыкновенно успокаивающих и доверчивых интонациях, каких давно уже он не слышал.
Все! Все! Все! Больше ничего наш герой не вспомнил, сколько ни пытался. Смутно, скорее осязанием, кожей, помнил ее руку — тонкие пальцы с ноготками, хрупкое запястье — но где и когда он коснулся этой руки? Дальше было утро, раскладушка, серая комната, не поймешь какая, в комнате никого нет, коридор на ощупь, замок такой, что черт не разберет, и лестница… Однако что это за лестница?
И только Пирошников подумал это, как перед его глазами возник корабль с тремя мачтами, но без парусов, нарисованный мелом на стене.
Он мог бы дать честное слово, что видел где-то совсем недавно точно такой корабль, и первым делом подумал, что опять, как вчера, начинаются неприятные повторения в памяти, но на этот раз впечатление от нарисованного корабля было настолько свежо, а сам корабль с острым носом и наклоненными почему-то вперед мачтами был настолько оригинален, что потребовалось лишь легкое усилие, чтобы вспомнить его, и тогда Пирошников похолодел, а лицо его омертвело. И сразу же, перегоняя друг друга и торопясь, застучали в уме вопросы и, тычась без ответа, тут же наскоро перерастали в подозрения: где он? Почему так долго спускается? Кто все это подстроил? Не болен ли он? Почему нет парусов? Что делать? Тут вспомнилась и кошка, та, вторая, и крышечка без молока, и почудилось, что тишина на лестнице как-то по-особенному зловеща, а в ней глухо отдаются и шаркают его шаги. Молодой человек пустился бежать вниз, выбрасывая ноги мягко, чтобы не оступиться в темноте, и, пробежав еще этажа три, вдруг остановился, наткнувшись снова (конечно же, конечно!) на кошку.
Черт-те что! — воскликнет читатель, которому, несомненно, не слишком-то понравятся эти кошки, разбросанные по лестнице то там, то сям. Да и лестница сама! Надо еще выяснить, что это за лестница, не очень уж часто попадаются добрым людям такие лестницы, и прочее, и прочее, и прочее.
Все дело в том, что и нашему молодому человеку вдруг смертельно захотелось разъяснить эти же вопросы, но, согласитесь, положение у него было куда хуже, чем у вас, читатель! Поэтому мы не будем судить его слишком строго за то, что он не отринул сразу же и бесповоротно самую возможность существования подобной лестницы, ибо она была вот тут, перед глазами, а попытался выбраться из этого неприятного положения.
Итак, кошек теперь было три ровным счетом, но Пирошников (надо отдать ему должное) в одно мгновение понял, словно уже был подготовлен к этой мысли, что кошка-то на самом деле одна, и, чтобы проверить это предположение, он, схватив мирно дремавшую кошку в охапку, бросился бежать вверх. Он захотел удостовериться в том, что кошка, будучи прикрепленной к определенному месту (будучи локализованной в пространстве, как выразился бы математик, а Пирошников по образованию, правда, незаконченному, был не чужд математики), итак, что эта кошка не обладает способностью раздваиваться, а лишь существует в различные моменты времени на одной и той же лестнице. Короче говоря, молодой человек догадался, что кошка самая обыкновенная, а винить во всем следует именно лестницу. И точно! Пробежав некоторое расстояние вверх, Пирошников снова увидел крышечку из-под молока, вроде бы оставленную им ниже, но кошки рядом не было. Поставив кошку рядом с крышечкой, Пирошников, уже не очень торопясь, как ни странно, почти довольный разгадкой, спустился вниз, чтобы опять на старом месте повстречаться с кошкой.
«Все в порядке!» — подумал он, хотя до порядка было еще довольно далеко и предстояло решить главный вопрос: как выбраться из этого замкнутого круга?
Пирошников присел на ступеньку, чтобы все обдумать, и только теперь начал понимать, насколько серьезны его дела. То есть он не допускал мысли, что на самом деле существует какая-то особенная лестница без начала и конца, — он подумал гораздо проще, а именно: продолжаются вчерашние штучки, видимо, что-то случилось с головой, вообще нужно кончать с этим делом, не пить и не гулять неизвестно где по ночам.
Но такие трезвые суждения не продвинули его в разрешении вопроса. Захотелось курить. Он помял сигарету в руках и оглянулся по сторонам, словно надеясь найти кого-то. Почти в ту же минуту Пирошников услышал внизу шаги. Заглянув в пролет, он увидел сначала руку на перилах, которая совершала размеренные скачки вверх, а, потом и человека в серой шапке и кожаном пальто, поднимавшегося к нему. Пирошников встал, успев подумать, как нелепо и, возможно, подозрительно выглядит он в этот утренний час на лестнице именно потому, что никуда не идет. Однако человек не обратил на него никакого внимания и продолжал свой уверенный подъем. Когда он прошел мимо и находился уже выше Пирошникова, тот остановил его вопросом:
— У вас не найдется спичек?
Традиционный вопрос всех подозрительных личностей! Пирошников и об этом успел подумать, но лучшего вопроса не нашлось. Тем не менее человек, остановившись, порылся в карманах и ответил, что спичек нет. Он уже было поднял ногу, чтобы продолжить шествие, но раздумал и сказал: