Борис Тропин - Заносы
– Гена историк. Боря гегемон, – представил нас Юра друг другу.
Гена историк тут же отпустил интеллигентную шутку в адрес рабочего класса – «движущей силы революции». Оказывается, он в своих трудах доказывает, что рабочий класс – вовсе не гегемон и движущая сила, и уж тем более не мог быть таковым в России 1917 года. Мысль по тем временам крамольная, а потому заслуживающая внимания, и мне следовало бы как-то ответить, подискутировать, защищая братьев по классу… А никак! Смотрю я на эту его беретку и не могу отделаться от мысли, что она моя! Ну точь-в-точь такая у меня была – словно той же коровой жеваная, трудно определимого цвета и формы. Всякий раз, когда я ее надевал, жена морщилась – тогда я еще женатым был – и спрашивала с брезгливой гримасой: «На какой помойке ты ее отыскал?» Вещь, конечно, не парадная, но необходимая и очень удобная. И однажды я ее не обнаружил на месте.
– Где беретка? – спросил.
– Где ты ее нашел, туда и отнесла!
И вот нашлась пропажа! Один к одному!
Глядя на Гену и проникаясь к нему почти родственными чувствами, я, вместо того чтобы защищать братьев по классу от нападок гнилой интеллигенции, невольно улыбаюсь: рукописи не горят, беретки – символ творчества – бесследно не пропадают.
Но дальше началось странное.
– Тебе «Мастер и Маргарита» не нужна? – вдруг ни с того ни с сего спросил Гена. – Состояние хорошее. Не дорого.
Я опешил. Как может интеллигентный человек, да еще и в такой беретке продавать такую книгу?! Если только он занимается книготорговлей.
– У тебя их несколько, что ли? – спросил удивленно.
– Почему?! – тоже удивился Гена. – Одна. Это моя книга.
Ничего не понимаю!
– Бери! – сказал Юра. – И не думай! На черном рынке она восемьдесят стоит, а Гена тебе ее за шестьдесят отдаст. Я б и сам взял, да денег сейчас нет.
Конечно, я взял эту книгу. И она действительно была в хорошем состоянии. Но…
– Почему он ее продал?! – я не мог успокоиться.
– Да он там много чего распродает, – безразлично бросил Юра.
– Почему?
– Разводится.
– Разве это повод, чтобы остаться без лучших книг?! Их и так почти не осталось! А вдруг вообще запретят!
Это «почему» мне долго не давало покоя, но увидеться с Геной не удавалось.
– Как он там, закончил свой исторический труд? – спросил я как-то Юру.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Мы сейчас не встречаемся.
А через полгода Гена прислал письмо из Парижа.
Так благодаря Юре у меня появилась замечательная книга и первый и пока единственный знакомый за границей. Одновременно я понял, почему люди, которые заново пишут историю СССР, а то и просто стихи, рассказы и повести, вдруг начинают распродавать даже самые необходимые вещи.
Есть в этом и другая сторона – беретка «моя» по Парижу гуляет! Кто бы мог подумать?! Жеваная, страшная, простая советская беретка! И в самом Париже!
Леша викинг
С Лешей Юра познакомил меня по пути на полуофициальную лекцию. Знания – сила. Поэтому мы спешили набираться их повсюду, где только можно и где нельзя. Но добывать знания было так же непросто, как и хорошее мясо. И даже еще трудней. И тоже нужны были связи, знакомства…
Выбравшись из метро на Кропоткинской, Юра уверенно повел нас улочками-переулками, рассекая часпиковые косяки вечно спешащих москвичей, а мы с Лешей в его фарватере разговорились. Он мне сразу понравился. Сотрудник какого-то НИИ, вечерами учится на курсах по социологии, большой любитель бардовской песни и непременный участник Грушинских фестивалей. Коренной москвич, живущий интересной насыщенной жизнью, которая только в столице и возможна.
Но, оказалось, несмотря на все это, его сильно заносит. Один раз даже на Камчатку. А на Кольский полуостров чуть ни каждый год. И вообще, как я понял, его в основном к северу тянет. Я тоже очень люблю путешествовать, но это не мое направление. Мне юг нравится – и море теплое, и фрукты спелые.
– Естественно, – бросил Юра, краем уха подхвативший наш разговор, – Леша у нас шведскоподданный. Тяга к северным морям у него в крови.
Я понял так, что у Леши в роду были шведы. Может, из тех, что в царские времена у нас оказались, а может, еще те варяги, что на Русь с Рюриком пришли. Я даже представил на миг Лешу в дракаре среди дружины древних викингов. И он, светловолосый, голубоглазый, с лицом, дубленным северными ветрами, вполне туда вписался.
Пока шли, Леша рассказал, как, будучи на Камчатке, он уговорил друзей пограничников побывать на Командорах, посмотреть лежбище морских котиков-братиков.
Командорские острова – это как бы продолжение цепи Алеутских, но мы их пока не продали, и они считаются нашими. И открыл их знаменитый русский путешественник Витус Беринг, который, как известно, был датчанином, а плавал на кораблях голландского флота. Так бы он и плавал, и никто бы о нем не знал. Но Петр Первый его сманил, и он стал знаменитым русским путешественником.
Леша со своими друзьями: татарином Равилем и Николаем из Рязани (оба, закончив Голицынское погранучилище, оказались в тех краях не по своей воле) – побывали на острове Беринга. И что интересно: Равиль подвернул себе ногу, Николай рассек ладонь и потерял зажигалку. Что касается самого капитана-командора Витуса Беринга, то он, как известно, там и погиб, на этом острове. А Леше хоть бы хны! «Какая же там красота! – сказал. – Дух захватывает!»
В другой раз Леша побывал на Новой Земле и прошел по следам экспедиции бесстрашного полярного исследователя Георгия Седова.
Интересно, что Георгий Седов родился и жил на Азовском море. Прекрасное место, здоровый климат, рыбы полно, черешня изумительная. Жить бы да жить! Ан нет, понесло на Крайний Север. Мечтал об открытиях, о величии Родины, а о себе вообще не думал. Там и погиб этот очарованный северным сиянием человек. Никогда мне, наверное, не понять, почему людей так Север притягивает. Холодно же! И ни за грош пропасть можно. А Леша просто влюблен в Север. Побывал на Новой Земле у могилы Георгия Седова и вернулся жив-здоров. Даже не простудился.
А недавно, оказывается, Леша вернулся с Таймыра. Это путешествие было организовано Географическим обществом и ЦК комсомола. Существовало предположение, что именно там могли отыскаться следы экспедиции Русанова. В 1912 году Владимир Александрович Русанов на судне «Геркулес» отправился в высокие широты и пропал. До сих пор никто не знает, что случилось с судном и людьми, но постепенно сложилась небезопасная традиция – идти по его следам.
На самолете ребят забросили в Хатангу. Не дай Бог вам туда попасть! Из Хатанги вертолетом – на берег озера Таймыр. Оттуда они уже где пешком, где на надувном плоту стали шастать по всему полуострову. Два месяца бродили, искали следы пропавшей экспедиции, попутно вели какие-то метеонаблюдения, снимали фильм. Спали в палатках, готовили на костре.
– Бр-р, холодрыга, наверное, – предположил я. – Да и тяжело. Такие трудности каждый день преодолевать!
– Какие трудности, – спокойно ответил Леша, – идешь себе да идешь. Ни машин, ни начальников – кайф!
– А как же комары?
– Ну, это есть. Там их полно. Человек впереди идет, а вместо четких очертаний – какая-то непонятная копошащаяся масса! Но меня они как-то особо не донимали. Да и комар там не такой зловредный, как подмосковный. Хотя меня и наши комары не очень трогают. Не знаю, почему, – пожал плечами. – Неудобство только в том, что они в нос попадают, в глаза. В рот лезут. Дышать мешают. А так ничего. Терпимо. Интересные вещи там со временем происходят.
– Как это?
– Наши биологические сутки как-то автоматически и независимо от планов и желаний растянулись до 40–42 часов. Солнце не садится – идешь себе да идешь, и постепенно режим экспедиции вошел в такую колею: 20 часов идем и около 20 – на разбивку лагеря, приготовление пищи, сон. И такой распорядок постепенно устаканился у нас на все время экспедиции. Думаю, это неспроста, и Земля раньше все-таки медленнее крутилась. А Север сейчас – это как бы заповедник замерзшего прошлого планеты. И время там другое, и мамонта можно найти, и много еще чего.
Из этого Лешиного наблюдения я впоследствии целую теорию вывел о разной структуре времени в разных частях света на протяжении истории Земли. Получилось то же самое – ускорение. С каждым веком время летит все быстрей. Как у человека, оно с годами ускоряется. У маленького время тянется медленно, у взрослого – как бы норма, а в старости время летит все быстрей и быстрей… И улетает. Это не кажется. Это так и есть. Кроме большого общего времени планеты, у которого мы все в плену, у каждого из нас свое время. Индивидуальное. И оно у всех разное. Главное – успеть в отведенный нам срок подняться на новую ступень эволюционной пирамиды. А если не поднялись – какого хрена, спрашивается, небо коптили, продукты переводили?! У нас их и так мало!
