Эрик Нёхофф - История Фрэнка
Похожий сценарий — и в апреле 1976 года. Фрэнка сфотографировали за кулисами театра «Вестчестер Премьер» в компании с Карло Гамбино, Полом Кастеллано, Джимми Фратиано и подобными им личностями. Заведение, финансировавшееся грязными деньгами, терпело убытки. Фрэнк прибыл на выручку. Себя не переделаешь.
Маленький человечек, он обожал Багси Сигеля, лас-вегасского набоба. Он имел свою долю в казино «Пески» (два процента, которые быстро выросли до девяти: неплохой пакет. Плюс наличные, которые пачками обменивались в кулуарах за блестящими дверями и сваливались в кучу на кроватях.) Здесь он познакомил Джона Кеннеди с Джудит Кэмпбелл, любовницей Джанканы. Это была большая ошибка, Джек, — делить девушку с подобным типом. Прослушивающие устройства ФБР заработали на полную катушку. О делишках Джанканы — с его фетровой шляпой, черными очками, гаванскими сигарами, розовыми «кадиллаками» и туфлями из крокодиловой кожи — ни у кого и не возникало сомнений. Чтобы представить себе его уровень, достаточно сказать, что он был преемником Аль Капоне в Чикаго. На мизинце носил розовый сапфир, подаренный Синатрой. Кроме того, совершенно не случайно Фрэнк заканчивал большинство своих выступлений песней «Чикаго — вот город по мне». Друзьям так или иначе пришлось записать ее. И конечно же, в Чикаго он не получал ни одного доллара гонорара. Ебаный Город Ветров.
Синатра не был сумасшедшим — он никогда не употреблял слово «мафия». Он говорил «парни» или «синдикат». Когда он предстал перед Большим Жюри, для защиты он нанял Сидни Коршака, адвоката отцов мафии. Клянусь, Ваша Честь.
В целом, он избегал грязной работы. Не ему приходилось пачкать руки. Для этого существовали особые люди. Одного движения бровей было достаточно, чтобы все волшебным образом улаживалось. Угрозы, запугивания, взятки. Амбалы в темных костюмах и галстуках стучали в дверь, и ваша жизнь вдруг начинала течь в другом направлении. Здравствуйте, мы пришли от господина Синатры. Но не всегда они так представлялись. Иногда то была смесь хитрости и грубости. Тогда имя Синатры, конечно же, не произносилось. Не было необходимости. Да, да, я согласен. Именно так, очень хорошо. И проблема решена. К этому больше не возвращались. Фрэнк был доволен. Это проходило всякий раз. Маленький мерзавец умел навести ужас.
Иногда случались осечки. В 1966 году в клубе «Поло Лаундж» он телефоном пробил череп одному клиенту. В тот вечер Дин Мартин праздновал свой день рождения. Фрэнк отвечал за развлекательную часть. Пострадавший забрал свою жалобу как по мановению волшебной палочки. Что ж, посмотрим.
Так должно быть всегда во всем мире. Есть песни, которые раз услышишь — и уже знаешь, что будешь их слушать всю жизнь. Иголка медленно ставится на виниловый диск, и чувства переполняют вас до самого горла. Музыка становится паролем для целого поколения. Своего рода сейсмограф биения наших сердец. Каждая песня напоминает, какими мы были, где и с кем. Это не может обмануть. Если однажды мои дети захотят узнать, каким был их отец, что его трогало или волновало, под что он танцевал в их возрасте, им достаточно будет вставить в проигрыватель компакт-диск с записями моих любимых мелодий. Песни имеют обыкновение рассказывать чужие истории, но они заменяют фразы, которые мы сами никогда бы не осмелились сказать тем, кого любим. Эта биография в словах и музыке стоит всех прочих. В ней будут только хиты (да, там будут «Хорошие вибрации», «Лихорадка субботнего вечера», «Я не влюблен», «Им интересно»). Много «Роллинг Стоунз» и музыки из фильмов («Таксист», «Какими мы были», «Кабаре», «Жюль и Джим», «Лифт на эшафот», «Освобождение», «Поём под дождем», «Пэт Гарретт и Билли-Кид», «Нью-Йорк, Нью-Йорк»). Французы: «Добрая Франция» Шарля Трене, «Просьба похоронить меня на пляже в Сете» Жоржа Брассенса, «Страдать из-за тебя» и «Земля Франции» Жюльена Клерка. Редкие вещи типа «Каникулы, я забываю все» или «33 оборота» Бижу. Удачи, запрятанные в тайниках времени: «Никакого молока сегодня», «Ха-ха, сказал клоун» Джона Ли Хукера. «Кровати горят» «Миднайт Ойл». «Болтает Джек» Дэйва Стюарта — дань уважения Джеку Николсону, и «Ты так тщеславен» Карли Саймон, в которой Джека Николсона разгромили по всем позициям. «Давай, Эйлин» «Дексиз Миднайт Раннерз». Патти Смит, конечно же. «Сцены в итальянском ресторане» Билли Джоэла. Выборка из «Пинк Флойд», «Стили Дэн» и «Супертрэмп». Серж Генсбур с его «Роком вокруг бункера» и «Я пришел сказать, что ухожу». «Повесьте трубку, вы ошиблись» Джейн Биркин. «Личное послание» и «Дачная жизнь» Франсуаз Арди. Лучшие вещи Жака Дютронка. Лючио Баттисти, у которого есть сингл, на обложке которого он бежит по какому-то болоту. «Сумасшедшая вода» Элтона Джона. Первый альбом Таниты Тикарам. «Лайла» «Дерека энд Доминос». «Эспаньол» Ната Кинга Коула, поскольку у меня тоже появились пристрастия возраста. Несколько классических вещей: начало «Седьмой симфонии» Бетховена, отрывок из Малера, который можно услышать в «Убийцах медовой луны», «Gnossiennes» Эрика Сати. Выбор в значительной степени падет на Синатру. Нужно предусмотреть место. Речь идет не о сборнике, а об управляемом путешествии по карьере Фрэнки. Тогда я скажу своим сыновьям: «Берите все без исключения. Смелее, ребята».
Нужно было ждать. В юности он был очень худым — просто адамово яблоко на проволочке. Располагаясь позади, оркестр Гарри Джеймса пожирал все пространство. Узел бабочки душил его. Он носил клетчатые пиджаки с надставленными плечами, широкие брюки, в которых еще больше походил на скелет, огромные костюмы с широкими лацканами, начищенные до блеска полуботинки. В том, что касается внешнего вида, он уже был вполне готов. На сцене он чувствовал себя так вольготно, что это было почти нечестно. Он всегда делал сухое быстрое движение — щелкал пальцами. Бесконечно вертелся, стараясь найти верный тон, ноту, что наиболее точно выражала бы страдания ушедшей любви. Цель одна: разбить вам сердце. Сказать, что он едва не поменял имя на Фрэнки Трента, а Гарри Джеймс хотел назвать его Фрэнки Атлас. И что потом?
Его имя появилось на афишах, оно становилось все крупнее и крупнее. В зале «девочки в гольфах» — на грани истерики. Он был на седьмом небе. Его цель — поставить мир на колени. И он добился своего. Схватил удачу за горло. И больше ее не отпустит. Послушайте крики этих дамочек. Посмотрите, как пресмыкаются перед ним за кулисами. Возбужденные девчонки осаждали его дом в Хэсбрук-Хайтс, оставляя следы помады на стенах. Зимой фанатки хранили в морозильниках следы его ботинок на снегу. Круглый год собирали пепел его сигарет, подбирали с пола в парикмахерской пряди его волос. Каждую неделю из почтового ящика вываливалось пять тысяч пламенных писем. В 1944 году Рузвельт сказал ему: «Знаете, мне казалось, что женщины потеряли способность падать в обморок: я счастлив, что вы вернули им вкус к этому». Разве это не победа? Фабрика грез начала набирать обороты.
Он наблюдал за Бингом Кросби, изучал его фильмы буквально с лупой в руках. Это не сложно, достаточно лишь подражать ему — остальное приходило само, как награда. И Перри Комо так начинал. И Дин Мартин. Все начинали так. Ученик Синатра так хорошо усваивал уроки, что быстро превзошел своего учителя. Вместе они сыграли в фильме «Высшее общество» с Грейс Келли. Восхищенный вздох Бинга Кросби: «Подобный талант можно встретить только раз в жизни. И нужно же было ему свалиться прямо на меня?»
Синатра стал новой религией Америки. Он дал клятву стать величайшим певцом в мире. Когда он выходил на сцену, от него исходило нечто сакральное. Он создал свой стиль. Его губы источали чудеса и ласки, слезы и колдовские чары, обманы и признания. Неуловимые вибрации, бесконечные мурашки по коже, прикосновения тайны, акценты ностальгии. Тембр голоса — невозможно было найти ничего совершеннее. Эта экспрессия, эта жадная страсть. С вами говорил типичный американский продукт. Хобокен, Лас-Вегас, Голливуд. Мафия, Белый дом и «Репрайз Рекордс». Ему хотелось, чтобы вы не просто слушали песню, — он как бы сажал вас за лучший стол, подавал лучший коктейль, знакомил с лучшей девушкой. Вот, какими были песни Синатры; такие образы дает иногда народное искусство, они похожи на разновидность любви. При этом Синатра был не просто совокупностью своих песен и побед, а чем-то гораздо больше. Его имя и вся его жизнь больше не принадлежали ему. В истории Синатры появилась грусть. Конечно же, его обожали. Он был ангелом нежности. Но еще о нем говорили: «сомнительный», «подозрительный», «печально известный», «спорный», «неясный». В его голосе звучала магия, благородство, чистота. А за этим скрывались насилие, шантаж, предательство, лжесвидетельство, коррупция. Настоящий сукин сын. Никогда и никому он не позволял увидеть в себе человека потерянного и уязвимого, каким, по всей видимости, и был. Вы не представляете, что значит быть постоянно на виду: это ад. В первой половине ХХ века в Соединенных Штатах он владел разными способами продавать себя. Просто лучше других умел выкручиваться — вот и все. Песня не имеет ничего общего с порядочностью. Кто-то может возразить против этого?
