Михаил Барановский - Последний еврей
– Иди, открывай невесте! – ехидно командует Рахиль Иосифовна.
– Здравствуйте, я Анна, а вы…
– Я… я… еврей, – с перепугу невпопад брякает Илья.
– Это заметно.
– Это моя мама – Рахиль Иосифовна.
– Очень приятно.
– Проходите, не стесняйтесь, – делает улыбку Рахиль Иосифовна. – Сейчас я за чайником и мухой обратно, – говорит она, застывая при этом на месте.
– Мама!
– А?
– Ты муха или соляной столб?
– Уже лечу.
Некоторое время Анна и Илья стоят напротив друг друга в некоторой нерешительности, как два неопытных гладиатора.
– Проходите, садитесь. Будем пить чай, – снимает напряжение появившаяся из кухни Рахиль Иосифовна.
– Спасибо.
– Я слышала, у вас мама в Германии, – завязывает разговор мама Ильи.
– Да, два года назад она вышла замуж и уехала.
– Простите, она фиктивно вышла?
– Нет.
– Она вышла за немца? – не отступает Рахиль Иосифовна.
– Ага, – встревает Илья, – чтобы отомстить за дедушку, погибшего в сорок третьем.
– Илья, как тебе не стыдно!
– Да ничего. Нет, за еврея.
Тут звонит телефон. Рахиль Иосифовна берет трубку.
– Пашенька, шолом-шолом! Беседэр! Все! Даю тебе его, даю. Илюша! Иди! Быстро! Израиль! Паша!
Пока Илья беседует с Пашей, Рахиль Иосифовна глушит его, как коммунисты Би-Би-Си.
– Да, все уезжают, – говорит она. – У нас тоже почти все родственники уехали, кто в Израиль, кто в Америку, кто в Германию. А молодежь тем более. У Илюши все друзья разлетелись по свету. И Павлик, и Маша… Вот, как раз Павлик звонит из Израиля. – Рахиль Иосифовна поворачивается к сыну: – Что, вы уже поговорили? Ну, и что Паша?
– Открыл свой бизнес.
– Да? И что он делает?
– Разбивает газоны. Говорит, что если кому-то из наших знакомых надо будет разбить газон, так чтобы мы имели его в виду.
– Господи! Здесь уже давным-давно разбили все, что можно было разбить, – сокрушается Рахиль Иосифовна. – Так вот, Анечка, они учились с Пашей и Машей в университете, на журналистике, а потом Маша устроилась на телевидение в программу «День Дона». А Паша, он из Киева, только приехал в Ростов к Илюше, и они пошли к Маше на работу. Илюша, ты помнишь эту хохму?
– Мама, кому это интересно?
– Всем, – голосом, не терпящим возражений, заявляет Рахиль Иосифовна. – Так вот, они пришли на телевидение с Пашей, но их туда не пустили к Маше, сказали: «Она на дне Дона». Паша испугался. А когда Маша появилась, Паша сказал: «Слушай, ты сухая, а я думал – будешь мокрая и в водорослях…» Маша тоже уехала, в Америку.
– Работает сейчас где-нибудь на «Дне Амазонки» или «Дне Миссисипи»? – пытается шутить Анна.
– Это вряд ли, – говорит Илья. – Как было написано на парте в одной из аудиторий: «Женщина-журналист – не журналист. Мужчина-филолог – не мужчина».
– А я училась на мехмате. У нас на парте было написано: «Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына – студента мехмата». Но дело не в этом, – плавно переходит Анна. – Я хочу сделать вам коммерческое предложение. Насколько я понимаю, вы знаете, о чем идет речь. Я хочу заключить с вами, Илья, фиктивный брак. Но прежде меня интересует: действительно ли вы хотите уехать в Германию и как быстро вы готовы заняться оформлением документов?
– Мама, что ты думаешь?
– Что я могу думать? Тебе жениться, ты и решай.
– Есть один существенный момент, – говорит Анна, – если нам удастся обо всем договориться: формально мы сможем развестись не раньше, чем через три года после приезда в Германию.
– Да? – удивляется Рахиль Иосифовна. – В России ты смог развестись за три месяца.
– Как вы понимаете, я ни на чем не настаиваю, – говорит Анна. – Давайте рассматривать сегодняшнюю встречу как знакомство. Давайте подумаем и где-то к концу недели что-нибудь решим и созвонимся.
– Да, правильно, – соглашается Илья. – Так и надо сделать. А то женишься так, впопыхах, а потом три года: от гудка до гудка…
– Вот моя визитка, на обороте – домашний телефон. Ваш номер у меня есть. – Анна встает из-за стола. – Спасибо за чай. Приятно было познакомиться.
– Конечно, надо все хорошенько взвесить. У нас есть только два варианта: уехать или остаться, и оба они плохие, – итожит Рахиль Иосифовна, провожая Анну.
– Значит, приходится выбирать из двух зол, – бесстрастно произносит уже в дверях Анна.
– Знать бы, какое из них меньшее. Вы не знаете? – риторически вопрошает Рахиль Иосифовна.
– Увы.
– Увы… – рассеянно повторяет за Анной Илья. – В смысле – до свидания. Кстати, вам не нужно разбить газон?
– Нет, спасибо, не думаю.
– Ну, на нет и суда нет. Наше дело спросить – ваше дело отказаться. Будьте здоровы! – на одном дыхании выпаливает Илья.
Закрыв за Анной дверь, он зачем-то смотрит в глазок.
– Ушла, – констатирует он. – А что, она мне понравилась. А тебе?
– Я просто в восторге, – прибегает к гротеску Рахиль Иосифовна.
– Ну, тебе не угодишь.
– Во-первых, она русская, – зажимает палец Рахиль Иосифовна.
– Мама, какая разница?
– Ты посмотри, она же выше тебя на голову, – зажат второй палец.
– Ты же сама говоришь, что человеку чаще приходится завязывать шнурки на ботинках, чем срывать с пальмы бананы, – вовлекается в дискуссию Илья.
– Если она нужна тебе для того, чтобы срывать бананы, то, наверное, это то, что нужно.
– Мама, в Германии не растут бананы.
– Вот именно! – Рахиль Иосифовна демонстративно зажимает третий палец.
– Ты что, не понимаешь? Это фиктивный брак. Мы без нее никогда и никуда не уедем.
– Вы ведь три года не сможете развестись. А мне нужны внуки. Мне надо дожить. И вообще, ехать в Германию со своей женой – все равно, что в Тулу со своим самоваром – это пять, – Рахиль Иосифовна поднимает над головой крепко сжатый кулак.
– Можно подумать, все немецкие самовары только меня и дожидаются.
– Не немецкие, а еврейские. Помоги мне убрать со стола. Хорошо, пусть не все… Не знаю, Илюшенька, твой дед пал смертью храбрых в сорок первом, под Вязьмой. Трое братьев моей бабушки были заживо сожжены фашистами на Украине. Миллионы евреев погибли в гетто и концлагерях. Теперь мы просимся к ним на ПМЖ.
– А что делать?
– Целоваться ты с ней сможешь только лежа. Стоя не дотянешься – это семь.
– Я не собираюсь с ней целоваться. Ни лежа, ни стоя.
– Посмотрим, что ты мне скажешь через три года. Если я доживу. Впрочем, я все равно услышу.
* * *В квартире Анны за накрытым столом сидят Нина, Сурен и хозяйка. Все смеются.
– Редкое сочетание: еврей – алкоголик, – говорит Нина.
– Совсем, наверное, обрусевший. Может, тебе объявление дать в газету?
– Интересно, как оно должно звучать? – спрашивает Анна. – «Выйду замуж за еврея для совместного выезда в Германию. Вознаграждение гарантируется»?
– Нет. Лучше так: «Евреи! Хотите заработать?» и номер телефона. Или «Евреи! Я пришла дать вам волю!» и номер телефона.
– А может, – входит в азарт Анна, – «Русская, без антисемитских привычек поможет порядочному еврею выехать в Германию». И номер телефона.
– Ничего этого писать не надо, – сказал как отрезал Сурен. – Оставьте только номер телефона – одни евреи и будут звонить.
– Суренчик, ты гений! – Нина в восторге.
– Я больше, чем гений. Я – армянин. Я бы вообще никаких объявлений не давал. Я бы поехал в Москву, в немецкое посольство и дал взятку кому надо, чтобы они меня как еврея записали и отправили в Германию.
– Они тебя не в Германию, а на Колыму отправят, – говорит Нина. – Причем как еврея. Что русскому здорово, то немцу – смерть, Суренчик. Немцы взяток не берут.
– Кто сказал?
– Все говорят.
– Ай, у тебя совсем семечек в арбузе нет, да? Ну, ты скажи: ты бы взятку взяла?
– Ох, я бы взяла, но мне не дают, – горько вздыхает Нина.
– Вот и немцы так рассуждают. Взятки все берут. А если кто не берет, значит, мало дают.
– Я бы и мало взяла, – жалуется Нина.
– Это потому, что ты беспринципная, а немцы – принципиальные. А принципиальность дорого стоит.
– Философ! – поощрительно замечает Нина. – Давайте выпьем за философию.
В этот момент раздается телефонный звонок. Анна берет трубку:
– Да. Мамочка, здравствуй!.. Все хорошо… Да. Как ты?.. Я вроде бы жениха себе нашла… Нет, не стопроцентный. Нет, еврей – стопроцентный, даже больше, а жених не стопроцентный. Так, пятьдесят на пятьдесят. Но выбор не большой… Видимо, спрос превышает предложение… Я не знаю, куда они подевались – уехали все… Что значит раньше было много? Оно мне раньше надо было? А сейчас, похоже, вообще один остался… и тот алкоголик… Ладно-ладно. Все, целую. Я тебе скоро позвоню. Пока!
* * *Илья перед зеркалом завязывает галстук. Рахиль Иосифовна выглядит нарядно, она стоит за его спиной и с гордостью смотрит на сына в зеркало.
– Что-то часто я стал в последнее время надевать галстук, – замечает Илья. – Тебе не кажется? Как ты думаешь, она будет в фате?