Тимур Темников - Катешизис
Я молчал и сидел в кресле, пока супруга гремела посудой на кухне. Сын возился в другой комнате с компьютером. Телевизор изливал потоки ненужной информации в атмосферу. Я думал о том, что означает имя Каин. Чёртов Каин. Ублюдок, который меня сегодня чуть не заставил обоссаться. Помнится, в одной из историй человечества он уже натворил каких-то бед. Я плевать хотел на Бога и на религию, не был набожным, не увлекался всякой ахинеей, которую пишут в известных изданиях, тем не менее, откуда-то из памяти, всплыло «Приобрела я человека от Господа». Это про Каина говорила его мамаша. Первая женщина на земле. Что он там говорил про лотерею, про бонус и про выигрыш? Когда он появится в следующий раз, я вырву ему глаза! Бонус хренов! Меня кто ни будь, спросил, хочу ли я что обрести?!
Ужин был удачным, как обычно. Ленка готовила не просто вкусно, а поэтично вкусно, с душой отдаваясь процессу. Вечером мы обнялись в кровати и уснули. Секс в семье был делом прошлым, и если случались подобные эксцессы, то неизменно после принятого алкоголя и только по пятницам, что было крайне редко. Не в смысле пятниц, а в смысле сочетания того и другого.
Вместо будильника включился диск с Limewax, жёсткий такой D&B. Я просыпался под трек Satanina – хорошее начало дня. Наши с женой музыкальные вкусы разнились, но супруга не противилась – ей было всё равно, под какую музыку я встаю.
На улице движения были рассчитаны рефлекторно и выполнялись по минутам. Каждый раз, входя в метро, я бросал взгляд на часы, висевшие над окошком кассы, которые неизменно показывали 6:30. Мне так въелось в голову это грёбаное сочетание цифр на циферблате, оно было до такой степени неразделимо с моим «Я», что не удивлюсь, если в это время родился, и сдохну во столько же.
Сидячих мест уже не было. Надеяться на них было глупо. Спасибо, что хватало стоячих и все не переплелись, как клубок змей во время брачного сезона. Так, стоя и держась за никелированный металлический поручень вагона, я проводил час утром и час вечером. Закрывая глаза и вновь погружаясь в водоём имени себя самого. Иногда вода была мутной и грязной, иногда прозрачной. Мне больше нравилась грязная, в ней было больше настоящего.
Сегодня утром мне приснился сон: куча щенят, маленькие, скулящие и брошенные. Чей-то голос мне сказал, что если таких собак бросают, оставляют одних, то они обязательно погибают, выгрызая себе вены. И эти тоже должны были умереть.
Проснувшись, я долго переваривал увиденное, и сейчас, под стук колёс, я вновь возвратился к нелепости сновидения. Собак терпеть не могу. Нет продажнее животных. Но, от этого, сновидение не казалось мне менее абсурдным и жестоким. Я не был суеверен и не считал его плохим предзнаменованием, но с другой стороны, не могла же такая чушь привидеться просто так. Просто так, можно видеть привычные картины жизни, невероятность просто так в сновидение не вторгается.
Время от времени я приоткрывал глаза и бросал взгляд на лица попутчиков, наверное, рефлекторно стараясь, всё держать под контролем. И тут мне кольнуло в темечко. Где-то это лицо я видел да не просто видел, с этим лицом мы были знакомы очень близко и очень давно! Образ надрывно вырывался из памяти, обретая конкретные черты.
Наташа. Я вернулся в свои восемнадцать лет и alma mater. Мы же тогда жить друг без друга не могли! И в университетской общаге, правдами и неправдами добились одной на двоих комнаты, хотя и не были официально бракосочетаны. Прожили недолго, но бурно. И сейчас, через четырнадцать лет, увидеть её снова…
Блядский Каин! Или я нахрен сошёл с ума окончательно!…
Пока я матерился стечению обстоятельств, он вышла на ближайшей станции. Барахтающийся внутри меня щенок, заскулил и с силой забил лапами по воде.
— Ну чего тебе, отродье, - обратился я к нему, - ты действительно хотел, чтобы я остановил её?
— Конечно, разве ты не понимаешь?!
— Понимаю, - ответил я ему.
— Ничего ты не понимаешь! Для того чтобы ехать нужно хотя бы повернуть ключ зажигания. А ты считаешь, что достаточно подумать, и всё само собой сдвинется с места.
— Боже мой, какая метафора, какой полёт мысли? – язвил я в ответ.
— Заметь - твой, - огрызнулся он и замолчал надолго.
Я злился, понимая, что злюсь на себя. «Может, ещё встретимся», пронеслось утешением в моей голове. Хотя зачем?
Весь день я думал о Наташе. Вспоминал студенческое время.
Общага, в которую нас тогда поселили, вмещала реки вина, пропахла насквозь каннабисом, и пропиталась густым сексом. Она стонала, подражая мужским и женским голосам. Разрывалась в тысячах оргазмах за ночь. Изливалась потоками Love & Pease.
Студенческие вечеринки, как везде и всегда, сопровождались бурным весельем. Хорошо выпив, мы с товарищем поднялись на этаж выше. В холле была тьма народу, гам голосов. Под потолком густой пеленой сизый табачный и не совсем табачный дым. Мы, подгоняемые тестостероном и предвкушая весёленькую оргию, подсели к трём грациям и затребовали знакомства. Причём приблизительно так, как это делал известный поручик в известных анекдотах. Порочная тактика не вызывала у целомудренных девушек энтузиазма. Они продолжали курить коноплю, похихикивать и щебетать о своём, словно нас рядом и не было.
Тогда я обратился к ней: голубоглазой, светло-русой с красивым, отрешённым лицом, не присутствующей в разговоре с подругами, а просто молча покуривающей свой косячок. Что сказал – не помню, но точно знаю - что-то очень теплое, совершенно отличное прежней моей болтовне.
— Тэни Мугиро, - услышал я в ответ. Подумал - был ужасно нетрезв - что она произнесла имя какого–то японского писателя. Потом, я узнал, что это была, всего лишь, неправильно услышанная мной фраза: «Ты не мой герой».
— М-м, - со знанием дела промычал я тогда, вам нравится японская проза? Тэни Мугиро?
Она посмотрела на меня как на идиота, встала и, не прощаясь с подругами, пошла к себе в комнату. На месте не сиделось. Её феромоны, витающие в воздухе и густо откладывающиеся на подкорковых структурах моего головного мозга, не давали покоя. Краем уха я слушал, как мой товарищ убалтывал оставшихся девиц на весёлый вечер. Они отказались, сославшись на то, что идут в театр. Ведь соврали, они пошли в ближайший клуб, наглотались экстази и протрясли молочными железами всю ночь. Светло-русая, любившая японскую прозу, с ними не пошла, это я выяснил, ещё не докурив третьей сигареты.
Никому ничего, не сказав, я спустился вниз, в свою комнату. Товарища Лёшку оставил искать приключений самостоятельно. Достал из чемодана припрятанные деньги и пулей рванул в ближайший магазин за шампанским. За пошлым, потерявшим в последние десятилетия своё благородство, шипучим вином. Я купил бутылку и тайком, чтобы никто не разрушил моих планов, подошёл к комнате на женском этаже, куда, как мне показалось, ушла накуренная незнакомка со строгим лицом.
Сердце бешено колотилось, хмель кружил голову, не пьянил, а скорее напрягал каждую клеточку. Я постучал в дверь. Открыла она. Открыла и тут же попыталась захлопнуть дверь. Придержав дверь рукой, я, с взглядом полным покорности, предъявил бутылку шампанского.
— Я пью «Мартини», - услышал я в ответ и почувствовал, что сдерживать дверь становится труднее.
— Девушка, девушка, - взмолился я, - ну хотите, я принесу «Мартини» (сам в уме подсчитал, что денег на пару тройку бутылок должно было хватить). – Впустите. Где же ваше человеколюбие? - подмигивал я.
— Я не хочу с вами, - потом, подумав, - с тобой разговаривать! Отпусти двери! Ты пьян!
— Хорошо, - ответил я, - Хорошо, если ты считаешь, что лучше быть обдолбанным то, отпущу, но только вот нос…
— Что нос?
Я сунул нос между косяком и дверью со стороны петель.
— Если ты закроешь, я останусь без носа.
— Хорошо, - ответила она.
Мне пришлось сдержать обещание, я убрал руки от двери, а нос оставил на раздробление. Молясь богу Джа, я в какой-то момент понял, что он мне не поможет. Глубоко вдохнув животом, я попрощался с частью лица.
Дверь резко открылась, уже было достигнув точки невозврещения. Она хохотала, держась за живот. За обнажённый живот, который так хотелось расцеловать. Залезть языком в аккуратный пупок, спуститься ниже, отодвинув подбородком трусики и забраться в святая святых, пахнущую желанием.
— Ну, с такими ненормальными мне не приходилось иметь дел. Проходи.
Мы сели за стол. Выстрелило шампанское и, пенясь, заполнило стеклянные стаканы.
— Ты хотела сказать - придурком?
— Ну, типа того.
— За нашу любовь, - поднял я стакан, - за наш бурный секс, за совместную долгую жизнь и за наших детей, которых ты мне нарожаешь целых… - я подумал, - одного!
В ту же ночь мы спали в комнате этажом ниже, в которой жили я и мой товарищ. Его в это время не было, он где-то бродил в поисках любви. Конечно, вернулся, когда мы вспотевшие трахали друг друга с такой остервенелостью, будто копили в себе желание всю прошедшую жизнь. И, разумеется, мой товарищ Алексей, как последний поц, разорвал, истоптал, изувечил такой важный момент грохотом кулаков в дверь. Естественно в три часа ночи, да ещё в таком интересном положении, ему никто не открыл. Он матерно выругался на то, что я унёс ключ и потопал этажом выше. Поднявшись через два лестничных пролёта, как мне потом рассказывали, он разразился криком: «Эдик, сучий потрох, отдай ключи, гад! Я спать хочу», последнюю фразу он произносил так жалобно, что некоторые уже решили приютить, было, у себя измученного товарища, но потом по известным только им причинам, одумались.