Маргарет Этвуд - Орикс и Коростель
— Не обращай внимания, приятель, — сказал папа. — Ее воротничок душит. Скоро успокоится. Пойдем лучше поедим мороженого. — Так они и сделали, купили ежевичное мороженое в стаканчиках с красно-синими птицами. Стаканчики делались вручную в Мексике, их не стоило класть в посудомоечную машину, чтобы краску не смыть. Джимми доел мороженое — хотел показать папе, что все в порядке.
Женщины и их воротнички. То холод, то духота в странной, мускусной, цветочной стране у женщин под одеждой. Необъяснимо, таинственно и очень важно — так считал папа. Но никто почему-то не говорил, что и мужчине бывает душно, об этом даже не упоминали — по крайней мере, когда Джимми был маленьким, — разве что папа мог сказать: «Выдохни». Почему? Почему никто не вспоминает, что мужчинам тоже душно и у них тоже есть воротнички? Гладкие воротнички с острыми краями, с ужасной темной и колючей изнанкой. Джимми не помешала бы парочка теорий на этот счет.
На следующий день папа отвел его в парикмахерскую — на фотографии в витрине симпатичная девушка надула губы. Черная футболка сползла с одного плеча. Угольно-черные глаза смотрели жестко, волосы топорщились, точно иглы у дикобраза. В парикмахерской весь пол в волосах — их шваброй собирали в кучи. Сначала на Джимми надели черный фартук, вроде слюнявчика, и Джимми обиделся, не хотел походить на маленького. Парикмахер засмеялся и сказал, что это не слюнявчик. Разве Джимми когда-нибудь видел детишек в черных слюнявчиках? Ну, тогда ладно; Джимми подровняли искромсанную шевелюру. Может, этого он и добивался — чтобы его подстригли покороче. Парикмахер что-то вылил ему на голову, чтобы волосы торчали. Это что-то пахло апельсиновыми корками. Джимми улыбнулся своему отражению в зеркале, потом нахмурился.
— Парень не промах, — сказал парикмахер, кивнув отцу Джимми. — Просто тигр. — Он стряхнул волосы Джимми на пол к остальным волосам, затем изящно сдернул черный фартук и снял Джимми с кресла.
Когда жгли костер, Джимми очень волновался за животных — думал, что им очень больно. Нет, сказал папа. Это мертвые животные. Как стейки и сосиски, только со шкурами.
А головы, подумал Джимми. У стейков не бывает голов. С головами — совсем другое дело. Ему казалось, на него укоризненно смотрят горящие звериные глаза. И он решил, что все это — костер, запах гари и, главное, страдающие звери в отсветах пламени — его вина, потому что он и не пытался их спасти. Но в то же время костер восхищал — он светился, как рождественская елка, как горящая рождественская елка. Джимми надеялся, еще будет взрыв, как по телевизору.
Папа держал его за руку.
— Подними меня, — сказал Джимми. Отец решил, что его нужно утешить, — так оно и было, и папа взял его на руки и обнял. Но еще Джимми хотелось получше рассмотреть костер.
— Вот так все обычно и заканчивается, — сказал папа Джимми, но обращался не к Джимми, а к другому человеку. — Стоит только начать. — Папа Джимми явно сердился, как и человек, с которым он разговаривал.
— Говорят, это нарочно сделали.
— Не удивлюсь, если и так, — сказал папа Джимми.
— А можно я возьму коровий рог? — спросил Джимми. Он не понимал, почему должны пропадать такие хорошие рога. Он даже хотел попросить сразу два, но не рискнул.
— Нет, — ответил папа. — Не в этот раз, приятель. — Он похлопал Джимми по ноге.
— Поднять цены, — сказал человек. — Сделать на этих убийствах деньги, как-то так.
— Еще каких убийствах, — сказал отец Джимми с отвращением. — А может, просто выходка чокнутых. Какой-нибудь культ, кто его знает.
— А почему нельзя? — спросил Джимми. Никому больше ведь не нужны эти рога. Но папа проигнорировал его вопрос.
— Вопрос в том, как им это удалось? — сказал он. — Я думал, Компаунд запаяли, как бочку.
— И мне так казалось. Мы же им платим, и немало. И куда они смотрели? Им не за то платят, чтоб они дрыхли, как сурки.
— Может, подкупили охрану, — сказал отец Джимми. — Я думаю, проверят банковские счета, хотя такие деньги только последний дурак в банк положит. В любом случае, полетят головы.
— Да, шерстить будут, не дай бог никому. Не хотел бы я оказаться на их месте, — сказал человек. — А кто сюда снаружи приходит?
— Ремонтники. И службы доставки.
— Наверное, они все это внутрь и провезли.
— Да, я такую версию слышал, — сказал отец. — Но это какой-то новый паразит. Мы уже получили биопринт.
— В эту игру могут и двое играть, — сказал человек.
— Да сколько угодно может быть народу, — ответил отец Джимми.
— А зачем они сожгли коров и овец? — спросил Джимми на следующий день. Они завтракали втроем, так что, судя по всему, это было воскресенье. По воскресеньям папа с мамой завтракали вместе.
Отец Джимми как раз пил вторую чашку кофе и чиркал по листку с цифрами.
— Их нужно было сжечь, — ответил он, — чтобы оно не распространялось.
Он даже не взглянул на Джимми — возился с карманным калькулятором, рисовал карандашом.
— Что не распространялось?
— Заболевание.
— А что такое заболевание?
— Заболевание — это, к примеру, когда ты кашляешь, — сказала мама.
— А если я буду кашлять, меня сожгут?
— Скорее всего, — ответил папа, перевернув страницу.
Джимми испугался, потому что кашлял всего неделю назад. И мог закашляться в любой момент, в горле уже першило. Он вдруг увидел, как у него горят волосы — не отрезанная прядь на блюдце, а все волосы, прямо на голове. Он не хотел оказаться в одной куче с коровами и овцами. Он заплакал.
— Сколько раз тебе повторять одно и то же? — сказала его мама. — Он еще слишком маленький.
— Да-да, папочка опять чудовище, — ответил папа. — Это была шутка, приятель. Ну, знаешь — шутка? Ха-ха.
— Он не понимает таких шуток.
— Что значит «не понимает»? Разумеется, он все понимает. Правда ведь, Джимми?
— Ага, — ответил Джимми, хлюпая носом.
— Оставь папочку в покое, — сказала мама. — Папочка думает. Ему за это платят. А на тебя у него нет времени.
Его отец отшвырнул карандаш.
— Ну сколько можно?
Мама бросила зажженную сигарету в полупустую чашку с кофе.
— Пойдем, Джимми, прогуляемся. — Она взяла Джимми за руку и вышла на улицу, с нарочитой осторожностью прикрыв дверь. Даже пальто не надела. И шапку тоже. Только халат и тапочки.
Небо в тот день было серое, дул холодный ветер, мама шла, опустив голову, и ветер трепал ей волосы. Они обогнули дом и пошли прямо через мокрый газон, мама шагала очень быстро и по-прежнему держала Джимми за руку. Будто существо с железными когтями тащит куда-то в бездну. Джимми было плохо, казалось, все вокруг вот-вот развалится и вихрем унесется прочь. Но еще ему было весело. Он смотрел на мамины тапочки, к которым уже прилипла мокрая земля. Если б он так заляпал себе тапочки, наверняка получил бы взбучку.
Они пошли медленнее, а потом вообще остановились. Мама заговорила спокойно и тихо, словно учительница по телевизору. Значит, вне себя от злости. Болезнь, сказала мама, нельзя увидеть, она очень маленькая. Может летать по воздуху или спрятаться в воде или на грязных руках маленьких мальчиков, поэтому нельзя ковыряться в носу, а потом класть пальцы в рот, и нужно обязательно мыть руки после туалета, и нельзя вытирать…
— Я знаю, — сказал Джимми. — Можно я домой пойду? Мне холодно.
Но мама будто не слышала. Болезнь, продолжала она тем же спокойным ровным голосом, болезнь попадает к тебе внутрь и все там меняет. Она переделывает тебя, клетка за клеткой, и клеткам становится плохо. А поскольку ты весь состоишь из маленьких клеток, которые работают вместе, чтобы ты жил, если много клеток заболеет…
— У меня может кашель начаться, — сказал Джимми. — Прямо сейчас! — И он закашлялся.
— Ладно, неважно, — ответила его мама. Она часто пыталась объяснять ему разные вещи, но у нее не хватало терпения. Их обоих тогда корежило. Он сопротивлялся, делал вид, что не понимает, даже когда понимал, он притворялся глупым, он не хотел, чтоб она сдавалась. Хотел, чтоб она была храброй, достучалась до него, пробила стену, которую он выстроил между ними, двигалась вперед.
— Я хочу услышать про маленькие клетки, — он ныл, ныл, насколько смел. — Хочу!
— Не сегодня, — сказал она. — Пойдем в дом.
«Фермы ОрганИнк»
Отец Джимми работал на «Фермы ОрганИнк». Он был генографом, одним из лучших специалистов в этой области. Он начал работать над генетической картой протеома сразу после колледжа, а потом помогал выводить Мафусаилову Мышь в рамках «Операции Бессмертие». После этого, уже на «Фермах ОрганИнк», он стал одним из создателей проекта «Свиноид», работал над ним вместе с командой микробиологов и экспертов по трансплантации, которые специализировались на борьбе с разного рода инфекциями. Животное назвали свиноидом: официальное название — «супрессируемый мультиорганифер», но все говорили «свиноид». Иногда «Фермы ОрганИнк» называли «Фермами ОрганСвинк», но это случалось реже. В любом случае, то были не совсем фермы — не такие, как рисуют на картинках.