Ольга Гуцол - Пуговица
Здания создаются для разных целей, а парки — только для счастья, считала я. Именно поэтому я ими и занималась.
Проект уже был готов, когда на меня обрушилось сведенье, что территорию под него продали. И там теперь будет застройка.
Я пришла на градосовет, где рассматривали новый проект на это место. Проект очень-очень плотной застройки.
В зале было много народу. Всё это были мои коллеги, архитекторы. В основном мужчины, и в основном известные. Заслуженные и почётные. Седые волосы, кругленькие животы, очень серьёзные лица. Цвет нации, интеллигенция.
Из всего зала только одна я выступала против этого проекта застройки. Утверждала, что это — последнее место для парка в городе. Если его застроить, больше нигде в городе не останется никакой природы. Что огромное число жителей не смогут…
Эх, да какая теперь разница, что я там говорила. Все мужчины проект одобрили. Все до единого. А один уважаемый архитектор, построивший в городе множество зданий, даже сказал:
— Не слушайте вы её. (Имелась в виду я.) У неё корыстные цели. Знаем мы этих озеленителей тайги. То, что в городе зелени не хватает, — чушь собачья. Кому не нравится, пусть уезжает вон из города. В городе другие ценности. В городе главное — что земля дорогая.
После градосовета я подошла к своему бывшему однокашнику. Он теперь был тоже солидным, седым и с животиком. К тому же он был главным архитектором города.
Я ткнула его пальцем в грудь и сказала:
— А я ведь могу убить тебя.
— Попробуй, — ответил он, усмехаясь.
Звонок раздался, когда я лежала бревном на диване лицом вниз.
Звонила дочь из Питера.
— Мама, я с ним вчера говорила. Он сказал, что ты можешь выходить на работу хоть завтра.
И поскольку я промолчала в трубку, добавила:
— Ну сколько же можно, в конце-то концов? Пообещай мне, что завтра начнёшь продажу квартиры.
Лето шло к своему закату, а до отъезда оставалась пара недель, когда я, наконец, решилась.
Ранним субботним утром я села в машину и выехала за город. Было ещё темно. Я направлялась к нашему водохранилищу.
Есть там у меня любимое место в одном заливе, где много летних часов я провела счастливо. Вот туда-то я и решила попасть.
На рассвете я припарковала машину на последней стоянке. На плоском крутом берегу стайкой цветных птичек стояли палатки. Кое-где ещё теплились костерки, и всюду валялось огромное количество мусора.
Когда я проходила мимо, из одной палатки молодой парень вывел согбенную девушку, и её тут же вырвало под первым кустом. Неподалёку у костра спал пьяный красавец в трусах и одной кроссовке. Его уже округлившийся животик лежал на груде бутылок. Вместе с ветром я вдыхала запахи хвои, воды и пьяного перегара.
Я долго шла знакомой тропинкой по-над обрывом. В воздухе всё ясней проступали деревья, между стволов блестела вода, и луна бледнела на небе. К своему любимому месту я подошла, когда вот-вот уже должно было взойти солнце.
Я встала на берегу, сняла свой маленький рюкзачок и достала из него газетный свёрток. Я медленно развернула его и сунула бумагу обратно. Положила алмаз на раскрытую ладонь. Он занял больше её половины. Другой рукой я достала из кармана ветровки маленький листок из блокнота.
— Ты слышишь меня? — тихо спросила я.
— Ну слышу. — возник в голове голос. Почему-то он был уже не такой тонкий, как раньше.
— Слушай моё третье желание.
— Слушаю и повинуюсь.
Я помолчала, соображая, не означает ли это иронию, набрала полные лёгкие надводной прохлады и по бумажке прочла:
— Я хочу видеть планету Земля чистой, счастливой, прекрасной, со счастливыми, чистыми и прекрасными людьми, живущими на ней во всех временах и пространствах.
Стало тихо.
Стало так тихо, что мне показалось: даже воздух замер, пытаясь осознать, что я такое брякнула.
Я помолчала немного, вслушиваясь в тишину, и зачем-то спросила камень:
— Ну что, слабо тебе?
— Ну… Подумать надо, однако, — ответил алмаз как-то не очень уверенно. — Слушай, а ты что, правда, что ли, в землю меня собралась закопать?
— Ну да, — растерялась я.
В рюкзачке у меня для этого даже был приготовлен совочек, которым я грунт в цветочные горшки насыпаю.
— Не надо меня закапывать, — задумчиво сказал камень. — Лучше в воду брось. С водой легче работать.
— А, ну да, ты же брильянт чистой воды, — вздохнула я.
И мы помолчали. Он был такой красивый у меня в руке, я так давно его не видала, и я подумала, как много работы я сейчас на него нагрузила.
— Ну что же ты медлишь? — спросил камень.
— Думаю, что ещё забыла тебе сказать.
— Раньше думать надо было, — проворчал камень. — Бросай.
— Да, да, конечно.
Я ещё помолчала, поглаживая бриллиант пальцами.
— Прощай.
— Пока, — ответил он.
Я подошла к самой кромке воды, размахнулась что было сил и швырнула свой камень как можно подальше в воду.
Он летел как-то очень уж долго. Я даже успела подумать, что у меня нет таких физических сил, чтобы так далеко его бросить.
Он упал где-то аж на середине залива. От этого места пошли такие круги, как будто туда огромная глыба упала.
«Фантастика», — подумала я и стала уже раздеваться, чтобы успеть искупаться перед возвращением в город, как опять услышала в своей голове:
— Слушай, а ты не задумывалась о том, что для исполнения твоего желания придётся как-то наказывать людей, а?
Я как была с одной снятой штаниной, так и замерла.
Разумеется, об этом я не подумала.
— Э-э-э-э… Ну ты там это… как-то так, не очень-то… как-нибудь так, бережно. Э-э-э… мягко. Не горячись, а? — ответила я.
— А это уже четвёртое желание, — усмехнулся в голове голос.
Он почему-то был похож на мужской, хоть и высокий.
А вскоре после того грянул всемирный кризис.
И не только в нашей стране, а по всей планете стали случаться вот эти всем известные случаи.
Правда, я слышала, что перед этим ещё и земная ось сдвинулась с места, но я всеми силами старалась в это не верить.
Каждое утро я начинала с того, что с волнением открывала компьютер, чтобы узнать в Интернете мировые новости.
Не могу сказать, что я не обращалась к алмазу мысленно с порицаниями или с вопросами, почему именно так всё происходит, а не иначе. И не могу сказать, что он мне совсем уж не отвечал никогда.
Иногда я явно получала ответ. И порой престранными способами. То во сне что-то увижу. То наяву кто-то рядом вдруг скажет. А то и просто закрою глаза и смотрю, смотрю…
Но не всегда это было. Так что о причине многих явлений мне приходилось только догадываться. Либо и вовсе мириться с непониманием.
За это время в моей жизни, да и во мне самой многое изменилось. Я переехала в Питер, и моя жизнь потекла совсем по другому руслу.
Но спустя пару лет я всё же вернулась в тот далёкий сибирский город. Хоть на недельку. Хоть на чуть-чуть. Ну просто чтобы друзей повидать.
Для приезда я выбрала самое красивое время в Сибири — жёлтую осень.
Остановилась у Лены с Сергеем. Каждый день рано утром уезжала за город и там бродила по любимым местам.
Город я почти и не видела. Да и смотреть, честно говоря, мне его не хотелось. Слишком грустные воспоминания он вызывал. И к тому же всегда был заполнен огромными пробками и чудовищным смогом. Уж чего-чего, а этого мне и в Питере хватало с избытком.
А вот главное дело я оставила напоследок. С этим делом я всё откладывала и откладывала.
Но когда, наконец, уже некуда стало откладывать, я поехала.
Поскольку теперь мне пришлось ехать на общественном транспорте, то добралась я до водохранилища почти что к обеду. На конечной остановке я вышла из автобуса совершенно одна.
Знакомое место выглядело иначе, чем в тот раз. Дул сильный ветер, и листья здесь облетали гораздо быстрей, чем в горах. Но знакомые сосны по-прежнему великолепно шумели. Палаток, конечно же, уже не было, костров — тоже. Ни души.
Мусора тоже не было видно. «Видимо, как-то организовали уборку», — подумала я; у дороги стояли переполненные контейнеры.
Тут подъехал огромный джип, и двое здоровенных мужчин стали из него вытаскивать кайты.
— Девушка! — окликнул меня один из них.
Я оглянулась. Он был лет пятидесяти, с совершенно седым ёжиком на голове и круглым животиком.
— Неужели в такой ветер вы собрались купаться? — улыбался мне он.
— Нет, я так поброжу, — ответила я.
— Ну, когда набродитесь, приходите сюда, с нами кофе попьёте. Ведь замёрзнете.
— А вы неужели в такую погоду полезете в воду? — спросила я.
— А то! — ответил старший.
До нужного мне залива я дошла, по-моему, быстро.
Когда я встала на берегу в том самом месте, откуда швыряла в воду свой камень, ветер вдруг стих и рябь на воде исчезла. Поверхность стала совершенно зеркальная, и в ней отразились рыжий откос и лес на другом берегу залива.
